Странные Эоны

Сквозь извивающиеся клочья тумана Марк смотрел на то, что плыло в центре бассейна, смотрел и видел всплывшее тело и распухшее лицо Джадсона Мойбриджа.

Остекленевшие незрячие глаза были выпучены, ни звука не исходило из разинутого перекошенного рта, потому что мертвый не видит и не говорит. Мойбридж был мертв.

Нагнувшись, Марк подался вперед в сторону трупа.

И сразу же вслед за этим из-за кромки воды быстро высунулись руки, чтобы схватить его за лодыжки и утащить вниз, в пузырящуюся черноту.

Когда ты тонешь, перед тобой проносится вся твоя жизнь.

Так говорят старухи, но все это ложь.

Марк это знал, потому что сейчас он тонул, тонул рядом с всплывшим трупом Джадсона Мойбриджа. Боль врезалась в его голову, пронзила шею и грудь. Он боролся, пытаясь освободиться, но невидимые руки держали его крепко и тянули его вниз, в глубину до тех пор, пока его разрывающиеся легкие не наполнились водой.

Теперь-то он должен был умереть, но это был еще не конец. Ему снилось…

Ему снилось, что он все еще жив, когда они вытолкнули его из бассейна, мокрого и дрожащего, ошеломленного и беспомощного. Но живого.

Теперь, когда они окружили его, он мог видеть их, они поставили его на ноги и протащили к машине, припаркованной рядом с обочиной прямо перед домом.

С их одеждой что-то было не в порядке — она не подходила. Платья были сшиты в соответственно с нормальными контурами человеческого тела, но пленившие его не были нормальными. Волочащаяся походка говорила об уродстве их ног, горбатые спины и раздутые шеи расширялись и сжимались в ритме их хриплого дыхания; удлиненные запястья, торчащие из застегнутых манжет, заканчивались перепончатыми пальцами, которые двигались и щелкали, как клешни. А когда он мельком увидел их лица, то его сон превратился в ночной кошмар.

Огромные круглые глаза не моргали; скошенные плоские носы с выступающими наружу ноздрями; широкие рты, лишенные губ, открывались, показывая ряды мелких зазубренных зубов; чешуйчатая кожа плотно покрывала безволосые головы; узловатые шеи со щелями по бокам, которые раскрывались и закрывались, постоянно пульсируя, — все это было частью сновидения.

Но больше всего отвращение вызывала невыносимая рыбья вонь; их вонь и их голоса. Глубокие горловые звуки имели весьма отдаленное сходство с речью, однако он сумел различить какие-то труднопроизносимые слова.

Двое из этих тварей присели или согнулись возле него на заднем сидении машины; двое других сели спереди. Казалось, тот, кто был за рулем, знал дорогу, и это был именно он, чей голос сейчас гудел сквозь сон.

— Нет побережья — шоссе исчезло — все смыто — ехать проселочными дорогами — через горы…

Затем, к облегчению, все исчезло.

Когда сознание вернулось к Марку, он понял, что ночь холодна, но сам он холода не чувствовал! Они поднялись над туманом, кренясь и буксуя. Марк открыл глаза на краснеющий сзади вдали горизонт и мрачную темноту неба впереди, где неясно вырисовывались высокие горные пики.

Пока они петляли, поднимаясь по разбитым дорогам на крутые откосы все более высоких гор, ему казалось, что дыхание его спутников становится более затрудненным; они задыхались, но водитель только качал своей лысой и разбухшей головой. Он все гудел и гудел:

— Единственный путь спасения здесь — единственный путь.

Они находились в безопасности от какого-либо человеческого вмешательства, потому что никаких других машин не встречалось на этих опасных перевалах через горные вершины. Когда зловещее багровое солнце взошло на востоке, красное сияние засветилось в проходах между горами слева от них. Источником этого сияния было отражение солнца в воде сверху и снизу, но Марк не мог припомнить, что он видел так близко к цепи гор здесь на севере. Это была какая-то путаная география, возможная только во время путешествий во сне.

Он снова, вроде бы, погрузился в глубокий сон, судорожно пробуждаясь, когда машина останавливалась, чтобы охладить кипящий радиатор. Но всякий раз, когда она снова стартовала, и нескончаемые часы проходили в ничем не нарушаемой тишине, и хотя похитители крепко держали его руки, они не пытались обращаться к нему.

Сны лишены времени, и он не мог сказать, когда они обогнули долину, где вода от наводнения затопила дома по самые крыши. Не знал он и в какой момент они переехали грязный мчащийся поток, где кружились тела людей и скота среди буро красной пены.

Он приподнялся и увидел, что снова спустились сумерки, и теперь машина проехала мимо дорожного знака с надписью: «Лос-Гатос — 30 миль».

Она, скорее всего, находились где-то в горах Санта-Крус, или могли бы там находиться, если все это существует только во сне. Это должно быть только сном, твердил он сам себе; сном или смертью. Реальность умерла где-то позади, в городе, так же как и сам он умер в бассейне, утонув, потому что никогда не учился плавать.

Лучше, если это, действительно, так; лучше быть мертвым и воображать себе, что жив, чем быть живым и находиться в плену у этих тварей, взбираясь снова на покрытые деревьями сумеречные холмы.

Теперь мельком можно было увидеть редко попадающиеся дома, разрушенные и молчаливые, темные и опустошенные, среди возвышающихся калифорнийских мамонтовых деревьев. Его взгляд поймал дорожный знак и надпись на нем: «Терраса Скайвью». Машина проехала мимо него, затем резко свернула на узкую и грязную проселочную дорогу, едва ли шире железнодорожного полотна, ведущую вверх сквозь заросли деревьев.

Конечно, это была иллюзия, поскольку единственной реальностью было сновидение — этот сон и эти твари. Теперь он знал, кто они такие, эти рыбо-подобные гибриды; он знал, откуда они явились, и куда они, должно быть, направляются.

Они тащили его с собой в Иннсмут…

— Иннсмут? — сказал какой-то голос. — Вы определенно знаете, что его не существует. И никогда не существовало, по крайней мере, с таким названием.

Марк открыл глаза.

Комната была темной, а ночное небо за венецианским окном было еще темней. Он, вроде бы, сидел на кушетке перед этим окном, на кушетке, покрытой чрезвычайно жесткой, грубой тканью. Затем он понял, почему она так обдирает его кожу, он был голым.

Воздух был холодным и влажным, но это не угнетало его; головная и телесная боль исчезли, и он чувствовал себя снова более или менее — в своей тарелке.

Но как это может быть, когда он был мертвым и спящим?

Не мертвым и не спящим, — сказал голос.

Марк оглядел всю комнату в поисках источника этого голоса. Постепенно его взгляд уловил слабый свет, и теперь он с трудом мог определить затененные очертания какой-то формы, что занимала кресло у противоположной стены.

Что представляла из себя эта фигура, определить было трудно, но ее вертикальное положение вместе с отсутствием пронзительного зловония и правильностью речи, дали Марку возможность предположить, что он сейчас не в присутствии одного из своих похитителей.

Вы не были похищены, — сказал голос. — Вы препровождены сюда.

С запозданием Марк понял, что сам-то он не говорит вслух. И это значило…

То, что я читаю ваши мысли, — в голосе прозвучали нотки удовольствия. — Интуиция. Салонный трюк. Если бы я действительно это делал, то знал бы, что Мойбриджу доверять нельзя. Так и есть, я подозревал о такой возможности и приказал найти его дом. То, что найдено в сейфе, подтвердило мои подозрения.

Вы убили его, — сказал Марк.

Грубое слово. Он бы умер к этому времени, в любом случае, когда поднялись воды.

Воды?

Я забыл, — вы не знаете о приливных волнах во время колебаний земли прошлой ночью. Бассейн Лос-Анджелеса больше не пустует. Береговая линия от Байя Калифорния до Залива Сан- Франциско полностью затоплена. Даже здесь, в горах, мы защищены лишь на время. Убедитесь сами.

Марк посмотрел сквозь венецианское окно налево. Он услышал журчащий звук, прежде чем увидел его источник, нарастающий подъем воды пенился перед утесом сорока футами ниже.

Все продолжает подниматься, — сказал голос. — Она очень скоро доберется до нас.