Страница 20 из 21
Между тем слухи о том, что Наполеон убивал своих раненых и больных, продолжали расти и множиться даже после его возвращения из Египта. Они распространялись как солдатами и офицерами французской армии, так и англичанами. Чтобы избавиться от этих обвинений, Наполеон велел запечатлеть свое посещение чумного барака на картине. По словам Боба Бриера, «полководец умел делать красивые жесты» и потому велел художнику изобразить, как он, «подражая жестам целителей, касается больных и умирающих». По той же причине «мертвый солдат был изображен живым, а сам госпиталь – гораздо большим и лучшим, чем он был на самом деле». Так, по мнению Бриера, родилась еще одна наполеоновская легенда.
Только спустя 15 лет, находясь уже в ссылке на о. Св. Елены, бывший император французов вынужден был признать, что в слухах об отравлении «есть доля правды». А состояла она, по его словам, вот в чем: «…у меня было сто человек, безнадежно больных чумой: ежели бы я их оставил, то их всех перерезали бы турки, и я спросил у врача Деженетта, нельзя ли дать им опиум для облегчения страданий: он возразил, что его долг только лечить, и раненые были оставлены. Как я и предполагал, через несколько часов все они были перерезаны».
Красочный рассказ о посещении больных чумой в Яффе был не первым и не последним мифом Египетского похода. Следующий был создан после безрезультатной осады крепости Сен-Жан-д’Акр (турки называли ее Аккой или Акрой), укрепленной массивными стенами. Одолеть этот «твердый орешек» было очень нелегко, но Наполеон считал, что сама «судьба заключена в этой скорлупе», и был намерен во что бы то ни стало расколоть его. Как писал А. Манфред, «за Сен-Жан-д’Акром открывалась дорога на Дамаск, на Алеппо; он уже видел себя идущим по великим путям Александра Македонского. Выйти только к Дамаску, а оттуда стремительным маршем к Евфрату, Багдаду – и путь в Индию открыт!» Но стремительного марша не получилось. Наполеоновская армия, измученная болезнями и палящим солнцем, подошла к городу только 18 марта. По мнению историков, приди она на три дня раньше, город был бы взят без проблем. Как оказалось, именно эта потеря времени стала для французов роковой.
Надолго увязнув под стенами Акры, французская армия с каждым днем теряла людские силы, боеприпасы, технику, восполнить которые было нечем. К маю положение ее стало катастрофическим. Анализируя его, А. Манфред задавался вопросом: «Шестьдесят два дня и ночи длилась осада и штурм Сен-Жан-д’Акра; потери убитыми, ранеными, заболевшими чумой возрастали. Погибли генералы Кафарелли, Бон, Рамбо, еще ранее был убит Сулковский. Ланн, Дюрок, многие офицеры получили ранения. Не грозила ли всей французской армии опасность быть перемолотой под стенами Сен-Жан-д’Акра?» Видимо, этот же вопрос задавал себе и Бонапарт, и ответ на него страшил великого полководца. Он хорошо понимал, что длительное двухмесячное сражение у Акры, в котором он потерял 1200 убитых, 1000 умерших от чумы и 2300 раненых[5], проиграно и скоро это станет очевидным для всех. Теперь Наполеона волновало не столько то, как сберечь остатки армии, сколько то, как выйти из безнадежного положения с высоко поднятой головой. Он уже не думал о грандиозном походе в Индию, но и уйти из Сирии нужно было красиво.
Осада Сен-Жан-д’Акра была снята 20 мая, и под покровом ночи французская армия бесшумно покинула позиции. Но чтобы замаскировать ее отход, Наполеон велел еще в течение шести дней вести удвоенный артиллерийский обстрел крепости. В обращении к солдатам он много распространялся о подвигах, о славе, победах, ни слова не сказав о подлинных причинах ухода из Сирии. Вместо этого отступление он объяснил необходимостью решения новой стратегической задачи: «Через несколько дней вы могли надеяться захватить самого пашу в его же дворце. Но в это время года взятие замка Акры не стоит потери нескольких дней. К тому же храбрецы, которых мне пришлось бы там потерять, необходимы сегодня для более важных операций».
Эти высокопарные слова уже не могли никого обмануть, а говорились они для того, чтобы измученные легионеры, готовые уже взбунтоваться против главнокомандующего, и на этот раз покорно последовали за ним. Кроме того, приказ по армии – это исторический документ, так разве мог он допустить в нем слово «поражение»? Наполеон вообще отличался умением создавать «нужные и правильные» документы. К их числу можно отнести боевые листки Итальянской армии, обращения к солдатам и населению Египта, приказы и бюллетени Великой армии, а также многочисленные реляции и депеши. Именно такую абсолютно лживую депешу он отправил в Каир после провала штурма Акры. В ней он беззастенчиво заявлял: «Я сравнял с землей дворец Джеззар-паши и укрепления Акры, и обстрелял город так, что в нем не осталось камня на камне, и превратил их в кучу обломков, так что люди спрашивают, стоял ли когда город на этом месте…» В дополнение к этому Наполеон послал впереди себя генерала Бойе, который должен был оповестить каирские власти о возвращении победоносной французской армии. Поэтому неудивительно, что в результате всех этих приготовлений главнокомандующий 14 июня торжественно въехал в Каир как победитель.
Но как бы умело ни маскировал Наполеон свои неудачи, превращая их в достижения, все эти ухищрения вряд ли могли кого-то обмануть. Истинное положение выглядело, по мнению А. Иванова, во всех отношениях не в его пользу: «Кажется, что весь мир против него. Флот уничтожен, связь с Францией оборвана, более пяти тысяч его солдат погибли в Египте и в Сирии, а подкреплений нет. Со всех сторон ему доносят о подготовке новых восстаний, а в большой мечети Каира нашли 5 тысяч ружей, много патронов, копий и пик. Не удалось договориться ни с султаном, ни с беями (он обращался к ним неоднократно). Провальный Сирийский поход опустошил казну Восточной армии. В штабе заговор: Бонапарта хотели схватить и доставить в Александрию договариваться с англичанами (возьмите назад свой Египет, но верните нас на родину!)».
В этих условиях даже блистательный и долгожданный реванш за разгром французской флотилии, который удалось 8-тысячной армии Наполеона получить 25 июля 1799 г. под Абукиром, уже ничего не мог изменить. Эта победа над 15-тысячной армией янычар во главе с Мустафой-пашой, оказавшаяся для него последней в Египетской кампании, только ненадолго отсрочила ее бесславный конец. Он хорошо осознавал, что его планы колонизации Египта провалились, а сам он, не имея флота и подкреплений, остался отрезанным от метрополии. Рано или поздно все поймут, что его армия приближается к катастрофе, которую можно лишь отсрочить, но нельзя избежать. Так пусть это случится уже в его отсутствие. По словам автора книги «60 сражений Наполеона» В. Бешанова, великий полководец решил действовать по принципу: если невозможно спасти проигранную кампанию, то «спасти самого себя, бежать от унижения, хотя и с риском, было реально». К тому же к этому шагу его подталкивали и последние события во Франции. Там Директория, слабая, растерянная и ненавистная большинству граждан, теряла прежние завоевания Республики одно за другим. И Бонапарт, давно принявший решение о возвращении во Францию, где он видел для себя возможность прийти к власти, понял, что настал самый подходящий для этого момент. Позднее в своих воспоминаниях он напишет о себе, как всегда в третьем лице: «В дальнейшем его присутствие являлось столь же бесполезным на Востоке, сколь оно было необходимо на Западе; все говорило ему, что момент, назначенный судьбой, настал!!!»
Конечно, как главнокомандующий Наполеон не мог сказать о подлинных мотивах отъезда из Египта своим солдатам. Для них в оправдание своих действий он приводил самые благовидные причины, главная из которых заключалась в том, что он должен был, ни много ни мало, спасти Францию! Его последний приказ по армии был коротким и сухим: «Солдаты, известия, полученные из Европы, побудили меня уехать во Францию. Я оставляю командующим армией генерала Клебера. Вы скоро получите вести обо мне. Мне горько покидать солдат, которых я люблю, но это отсутствие будет только временным. Начальник, которого я оставляю вам, пользуется доверием правительства и моим». Обещая вернуться к оставляемой им в Египте армии, Бонапарт конечно же лукавил. Но и посвящать в свои подлинные планы он никого не собирался.
5
По данным, приведенным врачом Аленом Жераром, общая цифра французских потерь в Сирийском походе составила 4945 человек.