Отравленные корни

Волшебница, конечно же, узнала, что бывший однокурсник является моим наблюдателем, и они ожидаемо поссорились. Причина - недоверие. Целительница могла принять и понять намного больше, чем думал маг, и ее обида и гнев направлены именно на отсутствие объяснений и диалога. На ложь и недомолвки, а ему нечем ответить.

Вечером ужин, снова процедуры перед сном и какие-нибудь задушевные беседы или чтение книг - библиотека тут неплохая. А затем наступает мое самое ненавистное время - ночь.

Кошмары больше не снятся, Ивар оставил меня или же затаился, спрятался в тенях, но вместо него приходят другие видения. И я вовсе не уверена, что они лучше. Мне снится поле травы, на стеблях которой поблескивает кровь. Мне снятся траурные цветы, чьи бутоны скручены в тугие спирали. Мерещится одуряющий запах, от которого кружится голова, и я просыпаюсь будто с похмелья. А предрассветные часы наполнены тенями и воспоминаниями. Тоской, от которой некуда деться. Хочется выть, как волк на луну, бежать куда-то, но сил нет. И когда они появятся, неясно. Я живу? Возможно, но порой думается, что лучше бы умерла...

- Ну, вот и все... Чай будешь? - эта фраза привязалась к Деметрию от Марьки, стала чем-то вроде присказки, которую он произносит к месту и не к месту.

- Давай, - отвечаю, чтобы он чем-нибудь занялся, иначе начнет маяться от скуки. Маг убирает бук на тумбочку, окидывает меня пристальным взглядом, будто проверяя, никуда ли я не денусь, если он отлучится, а затем выходит из комнаты. Слышится топот его ног по ступеням.

Вздыхаю и прикрываю глаза. Его тяготит необходимость сидеть в поселке безвылазно, мучает обида Марикетты, которая не желает идти навстречу, и терзает досада на собственные ошибки, из-за которых он снова оказался ранен. Ему не помешала бы хорошая встряска, но пока по распоряжению Виттора бывший однокурсник не может оставить меня без присмотра, а мне в город не нужно, да и лучше вообще не соваться. Судя по сплетням, которые целительнице приносят соседки, настроения в столице не самые добродушные. Гусей лучше не дразнить...

Открываю глаза и смотрю на противоположную стену, где теперь висит снимок Анджея. Часть моих вещей алхимики все же вернули, не обнаружив в них ничего опасного. И первыми оказались детские альбомы и прочие мелочи, милые сердцу любой матери. Марикетта принесла коробку вчера, и полвечера мы разбирали ее содержимое. Точнее я в основном бездумно листала альбомы и рассматривала снимки, а подруга страдала рядом, не зная, что сказать, и понимая, что на вопросы я не отвечу.

Мне нечего ей сказать... Четыре года нельзя вычеркнуть за один день, как бы мне ни хотелось. И мертвый муж, пусть и не тревожит своими визитами, но все еще здесь. Рядом. Я помню его запах. Смесь ветивера и кофе. Его вкус. Горький и пряный. Его прикосновения. Его голос. Его глаза... Что я могу рассказать? Не знаю. Мне не нужна жалость, а подробности семейной жизни вызовут именно ее, поэтому молчу. И единственная радость - снимки Анджея. Эта радость горькая. Она похожа на радугу среди зимы. Едва различимый калейдоскоп красок посреди холода и белизны.

Пусть привязка являлась искусственной, я чувствую себя так, будто лишилась куска души. Насильно внедренное в ауру занимало в ней определенное место, которое теперь пустует. Апатия всего лишь следствие, а как бороться с причиной, никто не знает.

Деметрий приносит чай, бутерброды с вяленым мясом и утреннюю выпечку, аккуратно пристраивает поднос на кровать и сам садится на стул.

- Обед еще вроде не наступил...- задумчиво отмечаю я.

- Тебе поесть никогда не помешает, - он упрямо наполняет чашку и пододвигает ко мне кулинарные шедевры собственного приготовления.

Конечно, мне стоит набрать вес. Недельное лежание без сознания не прошло бесследно. До прежних своих размеров я не похудела только потому, что это физически невозможно. Раздавшиеся вширь бедра уже не сузишь. Вздыхаю и беру в руки бутерброд, попытка не пытка. Пока что мой организм стоически отвергал любые попытки подкормить его сверх нормы.

- Долго еще собираешься валять дурака? - интересуюсь, тщательно пережевывая первую порцию.

- Ты о чем? - он делает вид, что не понимает.

- О тебе и Марьке, - сверлю его выразительным взглядом.

За время моей болезни мы невольно сблизились, ожили кое-какие воспоминания о годах обучения. Прежнего доверия теперь уже не видать, но и отчуждение прошло.

- У нас все в порядке, - напряженно отвечает маг. - И неуставные отношения...

- Мы с тобой оба прекрасно знаем, как на самом деле у нас относятся к любым отношениям.

Сводничеством старые маги занимаются примерно с такой же периодичностью, как и накладывают запрет на отношения.

- Чего ты от меня хочешь? - сдается он, сверля меня столь же выразительным взглядом.

- Чтобы ты перестал играть в прятки с самим собой и поговорил с ней серьезно. Марикетта тебе дорога. Больше, чем ты хочешь ей показать. И ты давно научился прятать свое отношение, а она, к сожалению, не видит дальше своего носа, поэтому просто не понимает некоторых нюансов. Может быть, уже стоит открыть ей глаза?

Мой намек довольно прозрачен, хотя сомнения Деметрия читаются столь же легко. Он знал, что Марька влюблена в Олежа, как и вся наша женская половина. Тогда он был со мной, и у наших парней имелись шансы на других волшебниц. Только не в случае с целительницей. Она со своим непробиваемым максимализмом отвадила от себя всех. Потом он исчез, я ушла, Марикетта осталась одна, и все могло бы получиться, но Олеж неожиданно вернулся. Дипломат привык быть на вторых, а то и третьих, четвертых ролях, ушел в работу, занимался информацией, чтобы не видеть и не слышать ничего вокруг. Но и здесь не смог преуспеть... И вот теперь у него появился шанс. От которого он не смог отказаться... Да и кто бы смог? Пожалуй, они с Марькой похожи даже больше, чем думают. Оба стремились к недостижимому и получили лишь оболочку, иллюзию мечты. Ей хватило сил понять, что исполнение желания невозможно. А вот в его случае еще неизвестно...

В какой-то мере Деметрию можно только посочувствовать. Сложно конкурировать с идеальным, по меркам многих, образом. И за его внешним спокойствием скрывается буря. Ураган противоречивых эмоций, которые рвут его на части и не дают сидеть на месте. Пока он занят делом, на эмоции времени не остается. Если бы не печать, я могла бы разжечь в нем дух соперничества, озлобленности, раздражения, заставить высказать все, что накопилось. Выпить всю черноту. Но возможности нет, и приоритеты смещаются в иную сторону.

- Думаешь, ее это интересует?

- Ты можешь дать ей выбор, которого раньше у нее не было, последовать за тобой или остаться одной. Сначала она будет бушевать, разозлиться, потому что решит, будто ты ее использовал...

- Что?!

Вот теперь в нем всколыхнулось искреннее возмущение. Ну да, ну да, мужская логика...

- Ты получал то, чего хотел, и врал ей, что происходящее не имеет большого значения, - смотрю ему в глаза и невольно улыбаюсь. Надеюсь, на оскал не похоже. - Поверь, она разозлится. Потом поймет. А потом подумает...

Деметрий пьет чай и размышляет, а я тихонько ковыряю булочку с корицей. Больше мы не разговариваем, день следует своим чередом, но во время прогулки их все же прорывает на разговор. Сначала тихий, почти неслышный. Да я и не очень прислушиваюсь, примерно представляя его содержание. Затем уже на повышенных тонах, плавно переходящих в откровенный крик. Конечно, кричит Марикетта. Ее эмоциональность просто не позволяет обсуждать личные отношения спокойно. Точнее возмущение. За три минуты она успевает высказать мужчине все, что накипело, придумалось и переварилось в ее голове за прошедшие дни.

- Все сказала? - холодно интересуется бывший однокурсник, наверняка сверля ее взглядом. Мне с моего места не видно, да и не интересно. Конец подобных разбирательств вполне очевиден.

- А тебе мало?! - рычит Марька, и вот тут нервы у мага таки сдают. Наверное, в магическом поле это выглядит даже красиво. Вспышка искренних, светлых чувств, пусть даже и замешанных на злости, всегда создает крайне интересные и неповторимые колебания. Во всяком случае, парочка замолкает секунд на тридцать, а следующий звук сообщат о том, что маг вернулся в дом.