Страница 5 из 12
Через два часа в объятиях мужчины она стала женщиной. Из всего того, о чем говорила сестра, ей удалось распознать лишь часть. Поначалу она явно прикладывала слишком много стараний, чтобы что-то почувствовать, потом, во время последних объятий, она наконец расслабилась и получила эмоциональное потрясение.
Теперь они лежали, обнаженные, на спине, бок о бок, глядя на луну, что показалась в оконном люке на крыше. В ту ночь звезд высыпало на небе видимо-невидимо, они оба молчали, утомленные, стараясь восстановить дыхание.
Моисетта, поначалу пребывавшая в блаженном забытьи, по мере того как ее тело расслаблялось, а сердце обретало спокойный ритм, начала подозревать, что впереди ее ждет самое трудное: разговор. До сих пор они обменялись лишь несколькими невнятными репликами, пока ехали по деревне в ночи, потом сразу набросились друг на друга на импровизированном ложе из сена.
Не выдаст ли она себя, заговорив? Ей вдруг стало страшно.
Фабьен повернулся к ней, оперся на локоть, ласково провел рукой по ее бедру, разглядывая девушку.
Она смущенно улыбнулась. Он ответил улыбкой.
– Итак, Моисетта, тебе понравилось?
Она окаменела от испуга. Потом собралась с духом и выдала смешок, звучавший почти естественно:
– Ха-ха-ха… Почему ты назвал меня Моисеттой?
Уф! Ей удалось воспроизвести интонацию Лили: можно подумать, это спросила сестра, ошарашенная неожиданной забавной шуткой. Так что она повторила:
– Почему ты назвал меня Моисеттой?
– Потому что ты и есть Моисетта.
– В настоящий момент Моисетта, как обычно, спит в своей постели.
Язвительная усмешка Фабьена стала шире.
– Ты что, держишь меня за круглого идиота?
Моисетта дрогнула, но все же настойчиво повторила:
– Фабьен, ну скажи: почему ты назвал меня Моисеттой?
Фабьен преспокойно указал на пятна, темневшие на простыне:
– Девственность нельзя потерять дважды.
Моисетта позеленела. Пятна крови! В пылу соития она даже не ощутила, что у нее идет кровь.
– Что, прости?
– Эта кровь вон там, свежие пятна – откуда они?
В ужасе сообразив, о чем идет речь и что имеет в виду Фабьен, она села, обхватив колени руками и опустив голову, попыталась отмолчаться.
Но насмешник Фабьен продолжал настойчиво указывать на пятна. Затылок Моисетты налился свинцом, она не смела поднять глаза на Фабьена.
Он вновь заговорил, в ленивых интонациях сквозила чувственность:
– Сперва я что-то заподозрил, а потом получил доказательство.
– Когда?
Он пожал плечами и с саркастическим видом ткнул пальцем в темнеющие пятна:
– Да сразу.
– И ты не остановился?
– Как и ты…
В растерянности она повернулась к Фабьену. Он, прищурившись, расхохотался во все горло:
– Можем повторить, когда захочешь.
Моисетта сжалась. Ей совсем не нравился такой поворот. Все пошло наперекосяк.
Вскочив на ноги, она сгребла одежду и принялась поспешно одеваться. Фабьен, обнаженный, продолжал невозмутимо лежать.
Но когда она уже собралась уходить, он вдруг резко ухватил ее за щиколотки и рывком опустил на пол, подмяв под себя. Он заявил железным тоном:
– Я серьезно: можем повторить, когда захочешь.
– Но как? Ты ведь занимаешься этим с моей сестрой!
– Что – как?
– Как ты можешь ее обманывать?
– Да я-то смогу. Ты ведь смогла же.
Моисетта принялась отбиваться, пытаясь пнуть Фабьена.
– Ну ты и говнюк… Подонок! Пусти меня.
Восхищенный ее сопротивлением, он навалился на нее, зажал руки, лишив возможности двинуться. Его глаза в нескольких сантиметрах от лица Моисетты дико сверкали.
– Да вы только посмотрите на нее! И она будет учить меня морали! Уводит парня у сестры, да еще и возмущается!
– Пусти!
– Меня-то, по крайней мере, извиняет то, что я мог вас перепутать.
Она отвернула лицо, он резко разжал руки, скользнул вбок и с невозмутимым видом принялся одеваться.
Моисетта растирала запястья, заново переживая свое унижение.
Приведя себя в порядок, Фабьен, казалось, удивился, что она все еще лежит. Он протянул ей руку и любезно помог подняться, повторив:
– Где захочешь и когда захочешь.
Она выпрямилась, оставив реплику без ответа. Он с насмешкой добавил:
– И даже вместе с сестрой, если вас это заводит.
Моисетта поспешно выбралась из амбара. Он последовал за ней, закуривая на ходу.
Мопед мчался сквозь враждебную холодную ночь, а до Моисетты постепенно доходило, в какую ловушку она угодила. Что сказать сестре? Разумеется, ничего. Но Фабьен – что, если завтра он ей все откроет? Или проговорится? И как она будет оправдываться? Что…
Моисетта дрожала.
Какая несправедливость! Она испытала невероятные, фантастические ощущения, достигла вершин женственности и при этом не имела права наслаждаться пережитым из-за этой чертовой сестрицы! Сестра, вредина, помеха радости, вечное препятствие, кайфоломщица!
Пакостница Лили!
На въезде в деревню, где маячила цепочка фонарей, Фабьен заглушил мотор и ссадил Моисетту. Она встала перед ним. Ни взгляд, ни голос не выдавали ни малейшего колебания.
– Ты не скажешь ни слова моей сестре.
– Вот как?
– Ты не скажешь ей ни слова, или я тебя заложу.
– Что?
– Я объясню, мол, спустилась предупредить тебя, что Лили не сможет прийти на свидание из-за болезни бабушки, а ты схватил меня, увез и изнасиловал.
– О-ля-ля, как это правдоподобно звучит!
– Вполне, ведь ты сам признал, что тебе нравятся сестрички Барбарен. Так что тебе без разницы, та или другая…
Он поморщился.
Моисетта с ядовитой усмешкой продолжала:
– И как по-твоему, кому поверит Лили? Той, с кем неразлучна с первого мига жизни, ведь мы близнецы и тут ничего не изменишь, или дружку, о котором по осени забудет?
– Ну ты и…
Он побледнел.
Чувствуя, что победа близка, Моисетта нанесла завершающий удар:
– Впрочем, зачем тебе вообще ей рассказывать об этой ночи? Если она поверит твоим словам, то проникнется к тебе отвращением. Если поверит мне – проклянет. В любом случае для тебя все кончено, можешь не сомневаться.
Он опустил голову.
Моисетта победила.
Минуту они стояли неподвижно. Моисетта с пренебрежением смотрела на него, он стоял потупившись. Их тела еще хранили тепло объятий, а кожа – запах любовного возбуждения, их вновь тянуло друг к другу… Чудовищная жажда.
Он хрипло пробормотал:
– Ну ты и шлюха.
Она выдохнула:
– А ты тот еще подонок.
Он посмотрел на нее, и вдруг – они даже не поняли, как это произошло, – принялись страстно целоваться. Их языки сплетались и отталкивались, выскальзывали и вновь искали соприкосновения в яростном упоении. Он сжал ее ягодицы, и она испустила хриплый стон наслаждения. Пальцы Моисетты пытались нащупать сквозь ткань брюк его окрепший член.
Откуда-то с обочины дороги донеслось противное мяуканье. Ощутив, что теряет контроль над ситуацией, Моисетта, прервав поцелуй, уставилась на Фабьена и плюнула ему в лицо. Он ответил тем же.
Плевок попал ей на скулу, слюна стекла по щеке на шею, отдавшись спазмом где-то в животе. Внутренности Моисетты мгновенно скрутил сладостный спазм, как недавно в амбаре. Обезумев от этого ощущения, она развернулась и пустилась бегом, боясь, что сейчас, посреди шоссе, ее настигнет второй оргазм.
Уже у своего дома, заслышав звук удаляющегося мопеда, она замедлила бег и, прислонившись к стене, расплакалась, совершенно обескураженная. Моисетта пришла в отчаяние, не в силах понять, то ли она непоправимо несчастна, то ли невероятно счастлива.
В здании городского суда в Бург-ан-Бресс в понедельник народу было немного.
Фабьен Жербье нахмурился. Обычно убийство собирает на галерее целую толпу.
Сам он за восемьдесят лет жизни побывал здесь на нескольких таких слушаниях: дело черной вдовы Мари Морестье, дело Пусье, убившего своих троих сыновей, дело шофера-дальнобойщика, расчленявшего официанток. И каждый раз людское любопытство торжествовало. Победно. Что же на сей раз? Одна сестра прикончила другую. Дело редкое, запоминающееся, пикантное, оно вполне заслуживало стечения публики и волнительной дрожи великих дней… А тут в холодном зале хмурая уборщица елозила по полу тряпкой, полдюжины зевак совали под стул мокрые зонтики, снаружи город накрыло вялой моросью.