Нэлли

— Что! — заревел полицмейстер и, схватив валявшийся на столе стэк[5], готов был снова броситься на канака. Но на этот раз в глазах Кеуа было столько решимости, столько готовности к самозащите, что он не рискнул его ударить. Кроме того, в голове полицмейстера мелькнула мысль, что из-за этого канака, которого знали в Гонолулу как честного человека, может разыграться неприятная история.

— Пошел вон, негодяй! — топнув ногой, закричал он. — Да, смотри, не попадайся ко мне больше на глаза…

Кеуа повернулся и медленно направился к двери. Загораживавший ее полицейский отступил в сторону, дав канаку дорогу.

«Ну, и негодяй же этот Сименс, — подумал Кеуа. — Я сам видел, как он брал деньги от юноши после того, как просмотрел документы прибывших, а теперь от этой жирной свиньи, Чизика, не побрезгал принять подачку. Все они такие, наши чиновники! Ну, а с тобой, капитан Хикс, мы сведем счеты! Придет и наше время», — рассуждал про себя канак, удаляясь от здания полицейского управления.

X. В тайном убежище

Кеуа не пошел в свою хижину. Он сел в трамвай и доехал на нем до Наоанской долины, которая тянется на северо-восток от Гонолулу. Здесь он сошел с трамвая и направился по проселочной дороге. На пути ему попался ручеек.

Он освежил свое лицо, выпил несколько пригоршней воды и скрылся в густом пальмовом лесу. Около часу шел Кеуа и, наконец, забрался в такую чащу, через которую, казалось, уже невозможно было пробираться. Он остановился и, приложив к губам сложенную воронкой руку, издал крик дикой птицы. Через несколько мгновений откуда-то издалека ему ответил такой же крик. Канак свистнул и начал пробираться сквозь гущу кустов огромного папоротника. Наконец о» остановился возле старого хлебного дерева, ветви которого были сплошь увешаны круглыми, напоминающими собой большие зеленоватые апельсины, плодами с покрытой колючками кожей.

Он три раза ударил по древесному стволу этого гиганта. Легкий шорох послышался внутри дерева, и вдруг кусок коры его ствола отвалился, упав верхним концом на землю, при чем нижний оставался прикрепленным к стволу при помощи дверных петель.

Кеуа вошел в образовавшееся отверстие и потянул за конец болтавшейся веревки. Отвалившийся кусок коры медленно начал подниматься и принял свое первоначальное положение.

Откуда-то снизу виднелся свет.

— Кто дома? — спросил Кеуа.

— Это я, Роза, — отвечал голос снизу.

— А где Окалани? — спросил канак.

— Окалани в лесу. Он говорил, что ожидает вашего прихода, — отвечала негритянка.

— Да, я слышал его сигнал, — сказал канак.

С этими словами он спустился вниз по деревянной лестнице и очутился в довольно просторном подземелье.

Возле стола, накрытого белой скатертью, стояла негритянка, державшая в руке керосиновую лампу, которой освещала лестницу, пока спускался канак.

— Как дети будут рады видеть вас, Кеуа! — сказала она, поставив на стол лампу.

— Я тоже очень доволен, что мог, наконец, выбраться сюда; ну, а как они себя чувствуют? — спросил Кеуа.

— Очень хорошо. Загорели, окрепли и строго исполняют ваш наказ, — отвечала Роза.

— Вы говорите о кокосовом масле? — улыбаясь, спросил Кеуа.

— Ну да, — отвечала негритянка. — Каждое утро оба натирают все тело кокосовым маслом и в одних трусиках бегут через лес к морю, в ту самую бухточку, которую вы им показали.

— И каждый день они туда ходят? — спросил канак.

— Почти что ежедневно. Еще не начинает рассветать, Окалани отводит их к морю, а вечером приводит их домой, — продолжала негритянка. — Чего они только не нанесли сюда с морского берега! Смотрите, — указала она на угол, заваленный целой кучей раковин, обломков коралловых ветвей и множеством красивых камней.

— Значит, все пока в порядке, — сказал канак. — Вы только, Роза, с ними туда не ходите.

— Да что вы, Кеуа, разве я сошла с ума! — воскликнула негритянка. — Я и то все время дрожу при мысли, как бы их кто-нибудь не увидел и не донес. Окалани приносил нам газеты, мы читали о том, как нас разыскивают.

— Пусть себе ищут! Ни один дьявол не заглянет сюда, а, кроме меня, никто не знает той бухты, куда дети ходят купаться. Там они под охраной Окалани в полной безопасности, — отвечал Кеуа.

— А долго ли нам придется еще так мучиться? — спросила Роза.

— Нет, недолго. Вот как вернется из Японии Дик, так мы вас и спровадим, — отвечал канак.

— Куда же, в Японию? — поинтересовалась негритянка.

— А там видно будет. Разве в нашем положении можно заранее намечать себе маршрут? Вы должны быть готовы тронуться в путь каждый день, Роза, — отвечал канак.

— Ах, да что это такое? Ваша куртка, Кеуа, вся в крови! — вскричала негритянка.

— Пустяки. Это я, пролезая сквозь папоротник, наткнулся носом на обломанный стебель, ну, вот и пошла кровь, — сказал Кеуа.

— Снимите же скорее куртку, я вам замою пятна, а не то после их трудно отмывать, — предложила негритянка.

— Спасибо, Роза, лучше дайте мне чего-нибудь поесть. Я очень проголодался и устал, как собака, — сказал канак, — После я

посплю часа два. С рассветом мне надо ехать встречать пароход, прибывающий из Америки.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась Роза. — Вот постель Нэлли, — указала она на лежавшую на полу груду листьев, бережно накрытых пледом, а вот это Петина кровать, она более жестка; он наложил себе прутьев и говорит, что это его пружинный матрац; ложитесь на любую.

— Ну, уж нет, я прилягу где-нибудь в углу на листьях, — отвечал Кеуа.

— Да ведь дети все равно не спят на этих кроватях, — сказала негритянка.

— А где же они спят? — с удивлением спросил канак.

— Там, наверху, на дереве, — смеясь, отвечала Роза. — Это Нэлли придумала. Давай, говорит, устроим себе гнездо, Петюк, и будем жить, словно птицы. Я сначала думала, что они шутят. Какое! Оба залезли на самую вершину, и Петр принялсяза работу. Сплел он из прутьев две длинные корзины и подвесил их к веткам что ни на есть в самой гуще листвы. Натаскали они туда листьев и спят там, каждый в своей койке.

— Ну и молодцы ребята! — расхохотался Кеуа.

Было уже совершенно темно, когда сверху послышался стук.

Кеуа крепко спал на постели Петра, и Роза решила не будить утомленного канака. Она дернула за конец веревки. Потайная дверь открылась, и в подземелье спустилась Нэлли, а за ней Петр и Окалани.

— Смотри, Роза, что мы принесли! — крикнула девочка, вытаскивая из сетки огромного краба.

— Тише, — остановила ее негритянка. — Кеуа спит, он очень устал, и мне кажется, что ему не совсем по себе.

— Не надо его тревожить, Петюк, — сказала Нэлли, увидя, что юноша собирается разбудить спящего, — мы раньше его встанем и успеем с ним повидаться, пусть его отдыхает.

Отломив банан от лежащего на столе пучка, она содрала с него кожу и начала с аппетитом есть вкусный фрукт.

— А у меня для вас приготовлено новое блюдо, — сказала негритянка. — Окалани принес нам мешок таро, — сказала она и поставила на стол глиняную чашку, наполненную овощами, похожими на картофель.

Нэлли взяла один из них и, сделав недовольную гримасу, положила обратно,

— Нет, я не буду есть вашего таро, По-моему, это просто гнилая картошка, — сказала она.

— Да вы попробуйте только! — уговаривал девочку молодой канак,

Петр разрезал ножом таро, обмакнул его в чашку с кокосовым молоком, посыпал солью и, откусив, сказал:

— Я еще никогда в жизни не ел ничего подобного!

Нелли последовала его примеру.

После первого таро она съела второй и третий,

— А не говорил ли я, что стоило попробовать эту гниль? — улыбаясь, заметил Окалани. — Недаром это таро самое любимое кушанье канаков.

— Да, очень вкусное, заметила девочка, — не знаешь, что у тебя во рту: не то сладкий калифорнийский картофель, не то артишок, да при этом такой сочный и ароматичный!

— Как-нибудь я угощу вас киселем из таро на молоке из кокосового ореха. Мы называем это блюдо «пой». Это такай вкусная вещь, что вы пальчики себе оближите, когда попробуете, — сказал Окалани,

5

Короткая трость с ремешком на конце, употребляемая всадниками вместо хлыста. (Прим. авт).