Музей братьев Клак

— Начинайте с усадьбы, — сказал Юрайя Клак. — За дверями направо.

По обеим сторонам гравийной дорожки, ведущей к большому дому, выстроились плуги, телеги и прочая полевая машинерия — настолько скучная, что Люк даже головы не повернул. Отец, напротив, всё внимательно осмотрел — словно хоть что-то в этом понимал. Да он и морковного семечка за всю жизнь в грядку не бросил, а всё туда же!

— Вот это, наверное, будет большой плуг, — объявил отец торжественным тоном музейного экскурсовода. — А вон то, рядом, средний плуг…

— А дальше ржавый и сломанный плуг… — ухмыльнулся Люк.

— …первый трактор, использованный в фермерском хозяйстве…

— …и превосходная коллекция колючей проволоки!

Было что-то пугающее в том, как все эти железяки аккуратно разложены на фанере с пронумерованными узлами и сочленениями — каждая способна причинить смерть.

— Некоторые образцы действительно великолепны, — пафосно заявил Люк.

— Изумительное собрание, — не отстал отец.

Некоторое время они хохотали в один голос. В первый, практически, раз с начала путешествия. Не так уж всё и плохо, подумал Люк. Он ещё вернётся и расскажет друзьям про этот музей — реально самый убогий в мире!

Усадьба оказалась чертовски большой каменной махиной. Нижний этаж — сплошь столы-козлы, заставленные всякой мелочёвкой. С точки зрения Люка — один в один школьная ярмарка поделок: крошечные тележки с запряжёнными в них лошадками, модели фермерских домиков и лавок, древние жестянки вокруг. Индейские куклы перемежаются диснеевскими игрушками, рядом допотопная касса, дальше табельные часы. И вправду деревня-призрак — населённая деревянными людьми и отмороженными куклами, будто прямиком из века мёртвых детишек.

— Есть на свете что-нибудь, чего они не собирают? — громко поинтересовался Люк.

— Марки, наверное. Не припомню тут ни одной марки.

— Сдаётся мне, это вообще никакой не музей, правда? — продолжил Люк уже шёпотом.

Отец покачал головой.

— По мне, так просто куча барахла.

Люк нехотя проследовал наверх, на следующий этаж, и принялся нарезать круги по главному холлу. Большинство комнат загорожены шнуром, так что можно только заглядывать внутрь, глазея на мебель: вон кровать, вон туалетный столик с водружённым на него умывальным тазом, вон стол со сдвижной крышкой, а на нём — плесневелые книжки. Куча манекенов в исторических костюмах. Пластик на лицах и пальцах облупился, кое-где руки не слишком аккуратно подсоединили, так что они торчат под странными углами и кажется, что манекенам неудобно.

Люк всё время включал телефон, чтобы проверить время, — не хотелось бы проморгать шофёра обратно, на станцию. Тут наверняка даже сети нет. По залу бродила только ещё одна семья — мама, папа, дочка, и девочке явно было не веселее, чем ему. Товарищи по несчастью молча обменялись понимающими взглядами. Уж на что гнусно в поезде, но застрять здесь было бы ещё гнуснее.

Однако уже в следующем зале брови у Люка поползли вверх. Там оказался бродячий цирк с разными палатками, и на каждой — линялый, но до сих пор кричаще-яркий плакат: «Корделия, женщина-змея», «Кардиффский великан», «Вечное сердце». Люк жадно запорхал от палатки к палатке. Женщина-змея разочаровала сразу: несколько больших лоскутьев змеиной кожи грубо сшиты в подобие человеческого торса. Кардиффский великан впечатлил несколько больше — огромное тело, будто вмёрзшее в глыбу камня. Похоже на те человеческие окаменелости, которые выкопали в Помпеях после извержения вулкана. Зато вечное сердце — вот где самая жуть. Плавает себе в большущей канистре мутной воды и выглядит совершенно настоящим, пухлым таким и влажным. Да ещё на маленькой табличке под ним написано:

«Сердце поэта Перси Биши Шелли, оставшееся нетленным даже после кремации тела. Иногда оно бьётся».

В дальнем конце экспозиции красовалась деревянная будка без окон. Надпись на двери гласила:

«Мальчик-призрак».

Люк подёргал за ручку, но дверь оказалась заперта.

— Это за дополнительную плату, — произнёс голос Юрайи Клака, внезапно материализовавшегося сбоку. Пахло от хозяина музея свежевыстиранным бельём и пилюлями от кашля.

— Что такое мальчик-призрак? — недоверчиво спросил Люк.

— Это гвоздь экспозиции. Дополнительная плата — два доллара. За три пущу обоих.

— Честная сделка, — согласился отец, подходя.

Люк не сомневался, что внутри окажется очередная старая кукла, но пока мистер Клак трясущимися руками отпирал будку, холодок предвкушения всё-таки забегал у него по спине. Отец подмигнул ему, и Люк переступил порог. Внутри горела в китайском фонарике одна-единственная лампочка, отбрасывая тусклый красный свет. Пахло благовониями, но запах плесени они перебить всё равно не могли.

Возле стены стоял чёрный лакированный секретер со множеством маленьких квадратных ящичков. На нём — китайские нефритовые баночки, курильница, что-то вроде письменного прибора и кисти для туши. Раскиданные по полу пластмассовые игрушки — машинка и вертолёт — выглядели как-то совсем не к месту. На стенах пришпилены картинки гор и Великой стены, явно вырезанные из календаря или какого-нибудь журнала. Посреди комнаты стояла единственная табуретка с красной подушкой на ней.

— Да тут же никого нет, — возмутился Люк, но от одного звука собственного голоса у него пушок на руках встал дыбом.

— Может, у него обеденный перерыв, — хихикнул сзади отец.

— Он вон там, на табуретке, — просто сказал мистер Клак.

Люк посмотрел.

— Я ничего не вижу.

— Не смотри на него в упор, — посоветовал мистер Клак. — Гляди немного в сторону.

Люк так и сделал. В боковом зрении над табуреткой и правда замаячило какое-то дымное пятно. Он быстро посмотрел напрямую — пятно мстительно исчезло. Снова в сторону — и на этот раз пятно соблаговолило сгуститься и принять очертания головы, рук и туловища мальчика-китайца возрастом примерно как Люк.

— Ты его видишь? — повернулся он к отцу. — Там какой-то хитрый трюк, что-то вроде видеопроекции.

Люк завертел головой, выискивая притулившийся под потолком видеопроектор или, на худой конец, косой луч света, в котором живописно танцуют пылинки. Ничего подобного в будке не обнаружилось. Разочарованно упёршись взглядом в стену, он принялся разглядывать мальчика на табуретке. На нём какие-то бурые холщовые брюки и курточка. Воротник и пуговицы выглядят ужасно старомодными.

— Хорошо сидит, а? — любезно вставил мистер Клак. — У него там раньше кресло стояло, но, кажется, ему больше нравится табуретка.

Мальчик-призрак тем временем постучал задником изношенной туфли по перекладине табуретки. Больше у него не двигалось ничего, даже грудь не поднималась от дыхания. Зато потом он повернул голову, и Люк понял, что привидение смотрит прямо на него. Он отшагнул в сторону, потом ещё — взгляд не отпускал. Как они это делают, интересно? Слишком оно мудрено для старика Клака и его недомузея.

— Мы за ним хорошо присматриваем, — сказал довольный хозяин. — Вот, всякие знакомые вещички из родной страны…

— Вон те на самом деле из Индонезии, — встрял отец, показывая на парочку прибитых к стене теневых кукол. Уж в этом-то Люков предок разбирался.

— Агась, — кивнул мистер Клак. — Просто хотели, чтобы малец чувствовал себя как дома.

— Привет, — сказал Люк, интересуясь, до каких пределов простираются возможности иллюзии.

— Он не особенно разговорчивый, — поделился мистер Клак. — По крайней мере, ко мне попал уже таким. Папа утверждал, что раньше он иногда разговаривал. Наверное, надоело. Во всяком случае, он знает только по-китайски.

Ага, очень удобно, подумал про себя Люк.

— У вас тут небось китайским никто не владеет? — спросил отец.

Наверное, подыгрывает, подумал Люк, не думает же он, что всё взаправду.

— В Луговине-то? Да у нас тут вообще народу немного.

Мальчик-призрак между тем открыл рот и что-то действительно произнёс — но так тихо, что Люк ничего не расслышал.