Походы и кони

Армия жила за счет населения. На Кубани казаки охотно кормили солдат. При маневренной войне редко оставались в той же станице два-три дня, и это не представляло большой обузы. Потом старались, где возможно, кормить солдат из походной кухни.

Много тягостней для населения была подводная повинность. Почему-то интендантство не сумело организовать транспорт – он падал на крестьян тяжелым бременем. Это нам очень портило отношения с крестьянами.

Главным недостатком Белой армии была, с моей точки зрения, плохая пропаганда.

У красных против нас было больше сотни дивизий, а у нас два-три десятка. Красные могли всегда заменять разбитые части, а у нас замены не было. Мы должны были всегда побеждать. А тылы в то же время кишели уклонявшимися от фронта. Учреждения в тылах разрастались до неимоверности, а полки редели. Интендантство почти ничего нам не давало. Лошадей, фураж и еду мы доставали сами у населения. Иногда, но редко, брали у красных.

Я должен сказать кое-что о лошадях, игравших такую важную роль в гражданской войне, очевидно, последней войне, где лошади участвовали. В следующих войнах их заменили машины, и вряд ли современники имеют ясное представление о лошадях. Мне же посчастливилось в течение трех лет почти не слезать с седла. Не только ездить на лошадях, но жить с ними: кормить, ухаживать и достичь их дружбы, когда читаешь взаимно мысли друг друга.

После прекрасного обучения верховой езде в Училище я думал, что умею ездить и знаю лошадь. Но во время бесконечных походов в Добровольческой армии я понял, что ровно ничего не знаю.

Тут казаки ездили совсем иначе. Разница главным образом наблюдается на рыси. Мы откидывались слегка назад и ездили облегченной рысью, то есть подпрыгивая, а казаки, наоборот, наклонялись вперед и ехали ровно, не подпрыгивая. У нас нога в укороченном стремени полусогнута, у казаков вытянута. Мы пользуемся удилами и мундштуком, казаки не знают мундштук. А кому же не знать, как ездить верхом, как не степнякам?

Так вот, я думаю, что облегченная рысь совершенно абсурдна, мучительна для лошади, неудобна для всадника, крайне некрасива и способствует набивке лошади (ранению холки). Казаки же, наклоняясь вперед, помогают лошади перенести тяжесть на передние ноги.

Ездить весь день с полусогнутой ногой просто невозможно – она затекает. Мундштук неудобен для всадника (вторая пара поводьев), мучителен для лошади и ни к чему не служит. Простыми удилами и шпорами вы должны справиться с любой лошадью. Говорят, что есть лошади, для которых мундштук необходим. Таковых не видел и сомневаюсь в их существовании. Даже если такая лошадь есть, нельзя же из-за одной применять зря мундштук ко всем лошадям. Настоящий всадник никогда мундштуком пользоваться не будет. Казаки и не пользуются. Может быть, что лошадь из-за мундштука и бесится.

Казаки не носят шпор. Шпоры очень хорошее изобретение европейцев. Они освобождают правую руку для работы шашкой или пикой, и в то же время вы можете шпорами послать лошадь вперед. Плетью (у казаков) это сделать трудней. Английское седло и облегченную рысь выдумали англичане, а укороченные стремена придумали итальянцы. Но ни у англичан, ни у итальянцев никогда не было большой кавалерии.

Шпоры нужно носить умеючи. Плохо надетые шпоры вызовут насмешливую улыбку специалиста. Нужно носить их горизонтально или слегка наклонно, но не задранными петухом. Носят их низко. Надетыми у самой щиколотки вы не сможете пришпорить лошадь. Шпорами нужно пользоваться возможно реже, не злоупотреблять, покупать шпоры с колесиком, а не со звездой, шпоры небольшие, чтобы ни за что не задевать. От величины шпор не зависит быстрота езды. Носить шпоры и стик* (* Стик или Стек [англ, stik] – эластичный хлыст, употребляемый при верховой езде, (ред.)) просто глупо, как если бы вы носили два галстука. Раньше шпоры давались тому, кто их заслужил, теперь же просто покупаются и надеваются, вполне незаслуженно. И это сразу видно.

Несмотря на громадную кавалерию, в России хорошие шпоры продавались лишь в магазине Савельева в Петербурге. Из нержавеющей стали, с тихим «малиновым» звоном, каждая шпора звенела по-разному. В Европе хороших шпор я не видел, не звенят, а брякают. Серебряные шпоры вообще не звенят. Их избегали.

От лошади можно добиться чудес. Управлять ей мыслью. Но для этого нужно жить с лошадью, проводить с ней много времени, самому за ней ухаживать. У большинства всадников нет ни охоты к тому, ни времени, я бы сказал – нет умения.

Думают, что лошадь глупа. Это вполне зависит от всадника. Если он с ней хорошо обращается, то лошадь равняется по уму собаке, если же он с ней груб, то и она становится грубой и злой.

Даже испорченную лошадь можно исправить. У лошади натура нежная, и она не может противостоять симпатии. Нервная система лошади очень развита. Троньте лошадь былинкой – вся эта часть кожи задрожит. У других животных такой реакции нет.

Первые стремена найдены в степных могилах Азии в IV веке. Они имели форму восьмерки, и было одно стремя, чтобы садиться в седло. В VI веке стремена и удила приняли уже современную форму. В VIII веке венгры принесли их в Европу. До этого применяли путлища без стремян.

У азиатских же тюрков найдены первые сабли в могилах VII века. Массивные и слегка изогнутые. Европейцы, персы, арабы и египтяне переняли сабли только в XIV столетии. Они пользовались мечами.

Лучшие шашки, «пулад», или дамасские клинки, делались в Индии. Хорошие клинки были редки и очень ценились. Их ковка сохранялась в величайшей тайне. В IX веке киргизы стали ковать лошадей. Арабы ввели подковы в Европе в XI–XII веке. В армии ковали только на передние ноги. Это достаточно и менее опасно при ударе.

Моей первой лошадью в батарее был вороной жеребец Ванька. Я получил его в обозе, в станице Черномлыцкой. Вахмистр обоза меня предупредил:

– Будьте осторожны. Он кусается и лягается.

Я повел взнузданного и поседланного Ваньку на коротком поводу на двор хаты, где я помещался. Он был небольшого роста, но крепкий. Он косился на меня, видимо, изучая. Чтобы открыть ворота, я отпустил ему повод подлинней. Он этим тотчас же воспользовался, быстро повернулся ко мне задом, лягнул и поскакал во двор. Я бежал рядом, держа в левой руке повод, а правую, вытянутую уперев ему в круп, чтобы отдалить себя от ударов. Он лягнул меня еще и еще, свалил, протащил на оголовье и ускакал в сад. Я встал, потирая бока, закрыл ворота и пошел с оголовьем его ловить.

Он делал вид, что щиплет травку, но искоса наблюдал за мной. Подпускал на три шага, закладывал уши, лягал и пердел в моем направлении, выражая презрение, и отбегал дальше. Это длилось долго, наконец ему надоело, и он дал себя поймать. Я взнуздал его, надел оголовье, привязал к яблоне, схватил грабли, случайно здесь лежавшие, и стал его бить, пока не сломал грабли. Так произошло наше первое знакомство.

Злую лошадь надо наказать, чтобы она знала, кто хозяин. Но надо бить плетью или прутом по крупу, а никак не палкой. Против этого правила я часто грешил, потому что Ванька очень больно кусался и лягался, когда я его кормил или седлал.

В конюшне нужно было ставить Ваньку отдельно от других лошадей, иначе он затевал драку. Что вынес от него бедный серый Рыцарь, мерин моего брата, с которым он был всегда вместе и у которого был смирный характер! Но в конце концов Ванька привык к Рыцарю и больше его не мытарил. Он привык и ко мне и кусал, только когда был мною недоволен. Но это много позже. Пока кормежка не обходилась без драки. Сперва ад: он старался меня лягнуть, потом опрокидывал ведро с водой и, пользуясь моментом, когда я наклонялся, чтобы его поднять, пытался меня укусить. Но я уже знал его повадки и, ударив его кулаком по морде, иногда избегал укуса. У меня всегда были синяки.

Около Черномлыцкой я единственный раз увидал весь Кавказский хребет во всей его красоте. Обыкновенно он скрыт маревом или виден как силуэт.