Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 74 из 77

- Что ты имеешь ввиду? - Лякса насмешливо посмотрел на Юрку. - Пепси-колу, джинсы, жвачку?

- Я имею ввиду автомашины, промышленные товары, изобилие продуктов, одежду. И джинсы в том числе. А до"ма с кухнями, которые оборудованы всем необходимым?

- Это все напоказ. Не все хорошо у нас, но и там показухи достаточно. Кстати, большинство этих вещей простые американцы тоже не могут себе позволить.

- Могут, - сказал Фёдор. - Для этого у них широко используются кредиты, хотя это, конечно, кабала.

- Читал, что Хрущев сказал в разговоре с Никсоном?

Наша промышленность ориентирована на производство не предметов роскоши, а на производство действительно значимых товаров. Потому мы и впереди в освоении Космоса, - сказал Юрка.

- Космос космосом, но жрать человеку тоже нужно, - угрюмо вставил свое слово Федор. - В общем, как ни крути, а в сравнении с нашей скудостью американский уровень благосостояния выше нашего в разы. А что до жвачки или джинсов, то желание иметь это естественно для нормального человека с точки развития цивилизации. Человек, может быть, и живет ради комфорта.

- Ну, Федя, это уж совсем по-мещански, - засмеялся Юрка.

- А мещанство - слово не ругательное. Девяносто процентов народа, и нашего тоже, как ни странно, мещане, обыватели. Мы как-то высокие слова мимо ушей пропускаем, и ушки навостряем при слове хлеб, колбаса, комфорт и быт. Кстати, значения слов "обыватель" и "мешанин" приобрели иронический оттенок с подачи Горького и Маяковского, который "изобрел" словосочетание "мурло мещанина".

- Это верно, - согласился с Федором Лякса. Пушкин в стихотворении "Моя родословная" с гордостью отмечал: "Я просто русский мещанин!", а Андрей Платонов утверждал, что историю вывезет не герой, а мещанин.

За разговорами, которым не бывает конца, мы не заметили, как пробежало время, и спать мы легли далеко за полночь. Когда куранты пробили по радио двенадцать часов и зазвучал гимн, Юрка спохватился, и они с Ляксой пошли вниз в вахтерскую звонить Николаю Дмитриевичу, что Юрка заночует в общежитии.

На следующий день вечером я перед отъездом в Питер зашел, чтобы попрощаться с Юркой и с его гостеприимным дядькой. Николай Дмитриевич усадил нас за стол и даже достал графинчик с водкой. Мы выпили по рюмочке, и разговор снова зашел о выставке. Мы стали восторженно описывать то, что нас особенно поразило. Николай Дмитриевич слушал, улыбался, как бы соглашаясь с нами, но потом выразил свое отношение к американцам:

- Не надо идеализировать Америку. Американцы показали нам только внешнюю сторону своей жизни, - сказал Николай Дмитриевич. - Но ведь многие из нас понятия не имеют, что такое капитализм на самом деле со всеми его кризисами, социальным расслоением, коррупцией и другими неприглядными вещами. У нас, в отличии от Америки, прежде всего нет эксплуатации человека человеком. У нас образование, включая высшее, бесплатно, а его уровень один из самых высоких в мире. И вообще, во многом пример СССР для Запада стал заразительным. Взять хотя бы социальный вопрос. Ведь именно на примере "советского социализма", Западная Европа, да и США тоже, задумались над вопросом социального обеспечения, и у них появились государственные пособия, пенсии, льготы и прочее подобное... Выставка - это в какой-то степени миф, который соблазняет наши умы... Да, в бытовом отношении мы живет хуже, но не надо забывать, что после тотальной разрухи в ходе изнурительной войны, прошло всего пятнадцать лет, и прав Никита Сергеевич, когда сказал, что нам важнее было нацелить промышленность не на предметы роскоши, а на действительно значимые товары и, прежде всего, нужно было думать о том, чтобы поднять страну из руин. Как говорится, "не до жиру, быть бы живу". Так что, если говорить о преимуществах американского образа жизни, то это вопрос спорный.

Крыть нам с Юркой было нечем, потому что доводы советского ученого Николая Дмитриевича Богданова казались разумными. Тем не менее, как сказал один остроумный человек, "госплан хорош при производстве ракет и самолетов, но ни один госплан не может спланировать производство лифчиков для дам нужного фасона и цвета. А дама в самосшитым и неудобном лифчике - это гораздо большая проблема для государства, чем вся военно-морская мощь Соединенных штатов, то бишь, Америки".

Глава 25

Перемены в жизни общежития. Тусовка в квартире Народного артиста. Студенты Академии театральных искусств. Будущие Каратыгины Волковы и Жемчуговы. Больной зуб Алисы. Скептик Стас. Откровенная скука. Подводные камни профессии. Сын Нострадамуса тоже мечтал об известности. Я теряю выдержку. Об издержках дара экстрасенса.

Я вернулся в Ленинград и ушел в учебу с головой.





В нашей комнате кроме меня к третьему курсу остались немцы Генрих и Яков, да Жора Дроздов. Леня Котов поступил в Академию художеств, а Вася Сечкин женился на ленинградке, чего и добивался, и переехал к ней куда-то на Петроградскую сторону вместе со всем своим имуществом, которое умещалось в чемодане.

- Видел я его бабу, - простодушно выразился Жора. - Ну совершенно невзрачная особа. Как говорится, "ни рожи, ни кожи"

- Liebe des Bösen, und Sie lieben die Ziege

- Скажешь тоже, любовь, - недоверчиво сказал Жора. Пунктик у него такой был - хоть тресни, жениться на местной. Вот и вся любовь.

Леня Котов изредка заходил в наше общежитие к своим ребятам с худграфа, благо Академия художеств находилась недалеко на том же Васильевском острове, а Васю Сечкина мы видели только в учебном корпусе.

Поступил в консерваторию Саша Виноградов, но время от времени тоже заходил к нам, скорее к Боре Ваткину, но непременно заглядывал ко мне, и мы могли немного поболтать. Я как-то спросил у него, куда делся его земляк и одногруппник Ваня Силин, хотя знал, что Силин собирался поступать в физкультурный институт.

- А ты не знаешь? - удивился Саша и подтвердил, что Иван действительно ушел в институт им. Лесгафта:

- А что ему у нас делать? - сказал Саша. - Он спортсмен по всей своей природе. Еще когда мы с ним вместе в пед поступали, у него первый разряд по лыжам был. Вот его наш физрук и сосватал в Лесгафта.

А однажды, когда Боря Ваткин приболел и лежал в изоляторе, Саша после того как мы навестили больного, совершенно неожиданно предложил:

- Не хочешь сходить со мной в одну компанию?

- Что за компания? - поинтересовался я.

-Артисты, студенты из Академии театральных искусств.

- А ты каким боком к ним?

- Да к нам ходит заниматься вокалом один их студент. Случайно познакомились.

Я не очень любил артистов. Очень уж специфический народ. Часто ловил себя на мысли, что они, зная десятки ролей напамять, потом не только цитируют их, но и живут в личинах своих героев, а потому в искренность их не верил. Вообще, до революции актерство считалось занятием низким. Да и в наше время профессия артиста хотя и стала уважаемой, но осталась малооплачиваемой, сродни забитой категории бухгалтеров. В общем, в их фанаты я не годился. Уважая их искусство, я их не обожествлял. Актерская среда мне была чужда, но любопытство взяло верх, и я согласился. До новых впечатлений я был охоч.

Квартира находилась на Невском, в доме недалеко от Елисеевского магазина. Мы поднялись на старом лифте, времен еще прошлого века, на четвертый этаж. Нам открыл хозяин, высокий развязный молодой человек без пиджака, в белой нейлоновой рубашке и с красной бабочкой. В большой хорошо обставленной комнате с персидским ковром во всю стену и с белым кабинетным роялем в углу, в мягких креслах и на широком диване с полочкой, на которой стояли фарфоровые статуэтки, сидели гости: юноша и две девушки. Они сидели в вальяжных, эффектных, но неестественных позах и, казалось, что позы эти отрепетированы заранее. Все с любопытством смотрели на нас.