Нурсолтан

– Каждый должен делать своё дело. Сейчас мы слишком утомлены тяжёлой работой, чтобы привлечь к себе внимание нашего господина. В гареме должна быть хоть одна женщина, напоминающая ему о прошлом, пусть же этой женщиной будет госпожа Михипир. Она красива, хорошо одета, от неё не пахнет кухней, как от многих из нас, с нею наш господин найдёт истинное наслаждение.

Кёнсолтан чувствовала по взглядам женщин – не все были согласны с нею, но никто не попытался возразить. С того дня гарем солтана разбился на две половинки. В одной жили они – женщины, занятые повседневными заботами и домашней работой. В другой жила Михипир, незаметными заботами Кёнсолтан проживая прежней жизнью. В её комнату всегда доставляли дрова, у неё не было недостатка в еде, и если солтан желал навестить младшую жену, в её покоях его встречали тепло, уют и женская ласка. Михипир и не думала благодарить за всё это старшую госпожу. С присущей ей самоуверенностью она приписывала все эти блага положенными ей по статусу любимой жены. Теперь же впервые младшая госпожа переступила порог покоев старшей госпожи, и Кёнсолтан, не в силах скрыть своего наивного изумления, поднялась ей навстречу.

– Меня привело к вам беспокойство за нашего господина, – произнесла Михипир, в душе забавляясь видом старшей госпожи. Она придала своему голосу озабоченность и волнение, ставшее вскоре непритворным. – Не знаю, слышали ли вы о безумной затее нашего супруга: он отправил свадебное посольство в Казань к вдовствующей ханум Нурсолтан. Наш господин околдован этой женщиной! Он решил жениться на ней в то время, когда мы все прозябаем в нищете! Должно быть, чтобы приготовить для неё покои, он отберёт у нас всё самое лучшее. Я слышала больше, уважаемая старшая госпожа, солтан Менгли готов оставить свой гарем здесь, а сам бежать с новой женой в другие земли!

Последнюю ложь Михипир придумала на ходу, чтобы ввести старшую госпожу в ещё больший ужас. Но что-то не сработало в её плане, и Кёнсолтан вместо того, чтобы взорваться возмущением и проклятиями, продолжала спокойно укачивать лежавшую на её руках девочку.

– Вы слышите меня, госпожа? – осторожно переспросила Михипир.

– Да. Я слышу вас.

Кёнсолтан подошла к камину и, придерживая ребёнка одной рукой, другой поправила пылавшие дрова, умело работая массивной кочергой. Михипир заметила, какими грубыми и тёмными стали руки старшей госпожи.

– Что же вы скажете на всё это, старшая госпожа? Неужели вы допустите, чтобы наш господин подверг нас такому унижению, чтобы он бросил нас?

– Я не считаю, что всё так страшно, как вы это представили, Михипир. Взяв четвёртую жену, наш господин будет относиться к нам, как и прежде. Я уверена, что этот брак не нанесёт нашему благополучию никакого урона.

Не веря своим ушам, Михипир не отводила глаз от Кёнсолтан. «На что надеется эта глупая гусыня? Менгли уже сейчас не смотрит на неё, а что же будет с ней, когда он привезёт Нурсолтан!»

– У вас ума, как у курицы, старшая госпожа! – не сдержавшись, выпалила она. – Вы со своими руками уже сейчас похожи на служанку. Хотелось бы мне взглянуть, с какой покорностью вы превратитесь в рабыню новой жены солтана!

Кёнсолтан нахмурилась, но в тот же миг складки на её лбу расправились, и улыбка превратила глаза госпожи в ещё более узкие щёлки.

– Может быть, мои руки и похожи на руки служанки, но не далее чем вчера наш господин целовал их. И я горжусь, что у моего мужа нет оснований называть меня белоручкой!

– Что ты сказала? – Михипир даже задохнулась от возмущения. – Наш господин целовал тебе руки? Да тебе это, видно, приснилось в волшебном сне!

– А тебе бы, Михипир, очень хотелось, чтобы это было неправдой, – послышался у дверей желчный голос Махдумсолтан.

Обернувшись, Михипир обнаружила вторую жену солтана, женщину гораздо более воинственную, чем покладистая Кёнсолтан.

– Тебе даже не может прийти в голову, что господин может целовать наши руки, раз они не такие красивые, как у тебя! Но, однако, наш муж вчера вечером был у Кёнсолтан и целовал ей руки, в то время как тебя он не посещал целый месяц, а вчера выставил за дверь!

На мгновение Михипир остолбенела, но в следующую минуту она, взвизгнув, кинулась на Махдумсолтан, чтобы вцепиться в это ненавистное, усмехающееся лицо. Но женщина ловко увернулась от младшей госпожи, и Михипир упала в задвинутое в угол корыто с замоченным детским бельём.

– О-о!

Подскочив на ноги, женщина беспомощно расставила руки по сторонам, с отчаянием наблюдая, как грязная вода потекла по её роскошной одежде. Махдумсолтан прыснула от смеха, а следом за ней засмеялись Кёнсолтан и два маленьких наследника солтана, до того молча наблюдавших за перепалкой женщин.

– Вы ещё вспомните этот день, неразумные! – вскричала оскорблённая Михипир. – Пожалеете, что оскорбили дочь Демира-Кяхьи!

И молодая женщина выскочила прочь. Кёнсолтан перестала смеяться, озабоченно сморщила круглое лицо:

– Как отнесётся к этому наш господин?

Махдумсолтан спокойно поправила чадру:

– Нашему господину нет дела до Михипир, он давно остыл к ней. Пусть эта змея кусает саму себя, её яд нам не страшен! А я нашла свободную минутку, чтобы помочь тебе уложить детей, давай этим и займёмся.

Глава 10

Кёнсолтан с благодарностью взглянула на Махдумсолтан. Жизнь в изгнании сплотила их и сделала гораздо ближе. А были времена, когда две женщины не ладили меж собой. Убаюкивая хныкавшую девочку, старшая жена солтана и не заметила, как воспоминания нахлынули на неё. Она видела себя робкой девушкой, которую привезли в Кырк-Ёр из причерноморских степей. Она знала, что должна была стать первой женой крымского солтана. Кёнсолтан родилась в семье знатного рода Седжеутов, но в его захудалой, обедневшей ветви, потому для неё сватовство Гиреев было большой честью. В первый же вечер Кёнсолтан пригласила к себе валиде Асию – мать хана Хаджи-Гирея. Кёнсолтан робела в огромных дворцовых переходах, расписанных волшебными по красоте узорами, семенила следом за кривоногим евнухом и гадала, как встретит её великая валиде – госпожа над всеми женщинами Крымского ханства. Кёнсолтан была разумной девушкой, она никогда не хватала звёзд с неба и знала, что похвастаться ей, увы, нечем. Она была недостаточно богата, не очень красива и совсем не знала, как себя вести в этом роскошном дворце, полном вышколенных слуг и евнухов. Её сердце трепыхнулось от волнения, когда за одними из дверей, бесконечной вереницей распахивающимися перед ней, она вдруг оказалась прямо перед маленькой сухонькой старушкой, одетой с ханской роскошью. Валиде Асия, а это была она, с ласковой улыбкой разглядывала засмущавшуюся невесту любимого внука. Кёнсолтан склонилась к ногам крымской госпожи и ещё больше смутилась, когда заметила богато разодетых женщин, бесцеремонно рассматривающих её. Оставаясь в поклоне, она расслышала над своей головой несколько нелестных отзывов. Чей-то капризный голос промолвил:

– Она совсем некрасива, госпожа. Как можно было выбрать девушку с такой внешностью в жёны солтану Менгли?

– И держаться она не умеет, вы заметили, она ходит, как неловкий гусёнок, только что появившийся на свет, – добавила другая женщина.

Кёнсолтан задрожала, чувствуя, как закипают слёзы на глазах, чьи-то руки ласково, но настойчиво потянули её с пола. Поднявшись, Кёнсолтан пришлось склонить голову, чтобы не казаться такой высокой и не оскорблять своим ростом достоинство валиде, смотревшей на неё снизу вверх.

– Не слушай этих глупых завистниц, их языки никогда не бывают намазаны мёдом. – Она поманила пальцем Кёнсолтан, заставляя её склониться поближе. – Сказать по правде, – лукаво зашептала престарелая валиде, – любая из них мечтала бы стать женой моего дорогого Менгли, ведь он такой красивый мужчина!

Валиде Асия желала утешить её этими словами, но вызвала ещё большую волну страха и неуверенности. Если так её встретили женщины гарема, то какое разочарование должно постигнуть солтана, когда он увидит девушку, выбранную ему в жёны. И Кёнсолтан захотелось броситься прочь из этого дворца, из Кырк-Ёра, назад, в свой привычный мир. А сухонькие, но цепкие пальцы старой валиде уже тянули её в приёмную, где они, наконец, остались одни.