Страница 9 из 24
Между тем война продолжалась. Дионисий на короткий срок вернулся из Италии, однако понял, что ситуация безнадежная, и возвратился в Локриду, где сделался местным тираном. Дион прилагал все усилия для восстановления порядка в Сиракузах, учредил городское правительство в соответствии с заветами Платона, а сам стал править как этакий царь-философ. Но затея провалилась: он беспомощно наблюдал, как один авантюрист за другим бросает вызов его власти, а наемники торгуют своими клинками и берутся служить тем, кто предложит наибольшую цену. Неустроенность быстро перекинулась на прочие города и поселения, и вся «дионисийская империя» начала разрушаться. Гераклид поссорился с Дионом; тот приказал убить бывшего друга, а в 354 году погиб сам. Снова за опустевший трон заспорили авантюристы, и хаос длился до 346 года до нашей эры – в том году Дионисий II наконец покинул Италию и (на недолгий период) вновь утвердился на престоле своего отца.
Это возвращение получилось совсем кратким. Один из упомянутых авантюристов, некий Гикет, самопровозглашенный тиран Леонтин, обратился за помощью к Коринфу. Он упирал на то, что четыреста лет назад первыми греческими поселенцами в Сиракузах были именно коринфяне; поэтому Коринф теоретически являлся «материнским» городом Сиракуз, но никогда раньше не вмешивался в местные дела. Впрочем, не было ни малейших оснований ожидать, что он изменит свое отношение сейчас, истощенный пятьюдесятью годами войны с соседями, испытывавший катастрофический дефицит средств, – ведь новая авантюра не сулила никаких выгод. Тем не менее Коринф откликнулся на призыв Гикета и направил на Сицилию весьма малочисленный отряд (вероятно, менее 3000 воинов) под командованием пожилого полководца по имени Тимолеонт. Выбор командира весьма любопытен. Тимолеонт был известен прежде всего как братоубийца, пусть и «праведный»: по утверждению Диодора, он лично нанес роковой удар мечом, чтобы помешать своему брату Тимофану сделаться тираном. Плутарх, правда, щадит, так сказать, братские чувства: он говорит, что Тимолеонт заливался слезами, пока двое воинов убивали его брата. В любом случае соотечественники после этого относились к Тимолеонту не слишком приязненно, и его назначение вызвало общее удивление.
Тимолеонт не удостоился радушного приема, когда в 344 году до нашей эры высадился со своими людьми на берегу ниже Таормины; однако ему улыбнулась удача. Он пошел к Сиракузам, а Дионисий II, укрывавшийся на Ортигии, поспешил сдаться на условии, что ему позволят беспрепятственно уплыть в Коринф. (Семье тирана, которая находилась в Локриде, повезло меньше: местные жители восстали и убили многих родичей Дионисия.) К соседним тиранам-авантюристам Тимолеонт не выказывал пощады; в следующие два или три года все они были схвачены и тем или иным способом казнены. Мамерка, захватившего Катанию, распяли; злосчастного Гиппоса, который завладел Мессиной, замучили до смерти в местном амфитеатре, на глазах десятков детей (их намеренно освободили ради такого повода от школьных занятий); не помиловали и Гикета, призвавшего коринфян на остров: он и вся его семья разделили участь остальных тиранов.
Однако Коринф не единственный получил призыв о помощи с охваченной неурядицами Сицилии. Вполне ожидаемо, что другим «адресатом» этого призыва оказался Карфаген. Первое карфагенское войско, прибывшее на остров, почему-то отказалось сражаться и возвратилось домой, не запятнав себя кровопролитием; вторым – которое насчитывало, по Плутарху, 70 000 человек, – командовал верховный полководец Карфагена, Гасдрубал. Это войско изрядно пострадало от вызванного обильными дождями разлива реки Кримисс (почти наверняка – близ нынешнего Беличе Дестро) в 340 году. Оставшиеся в живых отступили к карфагенским поселениям на крайнем западе острова, и Тимолеонт сделался единовластным хозяином Сицилии.
Это было замечательное достижение, тем более что сам Тимолеонт нисколько не притязал на власть, будь то в Сиракузах или где-либо еще. Он отобрал эту власть, жестоко и бессовестно, как и все те, кого он низверг и впоследствии ликвидировал. Различие заключалось в том, как он поступил со свалившейся на него ношей. В истории его удивительного возвышения не найти и намека на то, что он руководствовался личными амбициями или корыстью. Стоило ему удостовериться, что его власти на острове ничто не угрожает, Тимолеонт провел ряд радикальных реформ. Со всеми мелкими тиранами было уже покончено; теперь он разрушил дворец-крепость Дионисия I на Ортигии, это печальное олицетворение тиранического режима; пригласил на остров законоведов из Коринфа, чтобы изменить «конституцию» Сиракуз (город остался олигархией, но был учрежден Совет шестисот, благодаря чему количество голосов в управлении значительно возросло); а также перевез на Сицилию существенное число чужеземцев-иммигрантов – Плутарх говорит о 60 000 человек, – не только из Италии, но со всей Великой Греции, щедро наделив их земельными участками и тем самым немало увеличив площадь сельскохозяйственных земель. Именно во многом благодаря Тимолеонту Сицилия впоследствии стала выращивать столько зерна и сделалась главной житницей Рима. А потом – и это, возможно, удивительнее всего – в 338 или 337 году Тимолеонт тихо вышел в отставку, сославшись на старость и на подступающую слепоту. После смерти его похоронили за общественный счет, а память чтили не только в монументе на агоре, но и в гимназии, известной как Тимолентий.
Двадцать лет после смерти Тимолеонта – это двадцать лет нового процветания, ставшего возможным в первую очередь из-за резкого роста сельскохозяйственного производства, им, собственно, и обеспеченного. Храмы, театры и общественные здания строились по всему острову, как, впрочем, и укрепления. Сицилия отнюдь не стала единой – и ей предстояло оставаться раздробленной еще длительное время. Постепенно остров вновь охватили раздоры; а Карфаген и Коринф в очередной раз напомнили о своем присутствии. Нельзя сказать, чтобы острову действительно требовался новый сильный лидер, – скорее, его появление было неизбежным. В общем и целом сцена была готова к выходу такого персонажа, и он оказался, по мнению некоторых, самым кровожадным тираном греческой Сицилии.
Сицилиец Агафокл стал царем Сиракуз, хотя вышел не только из простого, но из низкого и презренного звания. Он родился в семье горшечника и вел жизнь бесчестную, но смолоду отличался такой силой духа и телесной доблестью, что, вступив в войско, постепенно выслужился до претора Сиракуз. Утвердясь в этой должности, он задумал сделаться властителем Сиракуз и таким образом присвоить себе то, что было ему вверено по доброй воле…
Он созвал однажды утром народ и сенат Сиракуз, якобы для решения дел, касающихся республики; и когда все собрались, то солдаты его по условленному знаку перебили всех сенаторов и богатейших людей из народа. После такой расправы Агафокл стал властвовать, не встречая ни малейшего сопротивления со стороны граждан. И хотя он был дважды разбит карфагенянами и даже осажден их войском, он не только не сдал город, но, оставив часть людей защищать его, с другой – вторгся в Африку; в короткое время освободил Сиракузы от осады и довел карфагенян до крайности, так что они были вынуждены заключить с ним договор, по которому ограничивались владениями в Африке и уступали Агафоклу Сицилию…
Нельзя назвать и доблестью убийство сограждан, предательство, вероломство, жестокость и нечестивость: всем этим можно стяжать власть, но не славу. Так что, если судить о нем по той доблести, с какой он шел навстречу опасности, по той силе духа, с какой он переносил невзгоды, то едва ли он уступит любому прославленному военачальнику, но, памятуя его жестокость и бесчеловечность и все совершенные им преступления, мы не можем приравнять его к величайшим людям. Следовательно, нельзя приписать ни милости судьбы, ни доблести то, что было добыто без того и другого[25].
25
Перевод Г. Д. Муравьевой. – Примеч. ред.