Страница 7 из 28
Близился Новый год, праздник, приносящий радость и бедным, и богатым.
Во время перестройки люди мечтали о банке шпрот или сладостях. Сейчас, в начале второго тысячелетия, те, у кого были средства, пировали на славу.
Горько вздохнув оттого, что мы не могли позволить себе фрукты на праздник, я решила искать работу. Без работы проблемой было арендовать домик, где до нас жили алкаши, а до них – лошади. После завтрака из пары картофелин я ходила по редакциям ставропольских газет. Главный редактор одного из изданий, посмотрев мои статьи, сказал: «Вы пишете умные тексты. Но нам надо, чтобы граждане меньше думали, больше отдыхали и лакали пиво! Вы, пережив войну, вряд ли сможете весело шутить и прикалываться».
Здравствуй, Ставрополь! Огромная энергетическая воронка, которая все забирает и ничего не отдает.
Я вежливо попрощалась и вышла из кабинета главного редактора.
Пока спускалась по лестнице, задохнулась. Тахикардия. Охранник, узнав, что я из Чечни, попросил что-нибудь почитать. Пришлось подарить ему журнал с рассказом о войне.
Посещение мэрии города Ставрополя тоже не принесло результатов. Председатель, выслушав нашу историю, заявила:
– Вы не местные! Никто не обязан вам сочувствовать! Подумаешь, ранены они были на чеченской войне! Прочь отсюда!
С подобным отношением я столкнулась во многих местах. Министра образования мы ни разу не смогли застать на рабочем месте, а его помощник беспомощно разводил руками.
Троюродная тетушка Юлия, которую мы встретили совершенно случайно, не особенно желала родниться, но пожалела и отдала старые пододеяльники и наволочки. Мы радовались, словно дети, потому что для беженцев не было никаких пособий, никаких центров, где раздавали бы вещи. Ничего.
Каждый день мы встречали тех, кто питался из мусорных баков. Это были бездомные молодые женщины с детьми, старики, оказавшиеся на улице после того, как их квартиры забрали себе черные риэлторы. Никому не нужные люди скитались по свалкам в поисках пропитания.
Чтобы получать пособие по безработице, нужно было иметь жилье (и быть прописанным в нем) или средства на его покупку. В денежном эквиваленте помощь такому безработному была настолько мала, что ее едва хватило бы на три дня. Но даже это пособие никто из скитальцев получить не мог.
Патрулирующие город милиционеры, не стесняясь, требовали взятки, собирали дань с магазинов и ларьков. Увидев милицейскую машину, испуганные горожане старались спрятаться за заборами, резко свернуть с дороги, чтобы не попасть в лапы к служителям закона.
Я и мать, наслушавшись о пытках и побоях, делали все, чтобы не столкнуться с милицией, опасаясь ее как огня. Наше положение осложнялось тем, что у нас не было прописки в Ставрополе. Чужаки без прав и свобод – вот кем мы оказались.
Тетушка Юлия жила в трехкомнатной квартире по улице Доваторцев, в благополучном районе. Прописать нас у себя она не захотела, поэтому встречи ограничивались редкими чаепитиями по выходным. С пустыми руками в гости ходить неприлично. Собравшись проведать пожилую родственницу, мы подыскивали ей подарок на Нижнем рынке.
Несмотря на лютый мороз палатки с товарами стояли открытыми, а продавцы, укутанные в дубленки, пледы и пушные шапки, грелись у костров, разожженных внутри ржавых железных бочек. Продавцы сквернословили и отпускали скабрезные шуточки, словом, были точно такими же, как тысячу лет назад на любом из древних базаров: хитрыми, предприимчивыми и отчаянными.
Мама приказала:
– Выбери подарок!
Поскольку у меня не имелось домашнего халата, я заметила, что и у нашей дальней родственницы халат потертый и заштопанный. Купила два: один – для меня, в нем были пуговицы по всей длине – такой удобно надевать через голову, а второй, зеленый, махровый, без пуговиц, с запа́хом, – для старушки. Продавщица поздравила нас с наступающими праздниками и упаковала подарки.
На обратном пути мама непонятно отчего разозлилась. К ее тревожному поведению я привыкла с детства, но после войны все обострилось, и темные силы обрушивались на нас в виде необъяснимых приступов гнева.
В съемном домике она с порога швырнула в меня сапоги и заорала:
– Тварь! Ненавижу!
– Да что случилось? – Я попыталась ее успокоить. – Сейчас дам капли!
– Ты зачем тетушке такой подарок выбрала?
– В смысле?
– Ты думаешь, она, как падшая девица, наденет на себя запахивающийся банный халат?! – завизжала мама, продолжая бросать в меня вещи.
– Прекрати истерику! – попросила я.
Но мама не унималась. Вытащив халаты из подарочных пакетов, она топтала их ногами:
– Зачем Юлии запахивающийся халат?! Она что, в баню ходит?! Сдохни! Сдохни! Гадина!
Кошки от страха разбежались, а я вышла глотнуть свежего воздуха. Во дворик приехала машина без номеров, и в дом милиционера подозрительные личности вносили тяжелые коробки с аппаратурой.
Мама продолжала истерику и, судя по грохоту, переворачивала стулья.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как смотреть на звезды и читать стихи.
Через полчаса я вернулась в дом.
– Вот что я решила! – объявила мама. – Ты, непослушная скотина, оставишь себе запахивающийся халат, а тетушке отдашь тот, что с пуговицами!
Спорить было бесполезно.
– Иначе, – добавила она, – будешь ночью спать, а я тебе горло перережу!
– Как скажешь, мамочка, – ответила я.
Когда единственный выживший в моей семье человек отправился отдыхать, я открыла дневник и поведала ему обо всем. Кто еще захотел бы выслушать мою историю?
На Новый год, как и собирались, мы отправились к троюродной тетушке.
Старенькая, но очень бодрая женщина встретила нас радушно. Она бокалами пила красное вино и травила забавные истории, вызывая наш смех. Подарок ей понравился. Но тетушка посетовала, что халат застегивается на пуговицы, а подошел бы банный, запахивающийся вариант. Мой выразительный взгляд мама предпочла не заметить. За столом я наслаждалась апельсиновым соком и салатами, которые были в изобилии. Юлия запекла в духовке курицу, источающую аромат жгучих специй. Это напомнило нам о мире, когда люди едят досыта и имеют крышу над головой.
Воспользовавшись моментом, я попросилась искупаться в ванне. Ради праздника мне разрешили.
Но адрес своей дочери тетя Юлия не дала. Объяснила, что с бедными родственниками общаться им в тягость.
– Вы можете опозорить нас рассказами о чеченской войне, – добавила она.
Мы не стали спорить, чтобы не обижать пожилую женщину.
– Я отправила письмо в чеченский свой институт с просьбой выслать академическую справку. Без нее нельзя перевестись в Ставропольский университет. Проректор по телефону обозвал меня русской свиньей и наотрез отказался отдавать мои документы, – поделилась я.
– Вы спаслись из ада, – подытожила Юлия.
На следующий день, 1 января 2005 года, я и мама вернулись от дальней родственницы в съемную халупу. Сразу заметили, что кто-то украл купленную нами миску, и теперь бездомные собаки ели размякший хлеб прямо с газет, расстеленных на снегу.
Включив телевизор, мы узнали, что утром в соседнем городке шел бой. В новостных сводках показали трупы бородатых мужчин и женщин в платках. Насчет ребенка, который находился с родителями-террористами, комментаторы три раза соврали и три раза по-разному.
– Правду в России мы увидим, как у змеи ноги. – Мама любила еврейские поговорки.
– Да, точно, – согласилась с ней я.
Через несколько дней дорожные узелки были разобраны, мы расставили книги, и я смогла починить оконце, чтобы открывалась одна форточка. Оставалось только генеральную уборку сделать.
Когда мама отправилась к стоматологу восстанавливать зубы, выпавшие в войну от голода, я приступила к делам.