Страница 23 из 28
Ход мыслей будущего полководца
Спасение хлебного обоза оказалось значительной боевой операцией в командирской биографии Голикова. Давайте проанализируем, что же с военной точки зрения произошло.
Во-первых, это был поединок разведок. Соловьев продемонстрировал возможности своей агентурной сети. Он получал сведения о предстоящих передвижениях обозов почти одновременно с Голиковым. Это стало большим успехом атамана. Но Соловьев, рассылая множество агентов, действовал по шаблону, вероятно, доверив эту часть своей операции начальнику разведки Астанаеву. Голиков же руководил всеми тайными приготовлениями сам. Он до предела уменьшил число их участников. И плохо подготовленные агенты Соловьева проглядели главные тайные действия Голикова. Поединок разведок выиграл будущий писатель.
Во-вторых, имел место поединок психологический. Напомню: это Голиков через несколько дней по прибытии в Хакасию обнаружил, что казачий унтер-офицер Соловьев уже два года ведет с губернским руководством и с населением психологическую войну. С военной точки зрения Аркадий Петрович ее высоко оценил и решил сам воспользоваться некоторыми тактическими приемами атамана.
Представьте, как должен был чувствовать себя Голиков, когда великое множество людей, включая незнакомых мальчишек, приходило к нему с предупреждением, что Соловьев готовит захват обоза. При этом отменить доставку муки было невозможно. И не существовало дороги в объезд.
Возникает вопрос: поверил ли Голиков угрозе? Конечно. Она была серьезной. Испугался ли он на самом деле? Нет. Откуда это видно? Из последующих событий. Голиков продолжал работу по предстоящему спасению обоза, следуя своему плану, разгадать который было невозможно.
При этом, введя в заблуждение Соловьева, Козлова и часть своих бойцов, Голиков блестяще разыграл свой испуг, а также испуг красноармейцев. Аркадий Петрович заставил Соловьева поверить, что обоз брошен. «Лесные братья», забыв об опасности, вышли из гущи леса, из засады, и попали под огонь нескольких пулеметов. Попали в засаду сами. Голиков осуществил редчайший маневр.
После боя начался отток людей из отрядов атамана. Это был закат соловьевщины.
Близость общей долгожданной победы. Блистательная дипломатия
К концу весны 1922 года всем стало очевидно, что соловьевщина не имеет перспектив. Зима оказалась тяжелой. Население обнищало. Добывать продовольствие Соловьеву становилось все трудней.
Атаман уже не препятствовал уходу людей по домам. Кормить десятки здоровых мужиков, которые жили круглый год на свежем воздухе, становилось крайне сложно.
Возобновились переговоры с Соловьевым. Инициатором их стал атаман. Особенность таежной дипломатии состояла в том, что Голиков и Соловьев лично не встречались. Они обменивались письмами и тайными связными, которые устно, слово в слово, запоминали и передавали подробные сообщения. Такая система связи, предложенная Голиковым, ускоряла заочный разговор, делала его более живым.
Голиков не спешил докладывать о своем дипломатическом успехе, чтобы губерния все не испортила. Однако в силу этого Аркадий Петрович пока не соглашался и на личную встречу с Соловьевым. Не хотел, чтобы ГПУ обвинило его, Аркадия Голикова, в государственной измене и прямом сговоре с «предводителем бандитов». Голиков знал: чекисты готовы ухватиться за малейший промах.
А дальше случилось вот что. В очередном послании Соловьев дал понять Голикову, что готов сложить оружие и сдаться в плен на щадящих условиях. Эти условия он хотел получить в обмен на ценности, которыми располагал. Но оружие и «барахлишко» он намеревался передать только Голикову. И все переговоры он тоже хотел вести только с ним. Или в его присутствии.
Аркадий Петрович отвечал: если начальство даст согласие, он готов участвовать в прямых переговорах о добровольной сдаче в плен бойцов «белого горно-партизанского отряда», а также в приемке оружия, имущества и ценностей. Голиков соглашался проследить, чтобы и на следующих этапах с Соловьевым обошлись по справедливости. Но чисто юридические вопросы зависели от командования, хотя Аркадий Петрович надеялся, что губернское руководство теперь его услышит.
Начальник второго боевого района нашел еще одно важное решение, которое гарантировало успешность переговоров. Соловьев опасался губернского руководства, подозревая, что как только он, атаман, разоружится и сдаст награбленное, власти поступят с ним самым жестоким образом.
Голиков предложил выход: он попросит штаб ЧОН губернии обратиться в Москву, чтобы столичные органы прислали гарантии. Москва должна обещать И.Н. Соловьеву полную неприкосновенность на территории Ачинско-Минусинского района на время ведения переговоров. В знак взаимного доверия на тот же период Соловьеву и членам его отряда сохранялось личное оружие. Запрету подлежали только пулеметы и гранаты.
Соловьева это устроило. Голиков составил проект обращения к московскому руководству и отослал его в Красноярск. Губернское руководство восприняло проект с восторгом и тут же оповестило Москву. Возможность мирной ликвидации соловьевского мятежа означала полное завершение Гражданской войны на всей территории новой России.
Москва поддержала проект. В документ была внесена только одна поправка. Чтобы у Соловьева не случилось головокружения от его дипломатического успеха, гарантия Москвы была преподнесена атаману как гарантия местных гражданских органов с согласия Москвы. Соловьев на основе этого документа получал разрешение на беспрепятственное передвижение отряда по всему району с личным оружием…
Заочный диалог неторопливо приближался к цивилизованным переговорам.
Главным предметом переговоров должны были стать богатства, добытые Соловьевым за два с лишним года «императорства» в тайге.
Список и стоимость ценностей Соловьев не указал и не называл по многим причинам. Одна из них – некому было оценивать. Иван Николаевич никого к своим сокровищам не подпускал. Вдобавок оставалось неизвестным, в какой валюте их можно оценить. В тайге советский рубль ничего не стоил. Существовал товарообмен. В ходу оставались царские золотые и серебряные монеты. Соловьев, например, купил своего скакуна за одну золотую пятерку. Цена ему было многократно большая, но при полном безденежье даже одна золотая пятерка считалась богатством…
Кроме того, Соловьев и сам не видел всех своих сокровищ сразу. Они были спрятаны в разных местах. Это обеспечивало им безопасность и служило… очередной хитростью. Часть спрятанных сокровищ атаман не собирался отдавать. Он надеялся после освобождения воспользоваться богатствами сам и щедро наградить людей, которые оставались рядом с ним до конца.
Хотя относительно тайников Соловьев темнил, Голиков понимал: нужно соглашаться на официальные переговоры без промедления. В противном случае может пропасть все.
Соловьев тоже четко понимал: от количества и стоимости возвращенных ценностей будет зависеть и срок наказания. Но в нем нарастал страх перед принятием окончательного решения. Он тянул время. Наконец, прислал очередного гонца. Атаман заявлял о готовности к официальным переговорам.
Всего несколько месяцев назад штаб ЧОН Енисейской губернии обращался за помощью к той же Москве. Красноярские стратеги утверждали, что для разгрома атамана Соловьева им необходимо подкрепление в количестве полутора тысяч бойцов. И были оскорблены присылкой Голикова. Теперь же Иван Соловьев заявил восемнадцати летнему начальнику боевого района о своей готовности сложить оружие и вернуть похищенные сокровища. Причем передать все это он хотел только в руки Голикову.
Абитуриент Академии Генерального штаба подтвердил свою уникальную способность миролюбиво «договариваться с населением».
«Волчьи ямы» для Голикова
Пока Аркадий Петрович убеждал Соловьева мирно завершить двухлетнее противостояние, пока продолжал переговоры с губернским руководством, которому пришлось, в свою очередь, связываться с Москвой, происходило вот что.