Весенняя песня Сапфо

Сапфо решила собрать их на затылке в пучок, но оставить по бокам два черных блестящих локона, которые спускались бы из-за ушей, подчеркивая белизну щек и шеи. Эти завитые локоны доходили ей почти что до пояса и напоминали необычное, дорогое украшение.

Сапфо еще раз посмотрела на себя в бронзовое зеркало – она знала, что красива от природы, но сегодня лишний раз хотела в этом убедиться.

Да, боги подарили Сапфо при рождении многое, о чем может мечтать любая женщина: стройную фигуру, нежную белизну кожи, которую летом не портил загар, выразительные карие глаза.

Но если бы каждую черту лица Сапфо можно было рассмотреть отдельно, причем спокойным, бесстрастным взглядом, то в ее внешности не нашлось бы ничего слишком уж удивительного: да, небольшой, правильной формы нос, карие глаза, четко очерченные губы, высокая шея…

Пожалуй, изнеженная, трепетная красота той же златокудрой Филистины могла гораздо сильнее поразить чье-либо воображение.

Но все же всякий, кто хотя бы раз беседовал с Сапфо, потом утверждал, будто никогда до этого не встречал женщину более привлекательной и прекрасной наружности. Мало того, у многих после первой же встречи складывалось впечатление, что именно эта в меру молчаливая, в меру веселая, но при этом безмерно загадочная женщина знает секрет человеческого счастья. И если хорошенько попросить, она сможет поделиться этим секретом со всеми. Достаточно иметь счастливую возможность постоянно находиться возле Сапфо: слушать ее песни и смех, видеть, как она танцует, или даже просто ест или спит.

Наверное, именно поэтому в школе Сапфо постоянно появлялись новые ученицы самых разных возрастов, уверенные, что, чем дольше им посчастливится здесь побыть, тем больше и у них самих появится шансов когда-нибудь тоже достичь женского совершенства.

Однако подобное ощущение внутренней гармонии Сапфо было обманчивым: в ее душе, как и у любого другого человека, постоянно кипели разные страсти. Она могла раздражаться, печалиться, возмущаться, но с годами научилась хорошо это скрывать от окружающих.

Точнее, наоборот: Сапфо научилась все свои эмоции честно, без остатка выплескивать в стихотворения и песни. Потому-то ее строки получались буквально заряженными искрометными, живыми чувствами и поражали слушателей – как мужчин, так и женщин! – тем, что совпадали с их самыми, казалось бы, затаенными мыслями и переживаниями.

Но сама Сапфо при этом словно оставалась немного в тени и со своей знаменитой, тихой улыбкой наблюдала за тем восхищением, которое вызывало у окружающих ее неукротимое творчество.

Впрочем, некоторые мужчины были абсолютно уверены, что Сапфо черпает свою мудрость и глубокомысленные суждения из какого-то особого, тайного учения философской школы, доступного пока только посвященным. И вся загадка лишь в том, что никто про эту самую школу и, главное, таинственного наставника Сапфо – разумеется, мужского пола! – просто ничего не знает.

Поэтому при встречах с Сапфо многие мужчины старались поскорее завести разговор о разбросанных по материку и греческим островам всевозможных ученых студиях, знаменитых мудрецах древности, принимались цитировать расхожие афоризмы, рассуждать об истине, о свойствах материи, категориях счастья и обо всем, что могло бы заставить поэтессу проговориться о своем секрете.

Сапфо с удовольствием включалась в такие ученые беседы, но у всякого, кто пытался выведать и понять ее философские воззрения, неизменно оставалось чувство, что эта непостижимая женщина все же скрывает от окружающих какую-то главную тайну, хотя при этом, казалось бы, совершенно открыто говорит обо всех своих взглядах, симпатиях и антипатиях.

Наверное, у Сапфо действительно была такая тайна – ее творчество, – которую невозможно объяснить никакими словами, ни тем более изложить по пунктам на восковой табличке.

Она ведь и сама до конца так и не поняла, что это такое: мучительный, счастливый недуг, награда или кара? Как расценивать посланный ей великими богами поэтический дар?

Сапфо еще раз поправила новую, необычную прическу и под конец украсила волосы на затылке небольшим букетом свежих фиалок.

Нынешним летом Сапфо незаметно ввела в своей школе настоящую моду на украшения из живых цветов. И теперь никому из ее подруг почему-то не хотелось украшать себя золотыми заколками для волос, подвесками из драгоценных камней, бронзы или слоновой кости, как это принято у столичных красавиц. В большом загородном доме, где на жаркие летние месяцы располагалась знаменитая «школа Сапфо», все наперебой украшали свою одежду и волосы живыми цветами.

А Филистина однажды сплела себе такой венок из колосьев пшеницы и дубовых листьев, что от ее прелестной головки невозможно было оторвать восхищенных взглядов.

Одна только Дидамия не поддавалась, как она говорила, на «цветочные глупости». Эта женщина любила во всем определенность, твердость и потому по-прежнему предпочитала носить на себе украшения, которые имели несомненную материальную ценность, – в основном из благородных металлов.

Кое-кто даже усматривал в своеобразной моде, появившейся в школе Сапфо, особый намек на демократические веяния и политические события, происходившие на всех островах, включая и Лесбос, и особенно на материке – в Афинах.

Повсюду шла борьба с тиранией, устанавливались новые законы, многие привычные основы переворачивались вверх дном. Мол, даже в школу Сапфо долетел легкий ветерок перемен – только он коснулся не женских умов, а исключительно волос и одежды легкомысленных красавиц.

Сапфо, как всегда, с подобными рассуждениями не спорила, а только тихо посмеивалась.

Не будет же она каждому рассказывать, что просто каждый цветок или форма листа на дереве каким-то тайным образом соответствуют мелодии, которую женщина, с присущей ей внутренней чуткостью, ощущает в себе уже с раннего утра. Поэтому в один день ее украшением может стать победная, алая роза, а в другой рука сама тянется к тихой маргаритке или к чувственной лилии.

Но сегодня почему-то Сапфо выбрала именно фиалку – весенний цветок, который по осени снова набил цвет…

Сапфо брызнула на волосы из маленького расписного флакона несколько капель фиалковой воды, желая усилить аромат своего букета, когда в дверь заглянула служанка.

– К нам явился Алкей, моя божественная, – сказала она, с интересом разглядывая новый облик Сапфо. – А с ним в повозке сидит незнакомец с грязной седой бородой и палкой. Старикашка до сих пор спит – ведь он чуть живой! А раз держит в руках палку – то наверняка к тому же и хромой. И зачем только люди на старости лет зря трясут по дорогам свои ветхие кости?

Самая старая в доме, любимая служанка Сапфо – Диодора любила временами от души поворчать и пользовалась тем, что госпожа ей это позволяла.

– Скажи Алкею – пусть зайдет, – сказала Сапфо, бросая прощальный взгляд в зеркало из светлого металла и убирая его до завтрашнего утра.

Она же не Филистина, чтобы по нескольку раз в день, в зависимости от настроения, менять прически и переодеваться. В жизни и без того столько интересного и нового!

– О великолепная Сапфо! – молитвенно сложил руки на груди появившийся в беседке Алкей. – О Сапфо, неужели я снова благодаря Аполлону и всем небесным богам вижу тебя перед собой? Сегодня можно ослепнуть от твоей красоты! Ну и пусть! Я готов! Зато тогда, возможно, я наконец-то прославлюсь, как великий Гомер!

Поэт Алкей имел привычку несколько преувеличенно, наигранно выражать свои чувства и настроения. Так что порой казалось, будто в душе он сам же немного подсмеивался над собственными словами.

Поэтому всякий раз, даже когда Алкей говорил серьезно, никто из женщин до конца ему не верил. А уж тем более проницательная Сапфо.

– О Сапфо! У меня нет слов, чтобы выразить чувства, охватывающие меня всякий раз, когда я вижу тебя!

– А ты попробуй найти – ведь ты же поэт, – привычно поддразнила его Сапфо.

– Нежная, как фиалка, златокудрая Сапфо, – улыбнулся Алкей. – Если я расскажу тебе обо всех мыслях и желаниях, которые зарождаются во мне при виде твоей красоты… А ведь сейчас я говорю от лица всех мужчин! Так вот: как бы цветы в твоих волосах не завяли от такого сильного, жаркого порыва. Поэтому я лучше скромно промолчу и опущу глаза.