Страница 3 из 16
Почему же сейчас я почти всё забыл? Лекарства. Догадаться было нетрудно, именно на них списывала все мои проблемы с памятью женщина-мать в своём гневно-обличительно-требовательном монологе, который никто из присутствующих не посмел прервать ни единым словом. Даже профессор, который ещё совсем недавно рассказывал мне о своих регалиях тоном человека, знающего себе цену, ни слова не сказал в своё оправдание. Он молчал и внимательно слушал, впитывая в себя информацию так, как если бы это был не простой наезд потрясённой, но очень высокопоставленной матери, а выступление его коллеги на международной конференции. Я и про международные конференции знаю!
Я закрыл глаза. Голоса стали отдаляться, зато появился наползающий на меня из темноты туман, сквозь который отчётливо раздался голос седовласого Виктора – начальника службы безопасности, рискнувшего, наконец, перебить мою мать.
– Анна Андреевна, давайте выйдем и обсудим всё в другой комнате. Олег, по-моему, притомился. Пусть отдохнёт.
– Да, Анна Андреевна, – вторил ему голос профессора, – лучше сейчас оставить Олега Петровича. Пусть поспит. Мы сделаем ему дополнительную капельницу, выведем все седативные препараты. Возможно, память восстановится.
Последние слова я больше угадал, чем услышал, погружаясь во тьму сна.
История жизни
Дни потекли один за другим. Вялость языка и сонливость прошли очень быстро. Чуть ли не на следующий день я уже соображал достаточно споро: многочасовая капельница подействовала.
У меня получалось наблюдать и анализировать всё, что я видел и слышал. Из этого я сделал вывод: что бы там со мной ни случилось, мозг в порядке. Однако моя мыслительная деятельность вертелась вокруг того, что я видел, слышал, нюхал, кушал, ощущал. И не больше. Опереться на события своей жизни, на воспоминания о себе, своей семье и знакомых мне людях я не мог. Как только я пытался вспомнить или представить то, что забыл, – ничего не получалось, тёмная стена беспамятства опять вставала перед моим сознанием.
Уже на второй день после того, как я очнулся, мне принесли семейные фотоальбомы. Женщина по имени Анна Андреевна, назвавшаяся моей мамой, часами сидела рядом со мной и рассказывала мне о каждой фотографии целые истории. Так я узнал, что мой отец Айдашев Пётр Алексеевич – тёзка великого Петра Первого, о котором я, так же как и об отце, слышал впервые. Почему? Если я забыл свою личную историю, причём здесь царь?
Пётр Алексеевич Айдашев был генералом ГРУ. Когда проходил развал Советского Союза и делёж государственной собственности, ему досталась целая отрасль по добыче одного из редкоземельных металлов, залежами которого богата наша страна. Таким образом, он стал олигархом и из ГРУшника превратился в настоящего капиталиста. Задача перед ним была поставлена следующая: когда всё рушится и государство не способно обслуживать и содержать как себя, так и свою промышленность, он, как истинный патриот и опытный разведчик, должен был не только сохранить отрасль, но и по возможности приумножить. А также не допустить, чтобы иностранцы воспользовались неразберихой и беспределом, которые творились в стране в те годы и за бесценок прибрали к своим рукам ресурсы и промышленность страны. Тем более что приватизацией занимались люди, ненавидящие всё советское. Они стремились, пусть дёшево, лишь бы быстро, государственную собственность перевести в частную, отрезая, таким образом, возможности реставрации социализма.
Многие предприятия и целые отрасли тогда стали либо целиком частными, либо с долей государственного участия. Из бывших партийных и комсомольских функционеров, государственников, КГБэшников и ГРУшников был сформирован целый класс в государстве – класс олигархов. Впрочем, к ним быстро примазались те, кто «заработал» свои миллиарды «потом и кровью», «тяжко трудясь» на ниве предпринимательства под названием спекуляции, рэкет и беспредел. Возможно, кому-то из первых постсоветских предпринимателей и, правда, повезло.
Не все олигархи сумели удержать и приумножить доверенное им добро, ведь опыта хозяйствования у них часто не было. Кто-то от роскоши и открывшихся возможностей «с катушек съехал», кто-то спился, кого-то убили, кто-то просто не справился. Более активные и удачливые предприниматели с хорошей поддержкой преступных группировок, практически правивших в стране в девяностые, и спецслужб, как наших, так и зарубежных, заменили выбывших олигархов, и теперь олигархия – это достаточно разношёрстная по своим жизненным идеалам и стремлениям верхушка общества.
В отличие от не справившихся с народным добром олигархов, Пётр Алексеевич оказался хорошим хозяйственником. Отрасль процветала, было подписано множество контрактов на совместные с зарубежными партнёрами разработки и переработку, но контрольные пакеты акций всегда оставались в руках его и государства. Хотя одним перерабатывающим заводом и парой старых приисков пришлось пожертвовать, нерентабельность капиталист себе позволить не мог. Зато оставшиеся заводы мой отец модернизировал и роботизировал, расширил спектр готовой продукции. В общем, сейчас это процветающая отрасль, хорошо поддерживающая бюджет страны, как налогами, так и целевыми вливаниями денежных масс по личной просьбе президента. Кому-кому, а ему не откажешь. Да и отказывать ни Пётр Алексеевич, ни я, то есть Олег Петрович, никогда и в мыслях не держали. Что мой отец, что я, всегда были патриотами этой великой, хотя и со странной судьбой, страны.
В 1999 году отец скоропостижно скончался от инфаркта: сказались нагрузки, стрессы и разочарование. Особенно последнее. Ему, как бывшему генералу ГРУ, воспитанному при Советском Союзе в духе патриотизма и любви к Родине, было особенно больно видеть, как страну буквально на куски пилили и растаскивали по частям, как его Великую Родину сначала расчленили, а потом почти обанкротили. Ему было стыдно за пьяницу-президента, за людей, чьи человеческие качества добросердечности, искренности и даже наивности, присущие русской нации, сменились непримиримостью, безжалостностью, жадностью и беспредельной тупостью, не видящей ничего дальше стодолларовой бумажки. Но ещё больше ему было стыдно за себя, за многих своих бывших друзей, сослуживцев, которые во всём этом беспределе участвовали. От этого он стал расслабляться по вечерам стаканом водки. Виски же и джин не пил принципиально, считая эти напитки недостойными русского офицера. Водка тоже внесла свою лепту в развитие инфаркта.
Мама моя, Анна Андреевна, была ему верной супругой и единственной любовью всей его жизни, как и положено верной подруге советского офицера. Не всегда они жили в Москве, была и заграница, и гарнизоны в советских глубинках. Вот и мы с братом родились на Дальнем Востоке. Случилось это в конце шестидесятых. На свет появились сразу два близнеца: я, то есть Олег, и Дмитрий.
С братом мы были очень дружны и почти полными копиями друг друга, чем часто пользовались, особенно когда дело касалось девушек и экзаменов. Несмотря на внешнюю схожесть, я был больше гуманитарий. Дмитрий же впоследствии стал физиком-ядерщиком, академиком Российской академии наук, автором множества книг по ядерной физике. Я же поступил в МГИМО, закончил экономический факультет, работал вместе с отцом и принял после его смерти всю его империю. И вот уже полтора десятка лет несу эту ношу.
После старых часто чёрно-белых фотографий пошли цветные. Это уже была другая история. В ней я познакомился со своей будущей женой Леной на втором курсе МГИМО. Она же тогда только поступила в институт и была на первом курсе факультета международной журналистики. Наша любовь была яркой и сильной, и ею я уже с братом не делился.
Лена из очень хорошей семьи. Она дочка одного из высокопоставленных дипломатов. Почти вся её жизнь до замужества прошла заграницей, но в институт поступила в Москве. Собиралась стать журналистом-международником, как Познер. Однако замужество поставило на её карьере крест. В девяностом мы поженились, через год родился сын Семён, через три – дочка Наталья, или Натали, как её обычно называет Лена. Жизнь к этому времени уже стала другой, семья олигарха – это совсем не семья офицера ГРУ.