Страница 9 из 16
Впрочем, не во всех случаях вино оказывает столь волшебное воздействие. Это ж еще от человека зависит. А если он не древний грек? Что тогда?
Тогда болтать он будет много и не по делу. А над такими ребятами все, как правило, только лишь смеются.
5
Но есть и своя сермяжная правда в том, что люди не молчат. Молчание тоже не бывает выигрышным. Особенно на первом свидании.
Представьте только: собрались вы впервые в кино, до сеанса еще целый час, нужно как-то скоротать время, но вы совершенно не знаете как, а главное, не знаете, о чем все это время говорить! Болтун бы здесь не растерялся.
Молчание вызывает дискомфорт. Молчанием можно обидеть.
– Неужели со мной и поговорить-то не о чем? – возмущается в мыслях девушка.
– И почему я обязан начинать разговор? – молвит про себя ухажер.
Нет, мало того что молчание способствует непониманию, так оно еще зачастую провоцирует конфликты. По словам – даже неуклюжим, даже отрывистым, даже неразборчивым, – можно хоть как-то понять человека. Или иметь представление о его намерениях. Но как быть, когда человек беспрестанно молчит? Можно посчитать его мертвым, спящим, больным или, на худой конец, буддийским монахом, но это никак не снимет с него подозрений. Нирваной и прочими духовными способами ухода из этого материального мира прикрываются лишь те люди, которые этому материальному миру что-то должны. Не доверяйте им – возможно, это именно они украли у тебя собаку.
Молчаливый, конечно, выглядит очень умным и находится в более выгодном положении в отличие от болтуна. Последнему палец в рот не клади, он сам себя разоблачит и всю правду о себе выболтает. А молчун, он выше этого. В нем есть отпугивающая безжизненность. Сравним, к примеру, двух Христов, представленных в русской литературе. У Булгакова в «Мастере и Маргарите» Иешуа – плут и болтун, этакий социальный революционер. А у Достоевского в «Братьях Карамазовых» в сцене с Великим инквизитором Христос вообще не произносит ни единого слова и, напротив, безмолвно целует своего собеседника в щеку. Жест, несомненно, достойный, но какой-то холодный. Словно он пришел возвестить вовсе не о Новом Завете, а дописать Ветхий. И почему-то булгаковскому Христу больше доверяешь, ведь не напрасно некоторые говорят, что Новый Завет – первое плутовское произведение в истории мировой литературы. Поверили бы люди безмолвному Христу без его блестящих притч и афоризмов?
Но все же пусть на свете много болтунов и демагогов, зато они хотя бы не молчат. Позволим людям свободно саморазоблачаться – по крайней мере, так картина мира будет нагляднее и живописнее.
Ворчливость
Глава о том, что неистовые жалобы на препоны судьбы – всего лишь пустой звук
«Однажды Сократ привел к себе в гости юного и прекрасного Эфидема. Ксантиппа не была об этом предупреждена. Она подняла большой шум, стала жаловаться на бесцеремонность чудака-мужа и принялась, брюзжа, готовить обед. Потом, все более и более досадуя на ясную невозмутимость мудреца, она так рассердилась, что ухватилась за стол и опрокинула его. В смущении Эфидем поднялся и хотел уйти. Но Сократ, обращая в смех это непредвиденное недоразумение, удержал его.
– Останься, Эфидем, – сказал он, – разве ты не помнишь, как намедни, когда мы ужинали у тебя, курица случайно вскочила на стол и уронила приборы, которые ты только что поставил? Разве я тогда смутился и собрался уходить от тебя?»
1
Многоопытный муж не понаслышке знает, что такое ворчливость, ведь разве брак не позволяет вблизи столкнуться с данным пороком? Холостяцкая размеренность существования отходит на второй план перед непрестанными семейными ссорами. Не стоит винить одних женщин в ворчливости – это было бы слишком неполиткорректно, да и как-то по-сексистски для наших дней: мужчины по жизни не менее брюзгливы. Но когда два человека, живших более-менее спокойной и тихой жизнью (хотя нет сомнения, что под спудом у каждого в личной биографии таится нечто вызывающее), сходятся вместе, дабы построить совместное счастье, они иногда забывают, что и несчастья переживать придется не по одиночке. Особенно если это несчастье засело в душе одного из супругов как раз накануне важного события.
Как будет раздосадован мужчина, если при просмотре зубодробительного боевика, на который он настраивался всю рабочую неделю, делил невзгоды судьбы с кружкой пива по вечерам и всеми мыслями был нацелен на конец недели, – как он будет раздосадован, если во время зрелищной перестрелки вдруг жена начнет сетовать на несправедливость жизни?!
Это, конечно, очень не вовремя.
А как быть, если у жены случился праздник: новая покупка платья или важное достижение в карьере, – а муж приходит с работы и с ворчливым выражением лица произносит: «Опять пробки, опять кругом дураки, опять коллеги вели себя так, как не повернется у меня язык их окрестить». И все – сорван волшебный момент признания: «Знаешь, а у меня сегодня самый счастливый день». Нет, он не будет счастливым, если хоть кто-нибудь начнет ворчать.
Оно ведь как получается? Как по математической формуле философа Паскаля, только не применительно к преимуществу веры в Бога (лучше верить, чем не верить, так как с точки зрения вероятности верующий не проигрывает, даже если он оказался не прав, а атеист однозначно пасует в случае, если Бог все-таки есть). Покуда один человек счастлив и второй человек счастлив, то и быть счастью в этом доме. Но ежели один из них несчастен (несчастье обоих даже представлять рискованно), то пиши пропало. Ворчливость порождает злость.
Впрочем, премудрый Сократ выработал внутреннее спокойствие к ворчливости своей супруги, и ничего, был доволен. Даже когда он созывал к себе в гости друзей и, скажем прямо, угощал их весьма скупо (а что вы хотели от философа, чьи кулинарные способности воспаряют к духовным сферам?), он не обращал внимания на стенания Ксантиппы. Говорят, он мудро отвечал: им понравится наш стол, если гости скромны, но ежели они все-таки весьма прожорливы, то досада раззадорит их в безудержных речах.
Да, время, разумеется, было другое – никаких тебе телевизионных новостей, мучительно влияющих на психику, никакого ускоренного темпа жизни, никаких рекламных баннеров с призывом быть красивым и здоровым. Это очень напрягает, особенно если ты некрасив и нездоров. В Древней Греции жилось все же попроще. Но люди были такими же, как и сейчас, и сварливая жена Сократа ни раз обливала его помоями в приступе недовольства. А афинский философ (куда нам сегодня до таких побед?) невозмутимо переносил внешние раздражители, словно напоминая нам всем: «Выберешь хорошую жену, станешь счастливым человеком; выберешь же плохую – философом». В любом раскладе – победа.
2
Но что мы все, ей-богу, о склочных женах?! Не поговорить ли нам о ворчливых мужьях? Их тоже в достатке, к чему лукавить? Вот оратор Либаний даже написал недурную речь на эту тему: «Угрюмый ворчун, женившийся на болтливой женщине, подает в суд на самого себя и просит смерти». Пороков в одном названии перечисляется достаточно – одно лишь то, что жена вечно интересуется жизнью мужа: «Где ты был? Откуда пришел? С кем говорил? Что слышал нового? Ходил ли ты в суд? Много ли было народа? Кто подал жалобу?» – очень расстраивает главного героя.