Страница 5 из 28
Предвечернее время неудержимо накатывалось вместе с гаснущим на горизонте солнечным диском.
Я попыталась остановить поток мыслей, произнести ом-м-м-м-м и внезапно вспомнила, как впервые поняла, что колдовать плохо. В четыре года я услышала легенду о ведьме. Голос матери сливался с шумом осеннего ветра в родном грозненском дворе, где стояли кирпичные многоэтажные дома в виде буквы «П». Потом мама ушла по делам, а я осталась.
Пожелтевший лист тополя притаился у моих ботинок. Схватив его, я закружилась, словно дервиш в неистовой пляске. Я кружилась с такой скоростью, что стала частью вихря и уже не могла остановиться.
«Духи света, духи тьмы, приходите мне служить! – повелела я. А затем на меня снизошла идея, за которую я до сих пор испытываю стыд. Подув на сухой листок, я приказала невидимым помощникам: – Пусть завтра весь двор будет усеян мертвыми голубями!»
Я перестала кружиться, уронила тополиный листик и как ни в чем не бывало побежала играть к подружкам.
На следующее утро наш дом сотрясся от криков соседки Марьям:
– Лена! Лена, ты посмотри, что случилось! Вай, вай! О Аллах!
Мама выбежала во двор в ночной рубашке, босиком, а за ней и остальные жильцы нашего дома.
Я никак не могла понять, отчего взрослые плачут и причитают. Встала с кроватки и вышла следом за матерью.
– Ночью был ураган! – сокрушались соседи. – Вихрь накрыл город! Упали большие деревья!
– Птицы! Птицы! – кричала тетушка Марьям. – Птицы мертвые!
– Какие птицы? – удивилась я, потому что успела позабыть о своей игре в злую волшебницу.
Мама была расстроена:
– Десятки голубей мертвы… Их тела раскидало по дорожкам, у гаражей, на клумбах…
– Это… – я осеклась от ужаса. – Это сделала я! Обещаю, что больше не буду колдовать!
– Не мели чушь! Это просто ураган, – строго сказала мама.
Она так и не поверила мне, назвав чистосердечное признание детскими фантазиями. Будь это действительно так, мне бы легче жилось на свете. Теперь, покупая хлеб и подкармливая голубей, каждый раз я пытаюсь вымолить прощение за свою неоправданную жестокость.
Тени от желтоглазых фонарей легли на дорогу, и мы проехали очередной блокпост, чтобы оказаться в Ставрополе, в частном доме, который заранее взяли в аренду на Пятачке.
Ставропольский Пятачок – это место в районе Нижнего рынка, там маклеры и зазывалы предлагают аренду и продажу жилья.
Внутри съемного дома мы ни разу не были. Внесли оплату за два месяца и получили ключ от старого амбарного замка.
– Там тепло? – спросила я хозяйку.
Хозяйка, крупная женщина лет пятидесяти, ответила скороговоркой:
– Пол бетонный. Печка есть. Не пропадете.
У нее не нашлось времени показать жилище изнутри.
Я помнила, что дом находится в районе Нижнего рынка, недалеко от магазинчиков, торгующих алкоголем, и гостиницы «Интурист». Жилье в этих местах походило на бараки для заключенных Гулага. Некоторым частным домикам стукнуло несколько веков, и наверняка в каждом из них жил домовой. Радовало, что от восьми соседних строений нас отделяла сетка, а рядом с арендованным домом росла разлапистая ель. Ее можно было украсить под Новый год.
– Скоро приедем! – радовалась мама.
– Дай Аллах! – вздохнул Асхаб.
– Оставайся ночевать, – предложила она.
– Неудобно, – смутился наш водитель.
– Я бабушка. Куда в ночь поедешь? Завтра мы тебя проводим до Буденновска.
Последняя фраза Асхаба обнадежила. Он переспросил:
– Точно проводите? Увидят, что чеченец, схватят. Родные даже труп не найдут… Война превратила многих в зверей. Здесь, на территории русских, я беззащитен.
– Приедем, макароны отварим! Есть консервы. – Мама была поглощена незатейливыми мыслями о вкусном ужине.
Небо почернело, стало тяжелым, как подошва сапога. Я размышляла над книгой, прочитанной во Вторую чеченскую: кто могущественней – человек или его тень?
Однажды я отправилась искать еду в развалины многоэтажки. Стены дома были пробиты насквозь и образовали своеобразные «коридоры» на уцелевших этажах. Осторожно, стараясь не наступить на серебристую нить растяжки, я блуждала внутри.
Вспоминала, как в двенадцать лет влюбилась в соседского мальчишку по имени Эрик. Я не могла признаться ему в чувствах и жалела, что у меня не было ни одной его фотографии… Семья Эрика сумела спастись из Грозного, а их квартиру в годы смуты захватили чеченцы. Они, странное дело, не выбросили чужие фотографии, словно хотели знать, у кого отобрали жилье.
В тот день я нашла фотографию Эрика и прикрепила ее к страницам дневника, как цветок войны, сорванный на руинах.
В разбитых домах всегда было полезное: лекарства, бинты, крупа или мука. Меня привлекали книги. Пролистывая их, я узнала, что многие жители в городе промышляли черной магией. А когда ввели шариат, каждый лицемер бил себя в грудь и кричал об истинном исламе…
Книгу по магии где-то обнаружила мама.
– Иди-ка сюда! – позвала она.
Ни тон ее голоса, ни сама книга не вызвали у меня приятных эмоций.
– Э, нет, – сказала мама, увидев, что я попятилась к двери. – Живо подошла!
Дети на Кавказе безукоризненно подчиняются взрослым. Это наша отличительная черта.
Предчувствуя, что сейчас в меня полетит домашняя утварь, я по чеченскому обычаю склонила голову.
– Я нашла заговор. Ты прочитаешь его!
– Ни за что! Это грех!
– Бог простит! Ты не можешь ослушаться мать, а то прокляну.
Надо сказать, что проклинала она меня частенько. Война сделала женщину, данную мне в матери, жесткой и властной, не принимающей отрицательные ответы.
– Идешь и читаешь! – приказала она. – Никто в жизни мне не перечил, и тебе не позволю!
Грузная, в халате и платке, мама сама походила на ведьму, про которую любила рассказывать.
Я подчинилась, как принято на Кавказе, когда старшие что-то велят младшим: выйти замуж за незнакомого человека, жениться на девушке, которую видели и одобрили только старики рода, зарезать барана или что-то еще.
Мама сунула мне книгу. Прочитав на обложке имя автора, я успокоилась: это выдумщик, желающий заработать, подумалось мне. Если произнести заговор, не случится ровным счетом ничего. Суть состояла в следующем: нужно было остаться одному; затем в полдень встать таким образом, чтобы видеть свою тень, и попросить ее об услуге.
– Прошу тебя, – сказала я тени, – устрой так, чтобы мы уехали отсюда!
Когда все было кончено, я отправилась домой, зашвырнув книжку в ближайшие кусты.
– Начитала?! – строго спросила мама, карауля меня у подъезда, где массивное бревно подпирало плиту, съехавшую со второго этажа.
– Да, – ответила я. – Но больше не буду! Книжку выбросила, потому что гадание и заговоры это – харам![2]
– Тьфу на тебя! – разозлилась мама, но не стала скандалить: все-таки я выполнила ее задание.
С тех пор прошло два года, и у нас появилась возможность уехать.
– Ставрополь! Ставрополь! – Время вернуло меня в салон «газели». Мама повеселела, несмотря на то, что впереди стояли военные и проверяли грузовые машины.
Нас пропустили достаточно быстро, и, въезжая в город, мы попали под фейерверк. Ночное небо озарилось яркими павлиньими хвостами.
– Видишь, – сказала мама, – это знак! Мы будем жить хорошо! Все наладится!
Я промолчала: меня не восхищал фейерверк, я не могла слышать хлопки и взрывы, от всего этого холодели руки и бешено стучало сердце. Так что для меня это были недобрые знаки.
Мама же, наоборот, любила пальбу.
Мы ехали по оживленным улицам чужого города, и я пыталась разглядеть лица людей, угадать, как им живется здесь, в русском мире.
Асхаб оказался опытным водителем. Он быстро отыскал наше новое жилище, и мы после долгой дороги начали перетаскивать внутрь свой нехитрый скарб.
Рассматривать дом было некогда. Все устали. Да и что увидишь при свете лампочки Ильича?
2
По-арабски – грех.