Написано жизнью

Тетка встретила сдержанно, но доброжелательно, долго поила чаем с абрикосовым вареньем, расспрашивала о московской жизни. Она потолстела, постарела, но не так, чтоб сильно, по крайней мере, казалась моложе своих лет, и Александр Николаевич с удовольствием отпускал в её адрес комплименты.

Когда чаепитие закончилось, Новиков осмотрел отведённую ему комнату, но спать не стал. Острое желание поскорей увидеть море поглотило усталость. Новиков вышел во двор и направился к автобусной остановке.

Рассвело. Румяное, искрящееся лучами солнце только начинало обход безоблачно-лазурного неба, а крепнущее птичье пение, дружное, многоголосое, необыкновенно радостное, уже приветственно разносилось из небольшого скверика, утопающего в зелени уютной южной растительности.

Наслаждаясь утренними звуками, Александр Николаевич обогнул сквер и оказался у остановки. Тут одиноко сидел полный широкоплечий мужчина в спортивном темно-синем костюме. Он выглядел скучным, чем-то недовольным.

"С похмелья", - подумал Новиков, усаживаясь рядом.

Мирное птичье пение настроило на радостный лад все нотки души. Смешанный с редеющим туманом пьянящий крымский воздух был свеж. Александр Николаевич дышал полной грудью, и ощущение счастья, безграничной свободы переполняло его. Он молод, здоров, его бизнес, хотя пока и небольшой, начинает приносить постоянный доход. Его любят женщины, он умеет прекрасно говорить, убеждать, отыскивать аргументы и представлять факты в выгодном для себя свете. Он может делать всё, что захочет, поступать так, как считает нужным. Он - хозяин жизни, и, несомненно, его ожидает блестящая, наполненная богатством и развлечениями жизнь.

Такие вот мечтательно-сладостные волны завладели воображением Александра Николаевича, но тут, словно в противовес приятному полёту мысли, ушей его коснулась режущая слух брань. Новиков оглянулся. К остановке приближались два возбуждённых человека. В их облике было нечто злобное, мерзкое, отталкивающее. Новиков хотел было уйти, уступить скамейку от греха подальше, но его остановил вызывающий, дерзкий крик:

-Ну?! Что смотрите? Не нравится? Что?

Высокий худой парень со сморщенным наглым лицом подскочил вплотную к сидящим. Новиков вздрогнул, отодвинулся на самый край скамейки, но парень узнал угрюмого соседа:

-Да это никак Забежинский! У морду отъел, сволочь! А ну встань, паскуда! Встань, тебе говорят!

Мужчина приподнялся, неохотно подчиняясь приказу.

-Что, Журавлёв, опять нализался? - недовольно спросил он. - Иди, проспись!

-Ты меня не учи, сволочь толстая!

-Уймись! А то сейчас в милиции будешь!

-Дай ему по лысине, и пойдём, нас ждут, - послышался хриплый голос собутыльника за спиной.

В ответ худой пошатнулся, зло усмехнулся, его рука, растопыренной пятернёй, сжала лицо Забежинского. Тот толкнул обидчика. Хватая руками воздух, худой шлёпнулся к ногам Александра Николаевича. Густая кровь хлынула из носа пьяницы, но он вскочил, грубо выругался, выхватил откуда-то снизу здоровенный нож, бросился к Забежинскому, сомкнулся с ним и отпрянул. Блестящее лезвие ножа окрасилось кровью. Забежинский охнул, проволокся мимо Новикова, держась за живот, безмолвно рухнул в кусты.

Не обращая внимания на застывшего в оцепенении Новикова, собутыльники поспешили удалиться. Александр Николаевич приподнялся со скамейки. Как всё переменилось в нем! От счастья не осталось и следа, а пронизывающий, леденящий страх, распространяясь от сердца, захватил всё тело, сковывал движения, мешал соображать.

"Свидетель, свидетель, не обезвреженный свидетель", - стучало в висках, словно во сне всё плыло перед глазами, было смутным, расплывчато-грязным.

Не желая верить в случившееся, Новиков приблизился к пострадавшему. Тот лежал неподвижно, на лице его застыла мертвецкая бледность. Новикову стало противно, брезгливая тошнота раздирала горло. Он хотел было позвать на помощь - вокруг ни души, только бродячий пес, боязливо озираясь, проследовал в чей-то огород.

Как-то незаметно подъехал, распахивая шипящие двери, рейсовый автобус. Новиков поспешно забрался в салон, распихивая пассажиров, пробрался к компостеру, трясущимися руками зачем-то достал свою визитную карточку. Но тут автобус тронулся, кто-то, не удержавшись, налетел на Новикова. Новиков обмер, дрожь в теле заметно усилилась, карточка вывалилась из рук.

-Ой, ради Бога, извините, - услышал Новиков и, обернувшись, увидел маленькую, худенькую женщину.

-Ну, разве так можно, - облегчённо выдохнул Александр Николаевич.

-Извините, пожалуйста. Водитель резко рванул...

-Зачем на водителя кивать! - вдруг грубо рявкнул Новиков. - Места ей мало! Растолклась тут!

-Да ладно вам, не ругайтесь!

-Ты мне, старая дура, рот не затыкай! Ездить не умеешь - сиди дома!

Оторопевшая женщина густо покраснела, отвернулась, недоумённо разводя руками. Кто-то уступил ей место. Но возмущённый Новиков, выплёскивая свой подлый страх наружу, продолжал орать. Пассажиры призывали его успокоиться, шофер довольно улыбался в зеркало салона. Только у пляжа Новиков сошёл, недовольно плюнул вслед вонючей, обдавшей его гарью машине и вступил на песчаный берег. Лениво шевелящееся море, вздыхая о чем-то своём, аккуратно набрасывало на край земли неспешные волны, готовые тут же уйти, сомкнуться, стать частью огромной морской глади.

Несмотря на ранний час, вдоль всего побережья то тут, то там величественно торчали мокрые головы любителей утреннего купания.

Новикову было не до водных процедур. Всё кругом казалось ему злобным и неприветливым, кровавая драма напоминала о себе предательским холодком, застрявшим глубоко в груди. Выбрав место под навесом на крайнем лежаке, Новиков разделся, прилёг, стал внушать себе: "Я спокоен, я совершенно спокоен. Мышцы мои расслаблены, всё прекрасно, меня ничто не волнует", - и в самом деле расслабился, понемногу успокоился и задремал.

Когда Новиков проснулся, день был в самом разгаре. Слева и справа от него под тентом на лежаках, но больше на открытых для солнца местах вплотную друг к другу лежали ленивые, разморённые солнцем люди.

Обилие полуголых курортников навеяло тоску. Сознание Новикова вновь захватила утренняя драма. И сразу же появились головная боль, ком в горле и дурнота.

"К чёрту, к чёрту",- пытаясь отогнать неприятные мысли, шептал он всю дорогу домой.

Хлопотавшая на кухне тётка, увидев племянника, ласково спросила:

-Проголодался, Сашенька?

-Да, Елена Павловна, - равнодушно ответил Новиков.

-Проходи, садись. Как раз к обеду подошёл. А был-то где? На пляже?

-Да, на пляже.

-Вот и правильно. Ради моря на юг и ехал.

-Я к вам приехал, тётушка.

-Это хорошо, но почему ж столько лет не приезжал? Забыл, совсем забыл старушку. Не писал и не звонил совсем. Померла бы я - что, и не знал бы даже?

-Ну что вы такое говорите. Вы ещё лет сто проживёте.

-Нет уж! Пусть лучше молодые живут. А то у нас - ты слышал? - соседа убили.

-Нет, не слышал, - побледнел Александр Николаевич.

-Володю Забежинского. Нашего электрика. Его здесь все знают. Молодой такой, красивый. Ну, скажи, кому понадобилось?

-Дети остались?

-Трое у него. Жена не работала. Как теперь жить будут?