Страница 20 из 28
Мало того, батальон Голикова оказался в три с лишним раза меньше, чем войско Соловьева. Оно (по слухам, собранным ГПУ – больше чекистам собирать было нечего) насчитывало до пятисот человек.
Но и это не все.
Свои столь «мощные» силы Голиков был вынужден рассредоточить по боевому району, то есть на пространстве в 10 000 квадратных километров. В личном распоряжении самого Аркадия Петровича осталось всего тридцать три человека: двадцать шесть всадников и семь пеших бойцов.
С тридцатью тремя бойцами сокрушить Соловьева было невозможно. Голиков был человек практичный. Тщательно подсчитав свои нужды, он тоже попросил подкрепления. Не полк. Не батальон. Даже не роту. Всего лишь восемьдесят человек. Два взвода. Срок – до конца лета. Осенью, полагал Аркадий Петрович, с Соловьевым будет покончено. При этом Голиков твердо обещал, что не попросит больше ни одной души.
В результате он надеялся иметь: 124 человека + 80 = 204 бойца.
Это было бы все равно на сто человек меньше, чем имел каждый соседний боевой участок. И в пять-семь раз меньше, чем просило красноярское начальство.
…Профессионального соперничества с Голиковым опасался не только Кудрявцев. О том, что Аркадий Петрович был на Тамбовщине командующим 5-м боевым районом (численность войск – более шести тысяч бойцов), помнил и командующий губЧОН товарищ Какоулин. У него таких сил не было и в помине…
…Голикова за его аналитический обзор похвалили. По результатам обсуждения докладной записки было принято три важных решения.
1. Голиков получил исключительные полномочия.
«Комбату Голикову все оперативные донесения о ходе ликвидации банды (Соловьева. – Б.К.) представлять непосредственно в штаб ЧОН Енисейской губернии.
Средства доставки сведений не оговаривались. А это была нешуточная проблема.
2. Было горячо поддержано предложение А.П. Голикова о создании собственной широкой разведывательной сети на территории Ачинско-Минусинского района. Комбату выделен специальный мануфактурно-промтоварный фонд для оплаты агентуры.
3. Но главным пунктом решения штаба стал ответ на просьбу Голикова увеличить численность его гарнизона.
Штаб ЧОН Енисейской губернии издал по этому поводу специальный совершенно секретный приказ.
«Для укрепления боерайона Голикова» площадью десять тысяч квадратных километров выделялось пополнение: восемь бойцов. Ровно в десять раз меньше, чем просил Голиков.
В результате под непосредственным началом Аркадия Петровича оказался сорок один боец. Сюда входили и пехотинцы, и кавалерия, и даже нестроевые красноармейцы… Одного бойца (для устрашения мальчишки-командира) тут же заколол Соловьев: парень заснул в карауле.
Осталось ровно сорок.
Выделяя Голикову «для укрепления» боевого района восемь человек, Какоулин и его окружение понимали, что они делают. И для чего. Им нужен был провал миссии Голикова. Любой ценой. Даже ценой предательства «интересов рабочего класса».
Что губернское чоновское начальство откровенно издевалось над Голиковым, свидетельствует недавно установленный факт. Вскоре после того как Голикову было выделено подкрепление в количестве восьми человек, штаб ЧОН губернии создал комиссию. Она обследовала работу Голикова и осудила его «за недостаточную эффективность боевых действий против Соловьева».
Бездарные солдафоны обладали изощренностью провокаторов-садистов.
Штаб ЧОН губернии помогает… Соловьеву
До последнего дня пребывания в Ачинско-Минусинском районе Голиков ощущал у себя на горле заботливую руку родного начальства. Оно контролировало каждый вдох, каждый шаг и не давало возможности произвести ни одного самостоятельного действия.
Скажем, Голиков обнаруживал в тайге крупный отряд Соловьева. Понимая, что со своим взводом вступать в бой опасно, Голиков сообщал новость Кудрявцеву или прямо в Красноярск. Там сообщение обсуждали и неторопливо взвешивали.
Наконец, Голиков узнавал, что ему (только для этой операции!) выделен отряд – когда девять или даже десять человек, когда двадцать-тридцать. Но Аркадий Петрович должен был сначала его дождаться.
Наконец, отряд начинал свой путь из дальнего селения в сторону Голикова. В лучшем случае верхом. Чаще – пешком. Наблюдатели Соловьева засекали его приближение с какой-нибудь сопки, зажигали сигнальный костер. Через пять минут такой же точно костер вспыхивал на соседней горе. Через полчаса Соловьев уже знал: «К Голикову движется подмога». И уходил со своими людьми вглубь тайги или вглубь пещеры. Голикову даже с подкреплением делать уже было нечего.
Подкрепление, впустую потоптавшись, через три дня, согласно приказу и выданному пайку, столь же чинно отправлялось в обратную дорогу. Соловьев через день спускался с гор или выходил из таежной глухомани – дразнить Голикова. Такая шла шутовская война.
Для Голикова – на два фронта.
Утекало время, уходила удача, а с ними и вероятность победы. Аркадий Петрович понимал, что его загнали в западню. Финал этой темной игры предвидеть было невозможно.
Связи с Москвой у Голикова не было. Он не мог отправить в штаб ЧОН Республики даже записку в десять слов. Оставалось рассчитывать только на самого себя.
Время от времени Голиков деликатно напоминал начальству Красноярска о своем бедственном положении, в отдельных случаях пытался действовать самостоятельно.
«Так как я (фактически. – Б.К.) являюсь только начальником своего отряда в 40 человек и действую с таковым полностью, то заместителя оставлять (в селе Чебаки, где короткое время стоял его гарнизон. – Б.К.) считаю лишним.
Количество (бойцов. – Б.К.), время выступления и направление (движения. – Б.К.) моего отряда указываю».
В другом рапорте Аркадий Петрович сообщал:
«Тов. Кудрявцев!
Дня через два мне необходимо уйти в тайгу для обследования дорог… так как но замеченным мною приметам отсюда недавно ушли бандиты шайки Соловьева… и мне надо лишь 2–3 дня, пока точно ознакомлюсь с дальнейшими действиями с их стороны, а потому прошу временно (дня на три) усилить отряд и передать… человек 10 (!) пехоты и кавалерии.
Отмечаю, что место пребывания бандитов… 120–125 верст вглубь тайги от таежного пункта Санной… делает невозможным двигаться дальше нормальным путем.
Очень прошу: снимите никчемные дабы мне можно было обследовать таежные дороги (подчеркнуто мной. – Б.К.), а потому 3 апреля жду приказаний но существу моего сообщения. После чего ухожу с отрядом Измайлова в тайгу, самостоятельно возлагая на себя ответственность за принятые меры.
Возникла парадоксальная ситуация. С одной стороны, Какоулин подписывал смертные приговоры жителям, обвиненным в поддержке Соловьева. С другой, тот же Какоулин целенаправленно мешал Голикову нанести решительное поражение атаману, чтобы победа восемнадцати летнего мальчишки не навела Москву на мысль поставить Аркадия Петровича во главе губернского штаба ЧОН.
Сейчас, когда известен истинный облик многих «твердокаменных большевиков», одни из которых состояли на содержании немецкой разведки, а другие копили в сейфах кремлевских кабинетов царское золото для семейных нужд, я не исключаю материальной заинтересованности Какоулина в том, чтобы Аркадий Петрович потерпел крах.
Война на два фронта для будущего писателя продолжалась. При этом война с начальством становились опаснее борьбы с казачьим атаманом.
Три «недреманных ока»
Сознавало ли губернское начальство, что Голиков поставлен в невыносимые условия? Конечно. Оно этого и добивалось. Но у Какоулина и его окружения нарастал страх перед Голиковым. Начальство хотело получать непрерывную информацию. Оно желало знать, что Голиков делает в каждый час своего пребывания в Ачинско-Минусинском районе. Но телефона у Аркадия Петровича не было. Телеграфа тоже. Посылать дважды в день гонцов за 50-100 километров с докладом о себе Голиков не имел возможности: его наличные силы насчитывали всего сорок человек. При этом увеличивать численность батальона командование не собиралось. И оно (напоминаю) нашло хитроумный выход.