Белый Клык. Рассказы

С наступлением темноты, которая пришла почти сразу за полднем, вой приблизился. Преследователи не изменяли своей тактики. Собаки дрожали от страха, метались в панике, путая постромки, что еще больше угнетало людей.

– Ну, теперь, безмозглые твари, никто из вас не сбежит, – сказал с довольным видом Билл, когда на очередной стоянке закончил свою работу.

Генри оторвался от стряпни и подошел посмотреть. Его спутник привязал собак по индейскому способу, к палкам. Вокруг шеи каждой собаки он обвил кожаный ремень, а к ремню, настолько близко от шеи, чтобы собака не могла достать зубами, привязал толстую палку длиною в четыре или пять футов. Другой конец палки был притянут к вбитому в землю колу. Собака не могла перегрызть ремень около шеи, палка же мешала ей добраться зубами до ремня на другом конце. Генри одобрительно кивнул.

– Это единственный способ удержать Одноухого, – сказал он. – Этот пес перегрызает ремень так чисто, как будто перерезает ножом, и с такой же быстротой.

– Все собаки, надо полагать, окажутся целы при утренней кормежке.

– Держу пари, что окажутся, – подтвердил Билл. – Если пропадет хоть одна, я откажусь завтра от кофе.

– А ведь знают, что у нас нечем хватить по ним, – заметил Генри, указывая на сверкающие точки. – Если бы послать в них пару зарядов, они стали бы держаться попочтительнее. Каждую ночь они подходят все ближе… Отведи глаза от костра и посмотри внимательно вон туда. Видишь?

Некоторое время оба с интересом наблюдали за движениями неясных силуэтов за чертой озаренного костром круга. Пристально всматриваясь в пару сверкающих глаз, удавалось разглядеть смутные очертания зверя. Можно было даже видеть, как эти звери переходят с места на место.

Возня собак привлекла внимание мужчин. Одноухий с резким визгом рвался в темноту, все время пытаясь схватить палку зубами.

– Смотри, Билл, – прошептал Генри.

В круг, освещенный костром, боком скользнул зверь, похожий на собаку. Он двигался трусливо и в то же время нагло, все внимание обращая на собак, но не упуская из виду людей. Одноухий тянулся к нему на всю длину палки и нетерпеливо скулил.

– Это волчица, – шептал Генри, – она погубила Толстяка и Фрога. Она завлекает собак, а стая набрасывается и сжирает их.

В огне затрещало. Головня откатилась с шипением. При этом звуке странный зверь отпрыгнул во мрак.

– Я думаю, Генри…

– Что ты думаешь?

– Я думаю, что этого-то зверя я и попотчевал дубинкой.

– Вне всякого сомнения, – был ответ.

– Я хочу лишь обратить твое внимание на то, – продолжал Билл, – что она привыкла к кострам, – и это подозрительно.

– Да, она знает больше, чем полагается знать уважающей себя волчице, – согласился Генри. – Волчица, хорошо знающая время кормежки собак, немало повидала на своем веку.

– У старого Виллэна когда-то собака ушла с волками, – размышлял вслух Билл. – Мне надо бы это помнить. Я же и застрелил ее в стае волков, когда мы охотились на лосей у Литл-Стика. Старик Виллэн плакал тогда как ребенок. Он не видел ее около трех лет, как он говорил. Все это время она провела в стае и совершенно одичала.

– Считаю, что ты близок к истине, Билл! Это не волк, а собака, которая не раз ела рыбу из рук человека.

– Если представится случай, я покончу с ней, будь она волк или собака. Мы не можем больше терять собак.

– Да, но у тебя всего три заряда, – возразил Генри.

– Постараюсь убить наповал, без промаха.

Поутру Генри разжег костер и готовил завтрак под аккомпанемент храпа товарища.

– Ты спал на славу, – сказал Генри, принимаясь с ним за еду. – Мне было жаль тебя будить.

Полусонный Билл ел вяло. Он заметил, что его чашка пуста, и потянулся к кофейнику. Но кофейник стоял возле Генри, и его нельзя было достать.

– Послушай, Генри, – сказал он кротко, – не забыл ли ты чего-нибудь?

Генри посмотрел очень внимательно вокруг себя и покачал головой. Билл поднял пустую чашку.

– Ты не получишь кофе, – объявил Генри.

– Он опрокинулся?

– Нисколько.

– Ты находишь, он вреден для моего желудка?

– Нисколько.

Краска гнева залила лицо Билла.

– В таком случае я был бы очень благодарен, если бы ты объяснил мне…

– Крепыш исчез, – отвечал Генри.

Не торопясь, с видом полнейшей покорности судьбе, Билл обернулся и, не сходя с места, пересчитал собак.

– Как это случилось? – безучастно спросил он.

Генри пожал плечами:

– Не знаю. Если только Одноухий не перегрыз ему ремень. Сам он не мог, конечно, сделать этого.

– Проклятая тварь! – Билл говорил увесисто и медленно, без всякого признака гнева, который кипел в нем. – Если не мог перегрызть своей привязи, так выпустил Крепыша.

– Что ж, все тревоги для Крепыша кончились: я полагаю, его уже переварили за это время и он теперь в кишках двадцати волков.

Такую эпитафию сказал Генри последней погибшей собаке.

– Пей кофе, Билл!

Но Билл покачал головой.

– Пей же! – настаивал Генри, протягивая кофейник.

– Пусть меня повесят, если выпью. Я сказал, что не стану пить, если какая-нибудь собака пропадет, и я сдержу слово.

– Отличный кофе! – сказал Генри с видом искусителя.

Но Билл был непреклонен и ел всухомятку, посылая Одноухому проклятия за сыгранную шутку.

– Сегодня ночью я привяжу каждую собаку порознь, – сказал Билл, когда они тронулись в путь.

Не прошли они и ста ярдов, как Генри, бывший впереди, нагнулся и поднял какой-то предмет, за который задели его лыжи. Было темно, и он не мог разглядеть, что это, но узнал на ощупь. Генри отбросил его назад, так что предмет этот ударился о сани и отскочил к лыжам Билла.

– Может быть, тебе еще понадобится эта штука, – сказал Генри.

Билл ахнул. Это было все, что осталось от Крепыша, – палка, к которой он его привязал.

– Его сожрали вместе с привязкой. Ремень на палке съеден начисто на обоих концах. Да, они дьявольски голодны, Генри. И раньше чем окончится наша поездка, они до нас доберутся.

Генри вызывающе рассмеялся:

– Хоть и не случалось, чтобы за мною гонялись волки, но я попадал в переделки похуже и все-таки пока жив. Нужно кое-что посерьезнее стай назойливых тварей для твоего покорного слуги, Билл, сын мой!

– Не знаю, не знаю, – зловеще бормотал Билл.

– Ладно, узнаешь, когда доберемся до Мак-Горри.

– Не очень-то верится в это, – стоял на своем Билл.

– Просто ты не в духе, вот в чем дело, – решительно заявил Генри. – Тебе необходимо принять хины; погоди, я заставлю тебя проглотить изрядную дозу, дай только добраться до Мак-Горри.

Билл недовольным ворчанием выразил свое несогласие с таким диагнозом и умолк.

День прошел, как все прежние. В девять часов рассвело, в двенадцать горизонт на юге несколько порозовел от невидимого солнца, а вскоре затем начал сгущаться холодный серый вечер, который через три часа должен был перейти в ночь.

Когда солнце сделало слабую попытку появиться, Билл вытащил из-под поклажи в санях ружье.

– Держи прямо, Генри, а я пройдусь, посмотрю, что тут такое творится.

– Лучше бы тебе не отдаляться от саней, – запротестовал товарищ. – У тебя всего три заряда, а как знать, что может еще случиться.

– Ну, кто из нас теперь скулит? – с торжествующим видом спросил Билл.

Генри ничего не ответил и пошел вперед, часто и беспокойно оглядываясь на серую пустыню, где вскоре пропал из виду его спутник.

Час спустя по следу саней вернулся Билл. Он сказал:

– Они бродят врассыпную, не упускают из виду нас и в то же время ищут другую добычу. Видишь ли, в нас-то с тобой они уверены; знают, что надо только еще немного подождать, а пока они охотно подобрали бы все, что попадется из съедобного.

– По-твоему, они думают, что уверены в нас? – колко возразил Генри.

Билл не обратил на ответ внимания.

– Видел я некоторых из них. Страшно тощие. По всему судя, они неделями не видели ни кусочка, если не считать Толстяка, Фрога и Крепыша. А их так много, что эта добыча только разожгла их аппетит. Да, удивительно тощие, ребра, как палки, а животы втянуты под самые позвонки. Словом, вид отчаянный, скоро всякий страх забудут, и тут уж берегись!