Моя прекрасная принцесса

После ее вчерашней насмешливой остроты насчет выслеживания бандитов разговор быстро покатился под откос и закончился, когда тетя Люси приказала им перестать вести себя как дети. На самом деле так они себя и повели, особенно Гриффин. Заявил, что проткнет Чарлза кинжалом, если тот отпустит еще хоть одно оскорбительное замечание про его сестру. Свою угрозу Стил выдал, когда Чарлз сказал, что поведение Джиллиан куда лучше подходит для перебранки в таверне, нежели для вежливой беседы. Джиллиан парировала: уж лучше перебранка в таверне, чем разговор с герцогом.

В конце концов леди Марбери заставила их, пусть и неохотно, пойти на мировую, горестно посмотрела на Чарлза и сказала, что освобождает его от всяких обязательств по отношению к Джиллиан и вообще к семье.

– Ты не должен тут оставаться ни секундой дольше и участвовать в таких неприятных сценах, – сказала она, махнув в его сторону кружевным платочком, словно выкинула белый флаг. И вдруг вздрогнула, хотя Чарлз подозревал, что это было наигранно.

Под впечатлением от искусно разыгранной бабушкой сценки Джиллиан порозовела и прикусила нижнюю губу, но не произнесла ни слова – не стала ни извиняться, ни возражать. Стил определенно тоже не желал больше видеть Чарлза. В общем, герцога попытались изящно выставить за дверь.

И хотя Чарлз твердо намеревался использовать эту возможность и сбежать из сумасшедшего дома Марбери, вдруг обнаружил, что сидит в кресле и размышляет. Затем он сделал какое-то глупое замечание насчет болезней роста и выразил уверенность, что все они прекрасно поладят. Такой резкий поворот в настроении и намерениях ошеломил и Стила, и Джиллиан, но только не тетушку.

Тетя Люси обнаружила его слабое место – дьявольскую гордость. Если на свете и существовало что-то, чего Чарлз признать не мог, так это то, что кто-то не склонится перед его волей. Он был потомком воинов и политиков, начиная от Вильгельма Завоевателя. Никто никогда не указывал Пенли, что они могут или не могут делать. Сказать такое все равно что помахать красной тряпкой перед быком, и вчера это оказало на Чарлза магическое действие.

Он тронул Джиллиан за локоть, и они пошли дальше.

– Многие гости Лондона приходят, чтобы полюбоваться на эту декоративную ферму. Вот я и подумал, что вам тоже могут быть интересны достопримечательности Грин-парка.

– Вы определенно плохо меня знаете. – Джиллиан сердито сверкнула глазами на привлекательное фермерское строение, словно само его присутствие тут оскорбляло природу. – Вся эта затея нелепа, но, думаю, ничто не должно удивлять меня в Лондоне.

– Мисс Драйден, обычно не принято бранить джентльмена, если он любезно пригласил молодую леди на прогулку. Напротив, она выражает благодарность, проявляя интерес к тому, что ей предлагают, даже если этот интерес несколько наигран.

– Другими словами, врет. – Джиллиан скрестила на груди руки, не обращая внимания на большую пуховую муфту, болтающуюся у нее на запястье.

Муфта висела, как странное животное, и Чарлз гадал, зачем девушка вообще взяла ее с собой. К счастью, это был единственный недостаток в ее элегантном наряде. Темно-зеленая плотная накидка наилучшим образом подчеркивала достоинства высокой изящной фигуры и прекрасно смотрелась с модной шляпой в стиле «гренадер» на блестящих кудрявых волосах.

Никаких сомнений, Джиллиан очаровательна, хотя и не в общепринятом смысле слова. У нее высокие острые скулы, решительный подбородок и – совершенно неожиданно – роскошный рот и большие глаза цвета хереса. Очень соблазнительное сочетание, которое наверняка привлекло бы множество мужчин, не отпугивай она любого потенциального кавалера.

Они сошли с Броуд-уок на одну из тропинок, ведущих к ферме. Чарлз оглянулся, проверяя, как там контесса[2] Патерини и ее камеристка. Они тащились сзади, еле передвигая ноги. Мать Джиллиан играла роль дуэньи на самой безобидной прогулке. Учитывая слухи, уже кружившие вокруг Джиллиан, Чарлз решил не рисковать. Следующие несколько недель он будет делать все, что в его силах, чтобы не было и намека на скандал в отношении Джиллиан или его самого.

«Удачи тебе в этом, старина».

Контесса весело махнула ему рукой.

– Не беспокойтесь обо мне, дорогие. Мы с Марией встретим вас на ферме.

Джиллиан обернулась.

– Мама, ты хорошо себя чувствуешь? Может быть, хочешь остановиться и отдохнуть?

– Все чудесно, милая. Мы просто будем идти не спеша, как нам нравится, правда? – Она улыбнулась своей спутнице, дородной итальянке, смотревшей на Лондон вообще и Грин-парк в частности с мрачным неодобрением. Бедняга знала по-английски всего несколько слов. Вероятно, переезд в Англию дался ей нелегко.

– Ну, если ты уверена… – протянула Джиллиан.

– Конечно. Перестань беспокоиться обо мне и наслаждайся жизнью.

И все же Джиллиан очень переживала за мать. Контесса была увядшей красавицей с мягкими, неуверенными манерами, говорящими как о ее добром характере, так и о слабом здоровье. Она очень изменилась с тех пор, как Чарлз видел ее много лет назад на Сицилии. Тогда это была энергичная молодая матрона, купавшаяся в любви обожаемого супруга и наслаждавшаяся веселой жизнью в Палермо. Задор покинул ее после смерти мужа. Насколько мог понять Чарлз, контесса теперь просто плыла по течению, позволив леди Марбери и Джиллиан принимать за нее все решения. Контесса никак не могла повлиять на поведение дочери и лишь неодобрительно прищелкивала языком, когда Джиллиан говорила или делала что-нибудь возмутительное.

Отношения матери и дочери перевернулись с ног на голову. Когда сегодня утром герцог пришел, чтобы сопроводить их в парк, Джиллиан суетилась над матерью, как кошка над единственным котенком. В конце концов он сумел вывести их из дома, твердо пообещав, что они сразу же вернутся, если контесса почувствует слабость. Но даже и в этом случае Джиллиан согласилась отважиться на поход в дикие дебри Мейфэра только после того, как несколько минут простояла на крыльце, убеждаясь, что на улице не слишком сыро и не слишком холодно для ее мамочки.

– Идемте же, мисс Драйден. Ваша мама в надежных руках. Погода сегодня очень мягкая, и я уверен, что свежий воздух пойдет ей на пользу.

– А вот я сомневаюсь, – возразила Джиллиан. – С тех пор как мы сюда приехали, погода стоит совершенно отвратительная. Я всегда знала, что в Англии сыро и холодно, но уже май, а мы все морозим зад… – Она осеклась, скорчив очаровательную гримаску. – Извините. Я хотела сказать, что уже май, а тут все еще не по-весеннему холодно.

– Похвально ваше замечание о погоде. Прекрасно сказано. Можно подумать, вы родились в Лондоне.

Она сверкнула улыбкой, превратившей ее лицо из хорошенького в прекрасное.

– Я не полная дура. Из надежного источника мне известно, что я вполне обучаема.

– И что же это за источник?

– Я сама, – насмешливо ответила Джиллиан.

Чарлз невольно рассмеялся. Она может быть очаровательной, если захочет. Кроме того, девушка обладает удивительной силой духа. Это вторая причина, по которой он не смог отказаться от наставничества. Просто по факту рождения ей пришлось разделить с матерью позор, и он будет витать над ней, как ядовитое облако, всю жизнь.

«Нет, если это будет зависеть от меня».

– Англичане постоянно болтают о погоде, – сказала Джиллиан, – и не только потому, что это безопасная тема. Мне кажется, вы просто одержимы погодой.

– Это говорит женщина, которая всю жизнь провела на солнечном юге. Если бы вам пришлось жить в сыром, продуваемом сквозняками доме с неизменно дымящей трубой, вы бы тоже были одержимы погодой.

Когда она улыбнулась ему и взяла под руку, Чарлз едва не дернулся от неожиданности. Джиллиан в первый раз добровольно прикоснулась к нему, и почему-то это показалось ему… важным.

– Вообще-то на Сицилии мы тоже очень много думаем о погоде, – сказала она, зашагав дальше. – Летом там чертовски жарко, а если мало дождей – это просто катастрофа для фермеров.

2

Контесса – графиня в Италии. – Здесь и далее примеч. пер.