Страница 12 из 16
Но в волчонке действовали и другие силы, главнейшей из которых был рост. Инстинкт и закон требовали от него повиновения, но рост внушал непослушание. Мать и страх заставляли держаться вдали от белой стены. Но рост есть жизнь, а назначение жизни – стремиться к свету. И нельзя было задержать прилива жизни, поднимавшегося в нем с каждым проглоченным куском, с каждым вдохом и выдохом. Наконец, напор жизни восторжествовал над страхом и послушанием, и волчонок, распластавшись по земле, пополз к выходу.
Не похожая на другие стены, с которыми он уже ознакомился, эта стена, казалось, отступала от него по мере того, как он двигался вперед.
Он не ударился своим нежным носом, испытующе поднятым кверху, ни о какую твердую поверхность. То, из чего стена состояла, казалось, было проницаемым и не оказывало сопротивления так же, как свет. И так как состав предметов в его глазах сливался с их наружным видом, то он вошел, казалось ему, в то, что для него было стеною, погрузился в составлявшее ее вещество.
Это сбивало с толку. Он вполз в плотную массу, а свет становился все ярче. Страх побуждал отступить, а рост гнал вперед. Внезапно он очутился у края пещеры, и стена, внутри которой, как ему казалось, он находился, вдруг отпрыгнула от него на неизмеримое расстояние. Свет сделался мучительно ярким и ослепил его, а неожиданно раздвинувшееся огромное пространство просто ошеломило. Но глаза его постепенно приноровились и к яркому свету, и к увеличившемуся расстоянию, на котором находились предметы. Во-первых, он снова увидел отступившую стену, но уже вдалеке; во-вторых, вся ее наружность изменилась. Это была многоцветная и сложная стена, составленная из деревьев, окаймлявших ручей, из противоположной горы, возвышавшейся над деревьями, и из неба, которое было еще выше горы.
На волчонка напал страх, потому что все это было страшное и неизвестное. Он припал к земле на краю пещеры и пристально смотрел на открывшийся мир. Так как все было неизвестным, то казалось враждебным. Шерсть на его спине встала дыбом, и рычание пыталось вырваться из его горла. Бессильный и испуганный, он бросал вызов и грозил всему обширному миру.
Но все обошлось благополучно. Он продолжал смотреть и от любопытства забыл, что надо рычать. Забыл даже свой испуг. На время страх уступил место любопытству. Волчонок начал различать близкие предметы, открытую часть ручья, сверкавшего на солнце, засохшую сосну, которая стояла у основания откоса, поднимавшегося прямо к нему и оканчивавшегося в двух шагах ниже края пещеры, куда он приполз.
До сих пор серый волчонок жил на ровной поверхности. Он еще не испытывал боли от падения, да и не знал, что такое падение. Поэтому он смело шагнул в воздух. Его задние ноги оставались на краю пещеры, и он упал головою вниз. Земля встретила его жестоким ударом по носу, что заставило волчонка взвизгнуть. Затем он покатился по откосу все быстрее и быстрее. Панический ужас овладел им. Неизвестное наконец захватило его в свою власть и готовилось сделать с ним что-то страшное. Рост был побежден страхом, и волчонок заскулил, как перепуганный щенок.
Неизвестное и страшное окружило его, и он скулил не переставая. Это было куда хуже, чем когда он лежал в пещере, замирая от страха, а неизвестное собиралось напасть на него издали. Теперь оно завладело им, и молчать было бесполезно. Кроме того, теперь им владел уже не страх, а настоящий ужас. Но склон становился более отлогим, и у его подножия росла трава. Скорость падения уменьшилась, и наконец волчонок перестал катиться вниз. Он издал последний судорожный всхлип, перешедший в продолжительный жалобный плач. А затем, как будто это было делом привычным, как будто ему уже тысячу раз приходилось заботиться о своем туалете, принялся слизывать прилипшую к шерстке сухую глину.
Затем он сел и начал осматриваться, как сделал бы это человек, впервые очутившийся на Марсе.
Волчонок пробился сквозь стену, загораживавшую мир, неизвестное отпустило его, и он был невредим. Но первый человек на Марсе оказался бы больше подготовленным к неожиданностям, чем он. Без какого-либо предварительного знания, без малейшего предупреждения волчонок очутился в роли исследователя совершенно нового мира.
Теперь, когда ужасное неизвестное выпустило его, он позабыл о всех ужасах. Он чувствовал лишь крайнее любопытство ко всему, что его окружало. Он осмотрел траву под собою; бруснику, растущую немного дальше; омертвелый ствол засохшей сосны, стоявшей на краю открытого пространства между деревьями. Белка, шнырявшая вокруг ствола, подбежала к нему вплотную и страшно его напугала. Он припал к земле и зарычал. Но и сама белка перепугалась. Она быстро взобралась на вершину дерева и сердито запищала на него оттуда.
Это придало волчонку храбрости, и хотя зеленый дятел, следующий, кого он встретил, снова перепугал его, он тем не менее решительно отправился в путь.
Дерзость его настолько возросла, что, когда еще какая-то птица нагло подпрыгнула к нему, волчонок игриво протянул вперед лапу, результатом чего был сильный удар клювом по кончику носа, вызвавший визг. Этот визг заставил птицу упорхнуть прочь.
Волчонок учился. Его слабый ум уже сделал бессознательный вывод, что в мире есть предметы живые и неживые. К живым предметам надо относиться осторожно. Неживые всегда остаются на одном месте, но живые движутся, и нельзя знать заранее, на что они способны. От них надо ожидать всяких неожиданностей.
Он шел очень неуклюже, поминутно на что-нибудь натыкаясь. Ветка, которая казалась находящейся далеко, в следующий миг била его по носу или царапала бок. Земля была неровная, он часто спотыкался, тыкаясь носом; лапы его цеплялись за корни. Попадались камни, которые переворачивались, когда он наступал на них, и он узнал, что и неживые предметы не всегда находятся в состоянии равновесия, как в его пещере; кроме того, оказалось, что маленькие неживые предметы более способны падать и перевертываться, чем большие. Но каждая ошибка учила его. Чем дальше он шел, тем лучше у него получалось. Он приспосабливался, учился рассчитывать свои движения, определять предел своих физических сил и измерять расстояние между предметами, а также между ними и собою.
Новичкам всегда везет. Рожденный, чтобы стать охотником (хотя он об этом и не знал), он поступил опрометчиво, забыв о пище при первом своем вторжении в мир. Лишь по слепой случайности ему посчастливилось напасть на искусно скрытое гнездо глухаря. Он свалился в него. Он попробовал пройти по упавшей сосне; гнилая кора не выдержала его тяжести, и с отчаянным визгом он сорвался с круглого ствола, пролетел сквозь листву и ветки небольшого куста и очутился между семью птенцами глухаря.
Они запищали и сначала испугали его. Затем он увидел, что они очень малы, и стал смелее. Они двигались. Он наступил на одного лапой, и тот задвигался быстрее, чем доставил волчонку удовольствие. Волчонок обнюхал его и взял в рот. Птенец бился и щекотал ему язык; волчонок почувствовал голод. Его челюсти сомкнулись. Послышался треск хрупких костей, и теплая кровь закапала из пасти. Было вкусно. Он понял, что это такое же мясо, какое давала ему мать, но только живое и, следовательно, лучше. Таким образом он съел маленького глухаря, но не остановился на этом, а сожрал весь выводок. Потом облизнулся точно так же, как это делала его мать, и начал выбираться из куста.
Но тут на него налетел крылатый вихрь, и он был приведен в замешательство, ослепленный стремительным натиском и яростными ударами крыльев. Он спрятал голову между лапами и завизжал. Удары усилились. Самка глухаря была в ярости. Но разозлился и волчонок. Он поднялся, рыча и отбиваясь лапами, запустил свои крошечные зубы в крыло птицы и решительно тащил и дергал его. Глухарь отчаянно отбивался, нанося ему удары свободным крылом. Это была первая битва волчонка. Он ликовал. Забыв о неизвестном и уже не боясь ничего, он дрался и рвал живое существо, которое било его. Притом живое существо было мясом. Жажда убивать охватила волчонка, только что уничтожившего несколько маленьких дивных существ. Теперь он должен уничтожить и большое живое существо. Он был увлечен борьбой и счастлив, хотя и не знал о том, что счастлив. Он дрожал от возбуждения, которого до сих пор ему не приходилось испытывать.