Страница 46 из 47
Опять наступило молчание.
– Ну что ж, голубушка, быть по-вашему. Клянусь…
– Спасибо, Ваше величество, вы оказались истинно добры. Продолжился ливень благодеяний… Итак, все это началось два года назад. Боже мой!.. Всего два года. Будто в другой жизни… Не со мной. Мне теперь кажется, что я тут и родилась… в этой тюрьме. Итак, это случилось…
1773 год. Замок Оберштейн.
– Князь купил для меня тогда этот замок. И я жила там одна. Есть разные способы расставаться с мужчинами. Самый верный – притвориться чересчур влюбленной, и тогда ты ему быстро опротивеешь, и он бросит тебя, к твоему счастию. И есть единственный способ удержать мужчину – это показать ему, как он тебе надоел… Я сказала князю, что хочу пожить одна в Оберштейне. И страсть его тогда достигла предела. Он тотчас захотел на мне жениться…
В уборной принцессы в замке камеристка Франциска фон Мештеде помогала ей одеваться…
– Когда вы ее отпустите из тюрьмы, Ваше величество, не забудьте распорядиться, чтобы ей отдали все мои туалеты… она так их любила, – засмеялась Елизавета.
– Ах, госпожа, – говорит Франциска, – я все отдала бы, чтоб щегольнуть в таком платье!
– Ты еще так молода, милая, у тебя все впереди.
– А у меня для вас письмецо, госпожа, все от того же очень богатого господина.
– Седьмое послание за два дня! Ох, как скучно. Надеюсь, ты сказала ему, что я умерла и чтобы он меня больше не беспокоил.
– Да, и он немедленно ответил: «Передайте письмо принцессе на тот свет!» Ах, он так богат!
– Я уже догадалась, милая, по той горячности, с которой ты передаешь его письма. Жаль, что богачи не молоды и не хороши собой. Природа заботится о равновесии.
– На этот раз исключение, госпожа: он очень молод и очень красив.
– Ну что ж ты молчишь о главном!
– Ах, Ваше величество, я никогда не могла устоять перед мужской красотой!
Екатерина вздохнула.
– Я приняла его за туалетом.
Камеристка вводит Доманского в уборную принцессы.
– Сударь, это слишком, – сурово начинает принцесса. – Мало того, что вы подкупаете мою прислугу и она ежедневно мучает меня вашими посланиями! Мало того, что вы посмели дать ей деньги, чтобы она проводила вас ко мне!..
– Но откуда вы знаете?
– Вы платите много, но я плачу больше… Как вы осмелились забыть, что я невеста немецкого государя?! Я завтра же попрошу жениха оградить мою честь!
– Вы грозите мне гибелью… Как странно! Неужели вы не поняли, что жить без вас… Убейте меня!
Доманский выхватил кинжал и протянул принцессе.
Принцесса расхохоталась.
– Дорогой мой! Оставим это для юных девиц пятидесятых годов, только что покинувших монастырь. Увы, я принадлежу другому поколению – у нас уже мало иллюзий. Так что уберите кинжал, и начнем говорить серьезно. Я заметила вас еще в Париже. На всех балах вы следили за мной из толпы. Но у вас беда… Вы слишком красивы, чтобы остаться незамеченным. Итак, зачем вам понадобилось завоевывать мое сердце? Только прошу: ни слова более о любви. Я видела любовь и могу сказать точно, молодой красавец, она вам не грозит.
Он усмехнулся, вынул табакерку, взял понюшку табаку, собираясь с мыслями, и спокойно начал:
– Итак, действительно мы следим… за вами.
– Мы?
– Мы.
– И давненько?
– Уже со времени Парижа. Вы блестяще образованны. Вы прекрасны. Вы изворотливы. Вы жаждете приключений… И еще есть одно обстоятельство. – Он помедлил и продолжал, улыбаясь: – Как любит судьба насмешничать, милая принцесса! Когда вы выдумывали все эти россказни про Володимирскую принцессу… вы не знали самого главного.
Он остановился. Она с напряженным вниманием ждала.
– Вы удивительно похожи… – медленно начал Доманский. И опять замолк.
– На… кого? – не выдержала принцесса.
– На ту, за кого вы мечтали бы себя выдавать. Нет, не на принцессу Володимирскую! Никакого княжества Володимирского в России не существует… Но зато существует она.
Принцесса пожирала глазами Доманского.
– Ее зовут Августа. Не правда ли, подходящее имя для августейшей дочери русской императрицы от тайного брака с вельможей Разумовским? Думаю, она дала это имя своей дочери, чтобы никто не смел усомниться в ее происхождении. – Он усмехнулся. – Но императрица справедливо опасалась за ее судьбу после своей смерти. Поэтому ее вывезли из России, когда девочке было десять лет, и поселили тайно в маленьком городишке в Италии. Это сделал ее учитель, некто Дитцель, который и поведал все это на смертном одре отцу иезуиту. Ну, а тот уж нам… – И он замолчал.
Принцесса сидела потрясенная, не спуская глаз с поляка.
– А теперь будьте внимательны, Ваше высочество…
И он вынул из камзола и положил перед нею бумагу:
– Вот это – завещание императрицы Елизаветы в пользу ее дочери… той самой дочери.
Принцесса схватила лист:
– Подлинное завещание?!
– Это несущественно, те, кто составлял его, имели в руках истинные тексты завещаний русских царей, хранящиеся в царском архиве. – Он засмеялся и продолжил: – Итак, сейчас в России на троне безродная немка. И русская публика отлично знает, что сын этой немки и наследник престола рожден ею отнюдь не от несчастного супруга, убиенного Петра Третьего… Итак, остается Августа… Последняя из Дома Романовых. Последняя претендентка на престол! И если уж появиться ей на сцене, то сейчас, когда крестьянский царь Пугачев жжет помещиков!.. А Пугачева братом твоим сделаем!.. Смирим его и с ним соединимся! И дворянство все перебежит к тебе, когда поймет, что одна ты сможешь чернь успокоить… А тут и мы из Польши огонь запалим. – Он говорил исступленно, яростно. – Вся Конфедерация с тобой восстанет… В смуте исчезнет империя… Как бред… Не впервой нам сажать царя на Руси, коли слыхала про Дмитрияцаревича… – Доманский был в безумии; шептал, болтал: – Возмездие немке, растерзавшей Речь Посполитую… Возмездие!
Принцесса успокоилась первой.
– Но коли Августа действительно существует, отчего вы ее не призвали?
– Лицом она на тебя похожа, да не характером. Теремная она царевна: тиха, скромна, пуглива. За пяльцами ей сидеть, а не царства завоевывать… Давно за тобой следим. И как от кредиторов во Франкфурте с пистолетом отбивалась…
Доманский поднялся со стула и торжественно объявил:
– Да здравствует Августа, дочь Елизаветы! Виват! Виват!
Она усмехнулась:
– Мой друг, я не люблю отбирать чужих любовников и чужие имена. Итак, запомните: никакой Августы нет. И никогда не было. Все это досужие выдумки… Существую только я, Елизавета, дочь Елизаветы, объявлявшая себя прежде принцессой Али Эмете Володимирской, ибо боялась открыть миру свое истинное имя, чтобы не претерпеть от врагов.
Ночь. Доманский и принцесса в спальне. Зажжен тот шандал – и в тусклом свете два обнаженных обессиленных тела.
– …С ним я поняла: любовь похожа на смерть. Эта боль и нежность… Как я любила его! Но ту мечту я любила больше…
Елизавета замолчала. Молчала и Екатерина. Так они молча сидели в тусклом свете свечного огарка. Наконец Екатерина сказала:
– Пусть он помолится Богу за то, что я дала тебе клятву.
– Прощайте, Ваше величество, – засмеялись из темноты. – Мне умереть, вам жить. Что лучше, о, если бы знать?!
– Вам действительно скоро умереть… Неужели не хочется облегчить душу? Кто ваши родители? Кто вы на самом деле? Как ваше истинное имя?
– Вы слишком умны, Ваше величество, чтобы ждать от меня ответов. Я решила умереть Елизаветой. Я заплатила за это своей жизнью. И я умру ею… Все, что я вам сейчас рассказала, этому не помешает. Я освободила его, моя совесть чиста перед ним. И перед собою. Ибо вы никому не посмеете передать все это. Вы будете молчать о моем рассказе даже на Страшном суде. И те, кого вы вынуждены будете посвятить в эту тайну, будут молчать также. Я знаю цену своему поступку. И предвижу все, что случится с той несчастной. Но… я всегда грешила во имя любви.