Страница 94 из 121
Я быстро подошёл к Хеннану и передал ему орихалк.
– Подержи.
В опустившейся темноте я сгрёб из-под тарелки свои двойные флорины – всего около пятидесяти – и завернул в подол рубашки.
– А теперь давай обратно. – Мне пришлось повысить голос из-за усиливающейся какофонии драки перед воротами. Спустя пару секунд я взял орихалк, и помещение снова осветилось – моя рука светилась, сияние металось между пальцами. – Пошли. – Я пошёл впереди, Хеннан за мной, и остальные следом. Мы спешили за удаляющимся светом, боясь остаться в темноте с умирающими, которые могли не умереть должным образом.
Я дал бы Хеннану ключ и позволил открывать остальные ворота, но казалось жестоким позволять ему трогать эту штуку. Я даже заморгал от этой мысли. Год назад моё удобство перевесило бы любые беспокойства насчёт жестокости по отношению к ребёнку – на самом деле жестокость могла считаться даже дополнительным преимуществом…
Я перешагнул троих мужчин, сражавшихся за гекс, и открыл первые ворота. Ещё несколько мужчин из тех, кто поздоровее и покрупнее, примкнули к сражению за разменную монету. Большинство же держалось позади, боясь моей сияющей руки и чёрного ключа почти так же сильно, как они боялись Артоса с его полусъеденным лицом.
К тому времени, как я добрался до пятой камеры, люди стали медленно двигаться к выходам уже открытых камер. Я отпер ворота и немедленно мимо меня протолкнулся здоровяк. Он не присоединился к драке за последнюю монету в центре, а повернулся вместо этого ко мне. Мне пришлось встретиться с ним взглядом. Воинственные тёмные глаза уставились на меня из-под копны чёрных волос. Он голодал с остальными должниками, но раньше был силачом, и я, видимо, произвёл на него куда меньшее впечатление, чем на его товарищей.
– Я смотрел, как ты ешь, когда остальные голодали. Смотрел, как ты швыряешься деньгами, северянин. – Он нахмурился сильнее и замолчал, словно задал мне вопрос.
– Северянин? Я? – Это было что-то новенькое, хотя, наверное, технически он был прав. Я посмотрел на него, раздумывая, смогу ли я его одолеть – пробовать мне определённо не хотелось.
– Думаю, ты бросишь денег и в мою сторону. А лучше, спокойно передашь их мне, так, мальчик?
Камеры за моей спиной притихли, заключённые передо мной уставились в мою сторону. Защищаться я мог только ключом в своей руке, который держал несколько неловко, из-за спрятанного в ладони двойного флорина. Во второй руке был орихалковый конус, который я крепко прижимал к животу, удерживая подол рубашки, набитый скромным состоянием в золоте.
– Ух. – Меня охватила паника, и ноги были уже готовы помчаться прочь. Громила протянул к моей шее костлявую руку.
– Ял, бей его! – Невежливо запищал рядом Хеннан. Он перенял у Снорри эту проклятую привычку называть меня "Ялом".
Вдохновение озарило меня раньше, чем напал громила.
– Смотри! – сказал я и раскрыл ладонь с ключом, показывая золотой диск в грязной ладони. На секунду его лицо осветилось отражённым светом, а на лице расплылась глупая ухмылка. – Лови! – И я бросил монету между прутьев в камеру за его спиной. Два десятка грязных серых тел немедленно бросились на двойной флорин, и мой мучитель, заворчав, повернулся и рванул в кучу, рыча жуткие угрозы.
– Потрать на здоровье. – Я закрыл за ним ворота, запер и убрал ключ в карман.
Я обернулся, ожидая, что произвёл на публику хотя бы небольшое впечатление, но оказалось, они притихли не из-за моей маленькой драмы у пятых ворот. В коридоре стоял Раско, а за его спиной три стражника – все здоровяки в кольчугах и с обнажённой сталью в руках.
– Живо. Назад. – Раско ронял каждое слово, словно камни. Свою обычную дубинку он сменил на другую, у которой на конце был уродливый кусок железа. Серое море тел отпрянуло к камерам, множество теней заметалось по стенам от пульсации орихалка в моей руке. Ещё несколько секунд, и мой шанс совсем исчезнет.
– Смотрите! – Крикнул я, вытаскивая пригоршню золота из подола рубашки и протягивая его к потолку.
Это привлекло их внимание. Десятки голов на десятках шей повернулись. Особенности нашего заключения означали то, что я держал в своих руках их свободу. Несмотря ни на какие угрозы, острое железо или тупые инструменты, мало кто здесь даже сейчас не мог купить себе путь за дверь десятью двойными флоринами. Многие из них могли купить освобождение одной-двумя монетами, а в худшем случае одна монета даст им год еды и воды – ещё год между ними и кормом для свиней.
Я позволил деньгам говорить за меня. Швырнул всю пригоршню через головы Раско и стражников, и монеты загремели по коридору за их спинами.
Эффект оказался немедленным. Должники, ни секунды не раздумывая, бросились вперёд. Даже Раско и стражники смотрели в направлении улетевших флоринов. Должники не особо нападали на людей у них на пути – скорее, словно прилив, протекли по ним.
Я схватил Хеннана и побежал в хвосте волны, топнув сапогом по загривку толстой шеи Раско, который пытался подняться. Как я говорю, всегда пни лежачего – лучше шанса у тебя не будет.
Должники, которые в полубезумной схватке, почти без света, собрали большую часть золота, теперь пробивались по тюрьме, отчаянно желая расплатиться с долгами, пока у них не отняли флорины, добытые с таким трудом. Те, кому в общей свалке повезло меньше, теперь бросились в погоню, желая уравнять распределение средств.
К несчастью, некоторые из толпы задумались, откуда взялись деньги, и стояли, когда мы с Хеннаном до них добежали. Путь мне перегородил потрёпанный мужчина средних лет. За его плечом стояла пожилая женщина – голая, если не считать грязи. Сбоку поджидала крупная девушка с растрёпанными грязно-светлыми волосами и нездоровыми глазами, одетая в нечто, напоминавшее мешок. Три мужчины постарше вышли из тени им на подмогу. Все трое маленькие и похожие друг на друга, так что, наверное, они были родственниками.
– Раскошеливайся. – Девушка протянула руку. – Три двойных излечат мои болезни. Слышала, ты принц. Три двойных – невысокая цена, чтобы пройти мимо меня, красавчик.
Остальные немедленно принялись выкрикивать свои требования и надвигаться плотной угрюмой толпой.
– Назад! – Взревел я, и они остановились. Королевская порода, что тут скажешь. Акцент, поза и многовековое воспитание у низших классов привычки подчиняться – всё это вместе позволяет возмущению принца добиваться бо́льшего, чем возмущению обычного человека. – Как вы смеете? – Я вытянулся во весь рост, выпятил грудь и поднял руку, чтобы ударить любого, кто подойдёт ближе. Угроза насилия была, наверное, несколько сглажена тем фактом, что я прижимал левую руку к животу, крепко держа тридцать или сорок двойных флоринов.
– Ну? – Проревел я. Казалось, должники замерли от моего выговора, и таращились на меня, разинув рты. Я резко шагнул вперёд, и они отпрянули, а полдюжины, если не больше, бросились прочь по тёмному коридору. – Что ж! – Я ухмыльнулся Хеннану, весьма удивлённый своим успехом. – Думаю… – Меня прервали две большие руки, схватившие за горло. Прежде чем руки полностью сжались, я в панике развернулся, разбрасывая золото, и обнаружил, что стою перед тем, кто на самом деле напугал должников. Мой взгляд встретился с мёртвым взором стражника, голова которого висела под совершенно неестественным углом. Наверное, его шея сломалась в какой-то момент во время исхода должников по его лежащему ничком телу.
Страх – изумительная вещь. От него не только бежишь куда быстрее, чем считал возможным, он ещё придаёт сил, которых у тебя раньше не было. К сожалению, не столько сил, чтобы разорвать хватку мертвеца на шее – поскольку смерть, похоже, так же делает человека сильнее, – но достаточно, чтобы оттолкнуть нападавшего назад. Я ударил его в прутья камеры. Думаю, мне ещё удалось пнуть Раско коленом в лицо, когда тот со стоном пытался сесть…
Это забрало все мои силы, и я повис в объятьях мертвеца. Перед глазами поплыли чёрные пятна, и чувство расстояния стало от меня ускользать. Мир отдалялся, становясь одной яркой точкой, а боль в шее и лёгких стала стихать. В мягкой окутывающей темноте у меня появилось время осмыслить две вещи. Во-первых, что у трупов уже входит в привычку душить меня. А во-вторых, что мой единственный шанс на выживание зависит от жадности множества взрослых и быстроты ума единственного ребёнка.