Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 13



– Вы, капитан, догадываетесь, что обстановка очень скоро резко изменится.

– Так точно, – Сосновский чуть заметно улыбнулся. О готовящемся контрнаступлении наших войск не догадывался только самый глупый.

– Вы понимаете также, какое значение в этих условиях приобретает закрытость информации. В связи с этим есть одно осложнение. Вот в этом районе, – полковник показал место на карте, – был сбит наш самолет, на борту которого находился фельдъегерь с очень серьезными документами Ставки. Пилот погиб, фельдъегеря Тишкина выбросило из самолета, он замаскировал багаж и вышел к партизанам. По данным разведки, отправился в Энск, где имеется наша явка, с целью связаться с Центром по радио. Однако нелепая случайность. В Михалеве – это вот здесь – попал в банальную облаву и сейчас содержится вместе с другими гражданскими лицами в местной тюрьме. Ваша задача: освободить Тишкина, изъять документы и вместе с ним доставить в наш тыл. Задача ясна?

– Так точно.

– Гарнизон в Михалеве небольшой, – вставил свое слово молчавший до поры майор. – Тюрьма – одно название, бывшее здание районной милиции.

Предупреждая вопрос Сосновского, начальник отдела пояснил:

– Другой возможности у нас нет. Сутки на подготовку. Мои люди вам помогут.

– Состав группы по количеству?

– Не больше десяти человек. Как будете добираться до места, как будете проводить операцию – целиком на ваше усмотрение.

– Есть!

– И вот еще что, капитан. В этом же районе действует разведывательно-диверсионная группа Михайлова. В случае каких-либо осложнений обращайтесь к ним, помогут. Там хорошие ребята, чекисты.

– Учту, товарищ полковник.

Остановились на краю разбитого села. Останки сгоревших и разбросанных домов, уже припорошенные снегом. Посеченные железом, опаленные огнем печные трубы. Кирпичная колокольня, где располагались попеременно немецкий и наш НП, срублена прямым снарядом. Возле нее – стриженная осколками липа. Вспаханные минометным обстрелом огороды на задах бывших дворов. Глухой рокот фронта, время от времени сменявшийся напряженной тишиной. Скрип снега под валенками… Тяжелое дыхание бойцов… Морозный парок над строем…

Расположились в бывшей колхозной конюшне, чудом уцелевшей. Обустроились. Отгородили подходящий уголок плащ-палатками, раздобыли печурку, несколько ящиков из-под снарядов – соорудили из них столик. Пол в углу завалили соломой с крыши, застелили. Накололи дровишек и растопили печурку. Дымок расползался, просеивался через остатки соломенной кровли, снаружи заметен не был.

Согрели консервы, хлеб, нарубили подмерзшую колбасу, заварили чай. Немногословно поели. Закурили.

Разведывательно-диверсионная группа особого назначения. Семь человек. Почти все – опера с Петровки. Кроме приданного разведчика, который вошел в группу, как патрон в обойму. Едва дожевав, он запахнул маскхалат и отправился «чего-то где-нибудь посмотреть».

Сосновский, развернув на столике карту, надолго «завис» над ней, изучал тщательно, запоминал накрепко, хорошо понимая, как много будет зависеть от четкого знания своего времени и места, своих действий в той круговерти, которая им предстоит.

С особым вниманием изучал подходы к Михалеву, где в бывшем здании милиции содержался сейчас неведомый Тишкин.

Неведомый, конечно, но не чужой. Как ни странно, но Сосновский испытывал к нему чувство профессиональной солидарности, даже симпатии. Как к попавшему в беду боевому товарищу, выручить которого он, Сосновский, обязан не только как офицер, но и как коллега.

Ведь угрозыск постоянно пользовался услугами фельдсвязи. Во многие концы страны рассылались из МУРа спецсообщения, содержащие самые различные документы. То это был изъятый у подозреваемого паспорт с просьбой незамедлительно установить его подлинность и личность задержанного. То это были фотографии из розыскного дела, то дактилокарты, акты баллистической экспертизы из отстрелянных пистолетов. Да мало ли что еще…



Сосновский свернул карту и, приказав группе отдыхать, отправился в штаб полка.

Смеркалось. Застыло все. Ясно светил в небе месяц. Чуть порошил снежок.

Прошлое – позади, будущее – впереди. Где-то там оно, на западе. Еще багровом от недавно упавшего солнца.

Партизаны. Разведчики. Диверсанты

Партизанские войны имеют свою историю. И свои особенности. Во-первых, это истинно народные войны. Второе: борьба против партизан (в силу первого) никогда не выигрывается. И третье (не самое ли главное?): всегда найдется отважный и талантливый человек, который это народное движение создаст и возглавит. Человек, ярко отмеченный умением увлечь, организовать и направить.

Вспомним двенадцатый год. Отчаянный рубака, поэт-задира Денис Давыдов накануне Бородинского сражения пишет обдуманное письмо князю Багратиону, где предлагает «свои силы, опытность и отвагу употребить на партизанской службе».

– Лишне напоминать, Ваше сиятельство Петр Иванович, – горячо говорил при аудиенции Давыдов, – что транспорты жизненного и боевого продовольствия неприятеля растянулись на пространстве. Мыслю создать небольшие партии казаков и гусар и напускать их на караваны, следующие за Наполеоном, дабы истреблять источник силы и жизни неприятельской армии. Откуда она возьмет заряды и пропитание? К тому же, Ваше сиятельство, появление наших посреди рассеянных войною поселян ободрит их и обратит войсковую войну в народную. Народ ропщет на насилие и безбожие врагов наших. И уже сам вздымает топор.

Не правда ли, с какой точностью проявилось это и в 1941 году?

Князь доложил доводы Давыдова светлейшему. Кутузов дал свое согласие, оценив важность и своевременность предложения.

Усилиями Давыдова разгорелась по России беспощадным пламенем партизанская война. Он остался в истории ее теоретиком, организатором и практиком. Он поднял простых людей на войну, сделав ее поистине народной и Отечественной. Заветы его получили новую силу в Отечественной войне 1941 года: «…теснить, беспокоить, томить, жечь огнем неприятеля без угомона и неотступно».

Не ради славы воевал гусар Давыдов, ради Отечества.

Не ради славы вступил в войну наш современник Дмитрий Медведев. Один в один повторив то, что начал, развернул и завершил его великий предшественник.

И если немного подумать, Давыдов и Медведев – как два брата по судьбе. Оба не обласканы властью, хотя служили ей с честью, верой и правдой, личным мужеством преданные Отечеству, но опальные воины, можно с грустью отметить.

Бесшабашная отвага и расчетливая смелость, трезвая тактика и «упоение в бою». Ну и те качества народного вождя, которые приводились выше.

В первый день войны Дмитрий Медведев подает рапорт в НКГБ СССР, в котором просит решения о его возвращении в строй. Почему так? Почему заслуженный чекист, преданный делу революции и безопасности Советского государства, волей судьбы или тех, кто пытался ее заменять, оказался, как говорится, вне строя?

Легендарный соратник Дзержинского, можно сказать, с шестнадцати лет на «оперативной работе», награжденный золотыми часами, именным оружием «За беспощадную борьбу с контрреволюцией», нагрудным знаком «Почетный работник ВЧК-ОГПУ», в 1937 году уволен в запас, так как его старший брат был арестован органами НКВД. Такое было суровое и непримиримое время…

Добился восстановления, но в 1939 году был вновь уволен из органов по причине, вызывающей к нему сильную симпатию, – «допускал массовое необоснованное прекращение следственных дел». Скорее всего, оно именно было обоснованным.

И вот 22 июня 1941 года. В этот первый день войны Дмитрий Медведев представил наркому НКГБ Лаврентию Берии докладную записку. И лично обратился к тов. Сталину с письмом, где подробно изложил концепцию партизанской войны и задачи спецотрядов государственной безопасности в деле сбора разведывательной информации о противнике и нанесении ему диверсионных ударов.

Идея знаменитого чекиста весьма заинтересовала Сталина. Значит, он уже в первый день предполагал, а может, и был уверен, что война предстоит долгая, тяжелая и далеко не всегда на своей территории.