Бомж детектив

– Вопрос понял. Отвечаю на правильно заданный вопрос. Итак, другими телефонами, трубками и тому подобной техникой связи пользоваться можно, если ты каким-либо образом сможешь ее добыть, достать. Украсть, в конце концов. Правда, вызволять тебя из гестаповского застенка мне будет тяжеловато, но ради детей я готов на все.

Петр нажал кнопочку селектора:

– Мариша, принеси нам два кофе. Балбесу с лимоном, а мне с молоком.

Мы сидели в офисе у Петра и Марина, работающая уже три года у него, прекрасно знала привычки нас обоих. В частности, если хозяин по селектору называл меня каким-либо шутливым словом, то это значило, что беседа идет не деловая и для сторонних звонков и посетителей Петр всегда может отвлечься от разговора.

– Балбесом всегда был ты! – возмутился я, – и потом, что за дети, ради которых ты на все готов?

– Твои дети голубчик, твои! Те дети, которых ты все никак не заведешь. Как мать тебя спрашиваю в сотый раз, когда подаришь мне радость лицезреть тебя с орущим младенцем?

– Да в любом городе, где я побывал, найдется ребятенок, который может подойти ко мне и сказать: «Здравствуй папа!».

– Не помню, из какого фильма, но на ум приходит фраза – кобель ты старый!

В кабинет зашла миловидная Марина, девушка с точеной фигуркой и вздернутым веснушчатым носиком. Она принесла поднос с чашками кофе и конфетами «Грильяж».

Мы с другом просто обожали эти конфеты. Не знающий человек решил бы, что в детстве нас держали подальше от всех сладостей. Но мы просто любили разные шоколадные и выпечные вкусности, а при воспоминании о грильяже с чашечкой кофе лично у меня буквально текут слюнки.

– Маришечка, солнце мое ясное, свет очей моих ненаглядный, – Я протянул к ней руки с мольбой, – за что меня обижает этот нехороший человек!? Представляешь, он назвал меня земляным червяком и, даже язык не поворачивается, старым кобелем! Ну, какой же я старый? Я в самом соку. Вот кстати давно хочу тебя в постель затащить, а ты все не даешься. Ай-яй-яй! Ночами плачу в подушку от неразделенной любви.

– Иван Иванович, переспать и любовь – это разные вещи. А я без любви не могу лечь в постель. И потом я однолюбка, увы! Люблю только своего мужа. Вот.

Петр погладил Марину по спине и слегка шлепнул пониже. Повернувшись ко мне, сказал:

– Даже я себе позволяю не более, чем погладить ее по спинке и все. Хотя грешен, поначалу, три года назад, тоже пускал слюни о ее прелестях.

– Так, все, ступай, а то действительно завалим тебя на стол, а потом жалеть будем!

Марина, специально виляя бедрами, вышла из кабинета.

– Да, хороша девка! И ведь ни за что не дашь ей тридцатник. Как будто на уровне восемьнадцатилетия остановилась. И фигурка, и ножки и…, а ведь старшему у нее уже двенадцатый год пошел, – Петр сладострастно потянулся.

– Хватит болтать о пустяках, что там дальше ты мне придумал? – Я допил кофе, поставил чашку на стол и выжидательно посмотрел на Петра.

– А собственно и все. – Петр задумчиво посмотрел в окно, улыбнулся и добавил – Кушать можешь все, что хочешь. Спать можешь, где сможешь. Прямо масло масленое получилось. Так.

Сейчас лето наступает, теплынь! Если на улице покемарить придется, не заболеешь. Но уж если совсем невмоготу будет – скажешь своему соглядатаю, он мне звякнет, и пойдешь ты к себе домой в теплую постель, к своей, не при детях будь сказано, Мирабелле.

– Ты закончил? – Я побарабанил пальцами по столу. Дурацкая привычка, между прочим, все никак не отучу себя от нее. Когда немного нервничаю, то мои эмоции выплескиваются в барабанную дробь по столу.

– Да.

– Тогда слушай меня. Если я проиграю, то выполню любое твое пожелание. Идет?

– Идет. Мое пожелание могу озвучить прямо сейчас, при большом, огроменном скоплении народа. Итак, мое желание – ты в течение трех месяцев должен будешь официально жениться. На Мирабелле, Гульчатай, Даздраперме, мне все равно на ком, но ты должен будешь жениться.

Кстати, вариант с Мирабеллой, это на самый крайний случай.

– О-кей! Да, и еще о главном. Я напишу две доверенности, на тебя и на Миру. Дела официально будет вести весь месяц она, но в случае форс-мажора ты должен вмешаться и разрулить ситуацию в моем бизнесе. Документы оформим таким образом, чтобы ты мог негласно контролировать основное движение денег. В принципе я в своем главбухе уверен на все сто, но все в жизни бывает.

А вот в Эдуарде, моем заме, я, к сожалению, не уверен. Парень он очень толковый, дела ведет прекрасно, но…

Я задумался, вяло помешивая остатки кофе. Так мы с моим собеседником просидели в молчании несколько минут. Петр курил, не задавая вопросов. Он всегда по жизни считал, что если человек не хочет говорить о своем сокровенном, то не стоит его заставлять «выливать» душу.

– Ты знаешь, – наконец начал, не торопясь говорить я, – Эдик хороший мужик. Но он принадлежит к той категории людей, которые хорошие тогда, когда все хорошо. Он искренне старается, работает как трудоголик. Даже если мы знаем, что дело может не принести доход, он пашет как вол, и претензий в этом плане у меня к нему нет. Но я уверен на все сто, что как только, не дай Бог, ситуация у меня изменится в плачевную сторону, то он предаст меня со всеми потрохами.

– Так что не избавишься от него? Уволь! Найди себе другого зама, сейчас полно толковых ребят ищет работу. За меньшие деньги будут землю носом пахать!

– Я ведь говорю, претензий по работе у меня к Эдику нет. – Я усмехнулся. – Ладно, вот заодно и проверим его, как он будет якобы без меня руководить.

– Не совсем понял, что значит – якобы без тебя? – Петр удивленно поднял правую бровь.

Я внимательно посмотрел на друга и сказал:

– А то и значит. Я как бы пропаду. О правде, кроме тебя, будут знать только три человека: Мира, главбух и мой адвокат. Этим людям я верю. Не так как тебе, но верю. И Мира, какая бы не была взбалмошная девчонка, но человек она, по-моему, честный. И мне кажется, что любит меня по-настоящему.

Для всех остальных я исчезну, пропаду. У меня, якобы, возникнут какие-то жуткие проблемы, о которых никто толком не знает, но все будут знать, что я сбежал неизвестно куда от них. Вот так, ясно?

– Яснее некуда! – Петр хлопнул ладонью по столу и грузно поднялся. – О-хо-хо, грехи наши тяжкие! Когда же мы станем все доверять друг другу? Это не к тебе дорогой, вопрос скорее риторический.

Я засмеялся, и полу обняв за плечи друга, повел его из кабинета.

– Ах, ты мой друже! Да если бы все люди были одинаковы, то жить на Земле было бы не интересно. Представляешь – все одинаковы во всем? Желание каждого в отдельности, это желание всех других вместе взятых. Нет, братишка, очень хорошо, что мы все разные.

Приехав домой, я первым делом стал обдумывать, во что мне одеться на время бомжевания. Я был совершенно уверен, что выдержу месяц без домашней пищи, любимого кресла и многих других приятных моему сердцу вещей. Самым сложным, как я понимаю, было определиться с местом ночлега. Проводить ночи в подвалах, честно говоря, не хотелось. Очень не хотелось! Значит надо было придумать, что-то более привлекательно, но в то же время и не нарушающее заключенное пари.

Пари в принципе еще не было занесено на бумагу, но это сути не меняло. Я никогда не нарушал слово, данное Петру. Ни в чем. Как, впрочем, и Петр в отношении меня. За нашу многолетнюю дружбу это было неоднократно проверено и сомнению не подлежало. Нас в этом плане многие знакомые считали необычными бизнесменами, с тараканами в голове. Как так?! Вести бизнес и не обманывать? Быть того не может. Ну-у, честные мы только в отношении друг друга. В нашей прекрасной стране заниматься каким-либо бизнесом и не мухлевать, просто не реально!

– А, пожалуй, есть одна мыслишка, – начал рассуждать вслух я, – в подвале я жить не хочу, в квартире я жить не могу, но я ведь могу… Так-так, пожалуй именно так я и поступлю.

В комнату заглянула Мирабелла. Она, молча, остановилась в дверном проеме и вопросительно взглянула на меня.