Страница 1 из 28
Ян Валетов
Лучший возраст для смерти
© Я. М. Валетов, 2017
Моя особая благодарность дочери Диане – мы вместе придумали Белку и мир, в котором она живет. Жаль, что не получилось написать книгу вместе, но я думаю, что это в будущем.
Моему постоянному редактору, коллеге-писателю и доброму другу Александру Данковскому, без которого вот уже много лет не обходится ни один мой роман. Спасибо и за труд, и за понимание.
Моему старому другу, художнику Всеволоду Малиновскому, с которым мы мыслим одними образами и, наверное, видим похожие сны.
Моим первым читателям, присутствовавшим при рождении этой книги – от черновиков до окончательного варианта, я благодарен за терпение, время и мнения.
Моему отцу, Михаилу, который не любит фантастику, но в свои восемьдесят прочел рукопись одним из первых, и сказал: «Это не фантастика. Это слишком похоже на реальность».
Честно говоря, это моя первая книга, написанная в жанре чистой фантастики – надо же соответствовать званию фантаста. Кому-то она покажется чрезмерно жесткой и натуралистичной, но если бы не присутствие за плечом моей шестнадцатилетней дочки, она была бы гораздо жестче и страшней – уж больно непригляден мир, в котором живут герои. Так что за то, что вы можете купить «Лучший возраст для смерти» не запечатанным в черный целлофан на стойке для взрослых – поблагодарите именно ее.
Мне было тяжело писать историю Белки и Книжника, но это очень нужная история, особенно сегодня – надеюсь, что мой читатель поймет почему.
Книга первая
Книжник
Глава первая
Побег
Книжник терпеть не мог оружия.
Нет, он его уважал! Как не уважать штуку, которая может тебя убить на расстоянии? Но не любил держать в руках. И не ремонтировал, хотя мог починить почти все, что не содержало в себе маленьких электрических штучек. Обращение со всеми этими пистолетами и автоматами, на которые все челы-охотники разве что не молились, ему не давалось. Давались вещи гораздо более сложные – он мог разобрать и собрать дряхлый генератор и даже придумать, как приделать к нему велик, чтобы пыльная, полудохлая от старости лампочка замигала желтым светом, а вот автомат или винтовку старался лишний раз в руки не брать.
Но закон есть закон: каждый кид, вступивший в возраст чела, должен участвовать в охоте и войне. И никакие причины Старшими во внимание не принимались.
Герла должна рожать, готовить еду, обрабатывать землю и ухаживать за потомством и домашними животными, чел – кормить герл, бэбиков, кидов и убивать челов из других племен, чтобы они не убили членов его племени. И Книжник, несмотря на испорченное чтением зрение, хлипкое телосложение и нелюбовь к оружию, участвовал в охоте.
Ружье ему дали в соответствии с талантами – старую двустволку с треснувшим ложем и тронутыми ржавчиной стволами, заряженную патронами в выцветших пластиковых гильзах. Правда, и поставили в оцепление, а не к стрелкам, но и это не помогло…
Против настоящего невезения не попрешь!
Книжник упустил дира.
Это был здоровенный рогач, всему племени хватило бы дня на четыре, а то и больше.
Он выскочил из зарослей так быстро и неожиданно, что Книжник, вместо того чтобы стрелять в зверя с расстояния в десять шагов, отшатнулся и шлепнулся на задницу. Ружье отлетело в сторону, грянулось оземь и оглушительно выпалило сразу из обоих стволов. Обрезки ржавой проволоки, которыми были набиты патроны, хлестнули по кустам, срезая листву и мелкие ветки. Дир фыркнул, Книжник мог поклясться, что презрительно, и в один прыжок ушел с тропы, нырнув в густую зелень подлеска.
Книжник с ужасом смотрел на лежащее в стороне ружье. Отвертеться точно не получится – мол, дира не видел, куда он исчез – непонятно. Теперь точно никто не поверит! Стрелял – значит видел и промазал! Он упустил зверя и наказание неминуемо. Каким оно будет, неизвестно, но зная, как Облом его любит, можно было не сомневаться, что суровым. Охотник, упустивший добычу, должен быть наказан. Это тоже закон.
Книжник зажмурился от ужаса перед неминуемой расправой, а когда открыл глаза, Облом уже нависал над ним, словно подрубленное дерево – огромный, злой и беспощадный.
Он был не один, а вместе с Ногой и Свином. Не хватало только Бегуна, а то Совет племени собрался бы в полном составе.
Облом посмотрел на полулежащего Книжника, на разряженную двустволку, потом опять на Книжника и, осклабившись, пнул его с носка. Возможно, это был не самый сильный удар, на который Облом был способен в гневе, но Книжнику хватило сполна: он отлетел в сторону и больно ударился затылком о землю.
– Ты – бесполезный кусок говна! – прокричал Облом, сорванным голосом. – Ты – ни на что не годный, бесполезный кусок говна! Червяк! Выкидыш!
Он сделал еще шаг и снова ударил Книжника, на этот раз по ребрам.
Ботинок у Облома был хоть куда – массивный, из толстенной кожи, на рубчатой подошве, красавец, а не ботинок, то ли выменянный у городских, то ли снятый с убитого. Твердый как камень носок врезался в бок жертвы и Книжник задохнулся, захлопал губами, словно выловленная рыба.
– Ты прое…л дира! – выдохнул Облом с ненавистью. – Ты умеешь только дрочить на свои вонючие книги! Что теперь будут есть герлы и бэбики? Траченную крысами бумагу? Отвечай, безрукая тварь!
– Он выскочил внезапно! – проблеял Книжник, сам ненавидя себя за липкий страх, бурлящий внизу живота, за дрожащий голос, в котором не было ничего, положенного настоящему челу – только боль и мольба. – Я промахнулся!
Облом зарычал и врезал ему прикладом карабина, целя в грудь, но Книжник инстинктивно успел закрыться, и приклад попал ему в предплечье. Рука онемела сразу, перед глазами закружились черные мухи.
Нога и Свин, повинуясь жесту вождя, подхватили Книжника под мышки и он взлетел над землей, оглушенный и испуганный до смерти, повиснув на мучителях своим малым весом.
Ему было больше семнадцати, насколько именно, Книжник не знал. Почти столько же, сколько Облому и другим Старшим, может, на луну или две больше, но рядом с ними он выглядел словно кид, едва разменявший восемь зим – сломанная игрушка в руках здоровенных челов.
Ведь он был никто – книжный червь, всю свою жизнь проведший в никому не нужной Библиотеке, а они – вожди, охотники, отцы племени, добытчики. Они были суровы, как Закон, который достался им от предков, и так же безжалостны.
Он упустил оленя, лишил племя мяса и ему нечего дать Вождям взамен.
Разве что…
Книжник было открыл рот, но Облом успел раньше и от удара тыльной стороной ладони юноша умылся кровью в прямом смысле этого слова. Алая россыпь капель попала в лицо Ноге, тот от неожиданности ослабил хватку и Книжник выскользнул из их рук, выскользнул и побежал, сам от себя не ожидая такой скорости и прыти.
Сзади заулюлюкали, засвистели, затопотали, но он уже несся по тропе – весь перекособоченный от пинков, окровавленный, жалкий. Он бежал, неуклюже выкидывая ноги, едва сдерживаясь, чтобы не завизжать от ужаса, как какая-нибудь малолетняя герла. Было больно, но не разбитый нос и ушибленные ребра доставляли ему нестерпимые мучения – ему было ужасно стыдно. Стыдно, что он – умный, знающий грамоту, умеющий то, что не умеет ни один человек в Парковом племени, да что там в Парковом, во всех племенах Сити никто не понимал смысла прочитанного так, как понимал его Книжник – бежал, как крыса от диких котов, от тупых, но зато сильных придурков. Ноги сами несли его прочь и Книжник ничего не мог поделать. Он знал понятие, которое подходило к происходящему – его гнал прочь инстинкт самосохранения, но слово, которым характеризовалось его поведение, звучало куда как хуже – трусость.