Педагогика угнетенных

В то время как правый сектант, закрываясь в «своей» правде, всего-навсего реализует свою естественную роль, левый, становясь несгибаемым сектантом, отрицает собственную сущность. Однако, каждый из них, вращаясь вокруг «своей» правды, чувствует угрозу, когда эта правда ставится под сомнение. Другими словами, каждый из них расценивает все, что не является «его» правдой, как ложь. Как мне однажды сказал журналист Марсио Морейра Альвес, «они оба страдают от отсутствия сомнений».

Радикал, преданный борьбе за освобождение человечества, не становится пленником «круга уверенности», внутри которого пленницей становится и сама реальность. Напротив, чем радикальнее настроен человек, тем лучше он понимает реальность, и, следовательно, лучше зная ее, он может более продуктивно ее преобразовывать. Такой индивид не боится встать лицом к лицу с настоящим миром, услышать и увидеть его. Такой человек не боится встретиться с народом или вступить с ним в диалог[74]. Такой человек не считает себя собственником истории или всех людей, или освободителем угнетенных, но при этом в ходе истории он посвящает себя борьбе на их стороне.

«Педагогика угнетенных» – вступительный труд, канва которого представлена на последующих страницах, – это задача для радикалов, с которой сектанты не справятся.

Я буду доволен, если среди читателей этой книги найдутся те, кому хватит способностей критически мыслить, чтобы поправить имеющиеся в ней ошибки и двусмысленности, углубить мои утверждения и указать на аспекты, которые я упустил. Возможно, некоторые поставят под сомнение мое право рассуждать о действиях, направленных на революционные культурные изменения – то есть о том, в чем мне не приходилось участвовать лично. Однако тот факт, что сам я никогда не участвовал в революционных действиях, не отнимает у меня возможности рассуждать на эту тему. Более того, во время работы педагогом я использовал методы диалога и постановки проблем, в результате чего накопил довольно богатый запас материала, что заставило меня пойти на риск и высказать утверждения, содержащиеся в этой книге.

Я надеюсь, что из всего сказанного на этих страницах несомненным останется, по крайней мере, следующее: мое доверие к народу и моя вера в людей и в создание мира, в котором будет проще любить.

Здесь я хотел бы выразить благодарность Эльзе – моей жене и первому читателю, за понимание и поддержку, проявленную в отношении моей работы, которая принадлежит в том числе и ей. Я также хотел бы поблагодарить ряд моих друзей за их комментарии к рукописи. Рискуя упустить некоторые имена, я упомяну следующие: Жуан да Вейга Коутиньу, Ричард Шолл, Джим Лэм, Майра и Жовелино Рамос, Паулу де Тарсо, Альмину Аффонсу, Плиниу Сампайу, Эрнани Мария Фиори, Марсела Гажарду, Хосе Луис Фиори и Жуан Закариоти. Разумеется, ответственность за выдвинутые в этой книге утверждения лежит на мне и ни на ком больше.

Глава 1

Обоснование педагогики угнетенных; описание противоречия между угнетателями и угнетенными и способов его преодоления; угнетение и угнетатели, угнетение и угнетенные; освобождение как процесс, основанный на взаимодействии, а не как подарок или самостоятельное достижение

С аксиологической точки зрения проблема гуманизации всегда была для человечества центральной, но теперь ее значимость становится неопровержимой[75]. Озабоченность вопросом гуманизации одновременно приводит к осознанию дегуманизации не только как онтологической возможности, но и как исторической реальности. Видя, каких масштабов достигает дегуманизация, человек может задаться вопросом о том, реальна ли возможность гуманизации как таковая. В ходе исторического процесса, в конкретном объективном контексте, как гуманизация, так и дегуманизация сосуществуют в качестве возможностей, которые может выбрать для себя человек как несовершенное существо, осознающее свое несовершенство.

Однако, хотя как гуманизация, так и дегуманизация представляют собой реальную альтернативу, только первая является истинным предназначением человека. Это предназначение постоянно отрицается и в то же время подтверждается этим же отрицанием. На пути гуманизации встает несправедливость, эксплуатация, угнетение и насилие угнетателей. Но истинность этого предназначения подтверждается стремлением угнетенных к свободе и справедливости и их борьбой за возвращение утраченной ими человечности.

Дегуманизация, которая оставляет свою печать не только на тех, кого насильно лишили звания человека, но и на тех, кто это сделал (пусть и немного иначе), – это отступление от предназначения, которое заключается в том, чтобы становиться человеком в полном смысле этого слова. Это отступление случается в истории, но оно не является историческим призванием человека. Ведь признать, что дегуманизация – это историческое призвание человека, значило бы впасть либо в цинизм, либо в полное отчаяние. Тогда борьба за гуманизацию, за освобождение трудящихся, за преодоление разобщенности, за признание мужчин и женщин личностями – все это потеряло бы смысл. Эта борьба возможна лишь потому, что, будучи конкретным историческим фактом, дегуманизация – это не данность, а результат несправедливого социального порядка, который порождает в угнетателях стремление к насилию, которое, в свою очередь, обесчеловечивает угнетенных.

Поскольку это противоречит стремлению стать наиболее человечным, рано или поздно лишенные своего человеческого «я» угнетенные начинают бороться против тех, кто не позволяет им быть полноценными людьми. Но для того, чтобы эта борьба имела смысл, угнетенные в попытках вновь обрести свою утраченную человечность – эти попытки сами по себе представляют способ создать ее – должны становиться не угнетателями угнетенных, а скорее спасателями человеческого как в одних, так и в других.

Собственно, в этом и состоит великая гуманистическая и историческая задача угнетенных: освободить себя и своих угнетателей. Угнетатели, которые угнетают, эксплуатируют и насилуют, опираясь на свою власть, не могут найти в этой власти сил на то, чтобы освободить угнетенных или самих себя. Только сила, порождаемая слабостью угнетенных, может быть достаточной, чтобы подарить свободу и тем и другим. Любые попытки «ослабить» власть угнетателей из уважения к слабости угнетенных всегда проявляет себя как некое фальшивое великодушие; на самом же деле такие попытки никогда не приводят к большему. Для того чтобы не терять возможность проявлять подобное «великодушие», угнетатели также должны поддерживать несправедливость. Несправедливый социальный порядок представляет собой постоянный источник такого «великодушия», которое подпитывается смертью, отчаянием и бедностью. Именно поэтому те, кто выражает подобное «великодушие», впадают в отчаяние при возникновении малейшей угрозы для его источников.

Истинное великодушие заключается именно в борьбе за искоренение самих первопричин, питающих фальшивое милосердие. Мнимое милосердие вынуждает испуганных и подавленных, «отвергнутых» протягивать трясущиеся руки. Истинное великодушие заключается в постоянной борьбе за то, чтобы у них – будь то отдельные индивиды или целые народы – все реже возникало желание протягивать руки в мольбе, чтобы эти руки становились подлинно человеческими – руками, которые работают и, работая, преобразуют мир.

Однако этот урок и это знание должны исходить от самих угнетенных и от тех, кто по-настоящему с ними солидарен. Как отдельные личности или как целые народы, выбрав путь борьбы за восстановление своей человечности, они также выберут путь борьбы за восстановление истинного великодушия. Кто лучше самих угнетенных может понять ужасающую суть общества угнетения? Кто больше, чем сами угнетенные, страдает от последствий угнетения? Кто лучше их понимает необходимость освобождения? Они не получат свободу волей случая – они обретут ее через практический поиск этой свободы и осознание необходимости бороться за нее. И эта борьба благодаря цели, привнесенной в нее угнетенными, станет актом любви в противовес отсутствию любви, которое лежит в основе жестокости угнетателей, отсутствию любви – пусть и облаченному в костюм фальшивого великодушия.

74

«До тех пор, пока теоретическое знание остается привилегией горстки “академиков”, состоящих в Партии, она рискует сбиться с пути». Роза Люксембург. Социальная реформа или революция? Цитировалось [по англ. изданию: Rosa Luxembourg. Reform or Revolution] в книге Чарлза Райта Миллса «Марксисты» (C. Wright Mills. The Marxists. N. Y., 1963).

75

Современные движения сопротивления, в первую очередь молодежные, хоть и отражают особенности конкретных ситуаций, в которых возникают, по своей сути демонстрируют озабоченность положением людей как живых существ в мире и их взаимодействие с ним – озабоченность тем, кем являются эти существа и как они существуют. Осуждая цивилизацию потребления, обличая бюрократию всевозможных видов, требуя преобразования университетской системы (изменения жестких принципов общения между студентами и преподавателями и помещения этих взаимоотношений в контекст существующей реальности), выдвигая предложения о трансформации самой реальности, чтобы стало возможным обновление университетов, атакуя старые порядки и традиционные институты в попытке утвердить право людей быть принимающими решения Субъектами, все эти движения воплощают стиль нашей эпохи – скорее антропологичный, чем антропоцентричный.