Страница 55 из 86
Любовь омерзительна. До безобразия. Говорят, любовь – это выбор, но я не верю в это. Ведь выбор – это наличие иного варианта, но когда ты влюбляешься, то теряешь альтернативу. И не потому, что не знаешь о ней, а потому, что отвергаешь ее. Влюбленный человек прекрасно осознает, что жизнь была лучше до влюбленности, и, что самое главное, эта лучшая жизнь еще ждет впереди, но он отвергает ее не по своей воле, а по воле сердца. И глупо страдает от этого.
Любовь, морально калеча, высасывает жизнь. Ты теряешь себя, самооценку, свое личное время, и остается лишь подлая надежда, что как клещ продолжает питаться твоей кровью. Я не верю в любовь, ее для меня не существует в привычном людском понимании.
Вайолет часами могла размышлять о влюбленности в парня, приходя то к одному, то к совершенно другому выводу, но вот что являлось неоспоримой правдой: единственная, так сказать, правильная любовь – это любовь матери к своему чаду. Чище материнской любви нет больше ничего на свете, и чем старше Вайолет становилась, тем более в этом убеждалась. Особенно сейчас, когда она наблюдала за взглядом Айрис, провожающим Донована вдоль главного вестибюля…
***
Семнадцатое июля. Воскресный вечер. Недавно проснувшаяся, Вайолет заскочила на ресепшн перед своей ночной сменой в баре. Учтиво улыбнулась Айрис за стойкой, шмыгнула под стол, выдвигая ящик в поисках оставленной пачки сигарет.
- Кошмар! - выдохнула впечатлительная Айрис, шурша страницами газеты. Вайолет выпрямилась, пряча сигареты в карман кофты.
- Что там? – заметив крошки на поверхности стойки, смахнула те девушка.
Айрис потрясла газетой, тыча в одну из статей.
- Парень, который устроил стрельбу в школе, сбежал из-под стражи!
Вайолет передернуло. Беглый взгляд на страницу – и вот оно фото юноши, статью про которого Вайолет прочла возле почтового офиса несколькими днями ранее.
- Сбежал? – не без легкого волнения вытянулась девушка, пытаясь получить лучший доступ к написанному. Из подсобки выплыла Лиз. За колонной послышалась мелодия разъезжающих дверей лифта, и разговор прервался. Заскрипела кожаная куртка Донована. Айрис спешно слезла со стула, поправляя очки и край тонкого свитера.
- Д-Донован, - неуверенно начала было та. Мужчина обернулся на голос, учтиво и заметно раздосадовано кивнув, но, увидев Вайолет, резко остановился у кресел. И быстро зашагал к стойке.
- Хе-ей, двойной виски, - залился тот радостной улыбкой, вскидывая две руки над головой. Вайолет по-братски дала пять в ответ, - как дела? Чего не спим? – хитро, заговорщически, спросил тот. Вайолет хихикнула.
- Смена в баре.
Донован вскинул руки, изображая жест ликования.
- Супер! Там и увидимся, - он подмигнул, залившись улыбкой, хлопнул по стойке ладонью и, окинув мать и Лиз быстрым взглядом, вновь спешно зашагал к дверям главного выхода.
Как только он ушел, Айрис накинулась на малютку Хармон, схватив ее ладошки в свои, горячо прижимая к своей груди.
- Вайолет! Ты должна мне помочь! – молила та, стискивая ручки девушки. Вайолет смущенно приоткрыла рот, едва слышно растягивая первую букву алфавита.
- П-помочь… но чем? – мотала головой та, не понимая смысла. Глаза Айрис за толстенной оправой круглых очков сверкали с маниакальной яркостью.
- Донован, - зашептала та. Лиз поспешно удалилась, натянув на себя спокойно-отстраненную маску безучастия. – Ты ведь проводишь с ним время, да? Он должен был тебе что-нибудь рассказывать, - лепетала Айрис. - Прошу, помоги мне наладить контакт с сыном!
- Н-но я… - не очень хотелось брать на себя такую ответственность, и Вайолет хотела было учтиво отказаться от затеи, но за безумным блеском глаз во взгляде Айрис искрилась любовь к сыну. Чистая, неподдельная материнская любовь – то светлое чувство, которе Вайолет еще не познала. Девушка выдохнула. – Сделаю, что смогу.
***
Приближающаяся ночь не предвещала ничего плохого. По-правде говоря, ведь ночь всегда кажется самым спокойным временем суток. Ночь ассоциируется с умиротворенностью и покоем, когда можно размышлять и накручивать до тех пор, пока бессонница не уступит полноценному трехчасовому сну до звона будильника. Вайолет любила ночное время суток, ведь когда ее комната погружалась во мрак, она сама не видела всех тех мерзких вещей, вроде портретов ее возлюбленного или присохшего к подставке для свечей пепла от писем, которые она писала Киту, стремясь избавиться от чувств, как то советуют психологи. Все меркло, словно всасывалось на какой-то промежуток времени в беспросветную дыру.
Но «Кортез» продолжал менять мировоззрение девушки. Бар не пустовал, а умиротворенностью так и вообще не пахло. Зато бар обволакивал сигаретный туман, от которого слезились глаза, да светильники-грибочки на столах в закутках отбрасывали теплое рассеянное свечение на рифленое покрытие стен.
Вайолет неспешно перебирала ногами по крытым ковром ступеням, поглаживая – даже слегка касаясь - холодный поручень перил. Еще один, последний шаг – и, когда ее взгляд встретился со взглядом Кита, девушка ярко ощутила то чувство, что когда-то вычитала у Моэма: словно кто по твоей могиле прошелся. Кит. Кит, да и не он один, все они: Кит, Анна, Дейзи, Давид – все они каждый день ходили по ее могиле, бережно утрамбовывая землю и затаптывая с таким трудом выращенные цветы ее души. Холодок мгновенно распространился по телу. Кит улыбался, но не ей: совсем рядом сидела Анна. Расположившись в одном из закутков, они выглядели как парочка из посредственных молодежных комедий. От отчаяния и вида его ладони на ее руке Вайолет захотелось убежать. Прочь, быстрее, куда-нибудь в чащу леса, где можно было бы потеряться самой и потерять рассудок. Кит поймал взгляд Вайолет, стоило ей перешагнуть последнюю ступеньку. Ладони потели. Нельзя. Нельзя убегать, она уже пыталась. Отель не отпускает ее… Она отвела отстраненный взгляд, решительно продолжив движение в сторону пустующей барной стойки. И абсолютно не заметила, как он слегка кивнул ей, здороваясь…
Вайолет быстро обошла барную стойку, откидывая назад передние пряди волос, и бегло, в легком страхе, осмотрела помещение. Но все, кроме одного, столики пустовали. И мучительно долго тянулась «Body and Soul» Колемэна Хокинса…
С этого ее ракурса была видна лишь темная штанина Кита, да серый рукав его кофты… где-то тут должна была быть бутылка белого вина…
***
Если пытаться игнорировать их присутствие и занять себя работой, то получалось унимать дрожь в коленях. Ей мучительно хотелось перестать чувствовать раздражение, что так странно уживалось в ее душе с диким, каким-то даже первобытным страхом. И она замечала, как Кит пару раз поглядывал на нее, оборачиваясь со своего места, а она все продолжала спокойно делать глотки из зажатой меж ладошек керамической кружки, что содержала в этот вечер добрую порцию белого сухого… Джеймс бы гордился ей. Вайолет усмехнулась. «Пижон, - подумала она, - интеллектуалы всегда кичатся своей начитанностью”, - вспоминала та многочисленные цитаты известных философов и политиков, что так любил словно невзначай ронять Марч.
Ночной наплыв посетителей возрастал, и вскоре бар все больше походил на элитное увеселительное заведение. Белое свечение, исходившее от стеллажной подсветки, окутывало Вайолет, точно ангела. Девушка протирала только что вымытые бокалы для виски с толстым дном, внимательно изучая новоприбывших. Двое приятелей в строгих костюмах за столиком посередине, дамочка в вызывающем наряде чуть поодаль, еще один белый воротничок в самом углу – заказал бурбон, - по-прежнему шушукающиеся Кит с Анной и, к превеликой радости Вайолет, Салли и ее дружок-полицейский. Они устроились за барной стойкой, у самого края, давая юной работнице как нельзя лучшую возможность для наблюдения. Неизменная “Body and Soul” полировала ушные перепонки. Вайолет протирала один и тот же, уже давным-давно сухой бокал. Этот коп не давал ей покоя. Той ночью, когда Салли так вовремя оказалась в ее номере, а она в благодарность предложила маленький план, то уточнила, что ей нужно еще время. Понаблюдать, убедиться в своих догадках. Ведь что-то действительно не так было с Джоном. Вайолет часто видела женатиков, гуляющих на сторону – да взять хотя бы каждого третьего преподавателя университета от двадцати шести до сорока пяти – все они как щенята бегают за пассиями, радостно выполняя их прихоти ради двух часов в недорогом мотеле. Но с Джоном дела обстояли иначе: он был отстранен, холоден с Салли. И как бы та ни пыталась приласкаться, как бы ни пыталась смеяться и вертеться рядом, Джон словно витал в своих мыслях, постоянно прося подлить еще виски, будто только и желал, что надраться до состояния забытья… по-крайней мере, при других посетителях. Сложно было судить, не зная происходящего за закрытыми дверьми шестьдесят четвертого, но что-то подсказывало Вайолет, что от истины она была недалека. И как вообще коп может так напиваться?!