Тёмные плясуньи

“Зачем ты пришёл?”

- Я убедил короля, что кровь твоего племянника - кровь мальчишки, возможно, сильней уставшей крови взрослых, поживших на этом свете мужчин, - ровно ответил Католдус, одновременно ощерившись бродячей собакой, которая нашла подбитую, истекающую кровью зверушку.

“Ты не мог этого сделать!”

Католдус склонился над поверженным соперником, жадно стараясь разглядеть в бесстрастных глазах умирающего Сиг-Дха отчаяние.

- У Бриндана чистая молодая кровь, - медленно выговорил он - так, чтобы Коршун слышал каждое слово и в нём кровожадную радость. - А вдруг именно она остановит Маровы болота? Магия непредсказуема. И её ингредиенты бывают порой неожиданны. Так что ты скажешь о моей задумке, Сиг-Дха?

“Я не понимаю…”

- А всё очень просто, - уже равнодушно, как человек, выполнивший все свои мечты и уже заранее пресыщенный ими, отозвался Католдус и откинулся на пятки, давно сев на оба колена. - Умрёт твой племянник - уйдут, отступят Маровы болота. Все сочтут, что я был гениален, придумав отправить мальчишку на смерть. А со смертью Бриндана на земле не останется никого из вашего рода. Ведь ты был непредусмотрителен и не подумал о продолжении своей семьи. Я женюсь на вдове твоего брата, на даме Этейн. Оба ваших замка будут моими. Осыпаемый почестями, я некоторое время послужу моему королю, а затем удалюсь на покой - наслаждаться теми богатствами, которые выпали мне с женитьбой. И никто ничего не заподозрит.

“Отступят Маровы болота… Так это ты был причиной их появления?”

Католдус снова усмехнулся.

- Меня считали слабей многих магов, хотя я и добился того, что приблизился к королю. Скажи, Сиг-Дха, мог ли слабый маг создать такую авантюру, как Маровы болота? И получить в награду такое богатство?

“Ты низок, Католдус…”

- Зато я жив и здоров - и вот-вот получу огромные богатства! Впрочем, тебе, выросшему в этом богатстве, не понять меня, который не мог заполучить ничего, пока не использовать свои способности! Я талантливый маг и заслужил своей награды!

“Если это так, то почему ты мне это доказываешь? Не веришь, что заслужил?”

- Прощай, Сиг-Дха! - Католдус поднялся на ноги и высокомерно взглянул на лежащего. - Ты умрёшь очень скоро. За тобой уйдёт во тьму твой племянник, а я останусь здесь - в этой яркой и прекрасной жизни, все радости которой мне доведётся испытать благодаря своему уму и ловкости!

“Подлости…”

Второй верховный маг бросил последний взгляд на лежащего и развернулся. Но, прежде чем уйти, он решительно прошагал к противоположному углу, где раздувалась и морщилась, выдыхая, незаконченная сущность, говорившая вместо умирающего мага. Остановившись перед ней, Католдус некоторое время наблюдал за ней, за её дыханием, не в силах скрыть зависть и ненависть. Затем он медленно приподнял ногу в сапоге, чья подошва подбита металлическими подковками, и обрушил всю его тяжесть на “кожаный мешок”. Сущность издала слабый звук лопнувшего мешка, до сих пор наполненного воздухом. Через минуту в углу комнаты лежала лишь дырявая шкурка. Католдус надел одну из перчаток, что висели у него на поясе, и взял двумя пальцами шкурку. Морщась от брезгливости, он снова исподлобья оглянулся на Коршуна, и заторопился выйти из комнаты. И застыл на пороге, отчётливо услышав презрительный голос мага: “Бездарь!”

Захлопнув дверь, в ослеплении яростью не видя почтительно вытянувшихся охранников, Католдус бросился по коридору к лестнице. Упиваясь властью, он никогда не забывал о своих слабых способностях. Легко придумать аферу с болотами, потому что они близки к умертвию. Гораздо сложней - создать нечто живое. Хотя бы сущность.

Католдус не хотел больше видеть Сиг-Дха. Но придётся снова войти в его комнату. Уходить, унося с собой последнее слово и презрение сильного мага, даже умирающего, - это не то, о чём мечтал Католдус. Он мечтал, чтобы Коршун признал его величие и могущество! Он мечтал выйти из комнаты умирающего мага - победителем! Поэтому Католдус, внутренне бессильно ярясь, с досадой понимал, что придётся ещё раз “навестить” Сиг-Дха, пока он жив.

… Круг семерых заканчивал ритуал, наделяя силой артефакт, который внешне выглядел обычной безделушкой-украшением. Старуха-некромантка прямо посреди лачуги разожгла подготовленный очаг, в который бросала все необходимые для работы артефакта ингредиенты. Огонь вспыхивал от даваемой ему жертвы, переливаясь разноцветным пламенем… Лиам сидел у стены, затаившись, чтобы не мешать ритуалу. Он любил смотреть, как делают своё дело эти старики и старухи. В эти мгновения он чувствовал необъяснимый восторг, словно у него за спиной вырастали крылья… Лиам никогда не просил бабушку взять его в сообщество круга семерых - даже тогда, когда кто-то из стариков чувствовал себя не очень хорошо, чтобы поддерживать силы круга. Он не вмешивался, потому что ещё из детства помнил слова старухи Трисы: “Однажды я позову тебя сама. А пока - смотри и учись!” Он знал, что старая некромантка не бросает слов на ветер, а потому был терпелив. И терпению этому его научила тоже она.

Ритуал закончился. Огонь вспыхнул в последний раз и пропал. А из горячей, обжигающей золы Триса осторожно вынула, держа за цепочку, почти детское украшение - две ракушки, прилипшие друг к другу. Один из стариков облил украшение водой, смывая налипшую грязь и сопровождая этот процесс монотонным бормотанием. Безделушка перекочевала из рук Трисы в руки ближайшей соседки по кругу. Та нашептала над ним следующее заклинание и передала старику-соседу. Когда украшение, обласканное ладонями старых магов, вернулось к старой некромантке, она покачала его на ладонях, словно проверяя, остыло ли, а затем развернулась к Лиаму. Постояла немного всё ещё и подошла к нему.

- Передай это той девочке - Лирейн. В замке Коршуна она должна танцевать с этим украшением на груди. Но так, чтобы его никто не видел. Артефакт должен касаться её кожи. Передашь ей это обязательно.

- Передам, - кивнул Лиам.

А что ему оставалось? Пока старики круга семерых расходились, он с интересом разглядывал безделушку, больше похожую на те самоделки, что дарят здешние рыбаки своим невестам. Обыкновенные мелкие ракушки-завитушки. Ритуал что-то сделал с ними, но что? Он улыбнулся. Узнаем сегодня вечером.

Спрятавшись в тёмном угле лачуги, всегда закрытом от солнечных лучей, старая Триса с жалостью смотрела на внука, который мечтательно улыбался. Было страшно за него, но иного выхода из создавшегося положения она не видела… Старая некромантка вздохнула. Остаётся уповать, что всё пройдёт так, как задумано.

… Между незадёрнутыми занавесями балдахина виднелось громадное окно, за которым постепенно меркнул дневной свет. Ирина лежала, прижавшись спиной к Бриндану, который, крепко заснув, обнял её, придвинув к себе. Она тоже уснула, успокоенная его сном, но проснулась быстрей, чем ожидала. И теперь смотрела на тот кусочек мира, который был доступен глазам, и не видела его, потому что размышляла. Мысли нахлынули сразу и вперемешку. Приходилось сосредоточиваться на чём-то одном, что в процессе сметалось другим… В общем, думать было тяжело. Ирина лежала, слушая дёрганое дыхание Бриндана, и… хотелось плакать. Настолько, что, пытаясь сдержаться, она не заметила, как изменилось дыхание парня.

- Ты притворяешься, - прошептал он ей куда-то в волосы.

- Может быть, - улыбаясь его улыбке, услышанной в голосе, ответила она. - А в чём? Ну, в чём я притворяюсь?

- Что спишь.

- А ты в чём притворяешься?

- Поймала, да? А я притворяюсь, что ослабел.

- Почему? - удивилась Ирина и осторожно завозилась под его рукой, чтобы перевернуться к нему лицом. Он понял и помог. Теперь они лежали - глаза в глаза, чувствуя тёплое дыхание друг друга. И это было так здорово, что Ирина вздрогнула, представив, что ожидает его и её завтра.

- Чтобы ты лежала рядом со мной и не убегала.

- А я бы убежала? - слабо улыбаясь, потому что это помогало удерживать слёзы, спросила девушка. - Нет, вряд ли. Но ты продолжай притворяться. Мне нравится ухаживать за тобой. Ты же сильный, а из-за твоей притворной слабости я могу быть рядом с тобой чаще, чем прежде.