Чудо-цветы

Тихо вошла старуха и присела, звеня спицами.

- Взбалмошный, но хороший человек, - бормотала она, считая петли чулка. - Вот так всегда - сначала напугает, а потом просит прощения.

Нахмурив брови Харита возилась с замочком небольшого чемодана.

- Прощайте, бабушка Санстон, - сказала она наконец, забрасывая на плечо вещевой мешок. - Я вас не забуду.

Старушка глянула на неё мышиным взглядом.

- Значит, расстаёмся? - раздражённо сказала она. - А жаль, давно у меня не ели свежего мясца, не зажимали рта ладонью; давно не слышала я визга и писка. Убирайся! Пусть ты станешь калекой, ослепнешь, пусть волосы твои вырвет под забором бродяга.

Харита тяжело вздохнула.

- Бабушка, бабушка, сколько вам лет?

- Семьдесят, милочка, семьдесят!

- Как же вы будете умирать, бабушка Санстон?

- Лучше, чем ты, бродяга! - вскричала старуха и, окончательно рассвирепев, вытолкала Хариту на улицу.

Девушка, утерев слезы, принудила себя дышать ровнее и твёрдой, решительной походкой зашагала прочь от дома.

***

Был тихий вечер. Заря уже легла бриллиантом на тёмно-синий бархат неба.

Харита шла по аллее вдоль стройного ряда пирамидальных тополей, время от времени останавливаясь, чтобы отдохнуть. В голубеющей дымке вечера уже зажглись сиреневые фонари. Едва - едва пахло светильным газом и ванилью. Мимо шли нарядные весёлые люди, наверное, с какого-то концерта или торжества. Кое-кто присматривался к странной одинокой девушке, бредущей по улице.

Группа бодрых моряков позвала её с собой:

- Эй, красавица, пойдём с нами! Мы только причалили и будем весело отдыхать! У нас есть деньги, а тут неподалёку хорошая пивная "Весёлый краб"! Мы тебя щедро угостим!

Но Харита лишь махала рукой, виновато улыбаясь сквозь слёзы. И только оставшись одна в глухом уголке парка на скамейке под липами, она дала волю слезам.

Спустя час девушка подошла к больнице и зашла в приёмный покой.

Заметила знакомую рыженькую медсестру. Гедда Ларсен настороженно смотрела на неё.

- Посетителей не пускаем, - строго сказала она. - Если вы к доктору, то он уже ушёл.

Харита умоляюще посмотрела на неё.

- А вы не могли бы передать записку моему отцу? Клаус Ферроль.

- Да, я помню...Вообще-то не положено...

Харита смотрела умоляющим взглядом.

Гедда задумалась, поджав губы.

- Ладно пишите.

"Хозяйка прогнала меня, она - сводня", - писала девушка. - "Отец, если ты чувствуешь себя лучше, то пойдем куда-нибудь, а если не можешь, то напиши, что я должна теперь делать".

Гедда взяла записку, взглядом велела Харите ждать, а сама поднялась по лестнице.

Через полчаса в вестибюль медленно спустился бледный Ферроль.

- Девочка моя, ты ничего не должна делать, - промолвил он, обнимая дочь. - Я уже здоров. За лечение заплачено, и дежурный врач выписал меня. Вот воздух, вот ночь и мир. Нас ждёт дорога. Пойдём!

Он застегнул поднятый воротник куртки английской булавкой, забрал у Хариты вещи, и они направились к выходу.

Теперь девушке было легко.

В парке, среди шелестящей под ветром тёмной массы листвы, кто-то в сером больничном халате, под которым виднелась тельняшка, сидел на скамейке и курил.

- Что, Клаус, уходишь уже? - спросил хрипловатым голосом, поднявшийся им навстречу пожилой мужчина. Его волосы вились седыми колечками. Он стоял, опираясь на трость.

- Да, более оставаться здесь мы не можем. На работу пора, и денег у нас сейчас не Клондайк, сам понимаешь.

- А это никак доченька твоя...

Харита легонько кивнула.

- Она... Харита. Помнишь я тебе карточку Таис показывал? Правда копия?

- Что есть, то есть! А я - Том Вильсон, меня забросило в этот порт по причине поломки. И видимо застрял в этом порту надолго, сто акул ему в глотку! - нарочито грубовато сказал мужчина и от досады стукнул тростью. - Ну, семь футов под килем тебе, Клаус!

- Выздоравливай, Том, поскорее, ремонтируй ногу, и тебя ждут море, парус и рыба. Счастья тебе!

- А вы теперь куда? - спросил Том Вильсон.

- Нам бы уйти из города...

- Слушай, здесь справа, за углом, останавливается трамвай. Поспешите, может успеете на последний. И - до конечной...

Обнявшись с Вильсоном и потрепав его по плечу, Ферроль поспешил к воротам, за которыми мелькали огни. Харита бодро шагала впереди и ей было просто и легко.

Когда они выехали на окраину города, трамвай остановился.

Здесь шелестела листва, и подслеповато мигали огни небольших домов.

Вагоновожатый осветил фонарём последних пассажиров.

- Конечная! Выходи!

- Нам нужно за город, - сказал Ферроль.

- А это - вот по той дороге...

***

Чернеющее небо то и дело заволакивалось рваными клочьями туч, сквозь которые выглядывали любопытные звёзды.

Уже полчаса они шагали по шоссе за пределами города. Далеко на равнине мелькали редкие огни. Месяц наклонившись, уцепился за небосвод и висел, молочным светом озаряя дорогу. Серебристая пыль легко опадала под ногами.

- Что же мы будем делать, Клаус? - спросила Харита, звавшая иногда отца по имени. - Ведь нам надо где-нибудь спать, а в особенности тебе, потому что ты еще слабый. Да и поесть тебе бы не мешало.

- Не беспокойся, - ответил Ферроль, поворачивая на дорогу, ведущую к глухо шумевшей на ветру роще. - Смотри, вон там горят огни, значит живут люди, есть кров, быть может и для нас найдётся тёплый уголок...

Ферроль незаметно для Хариты снял обручальное кольцо покойной жены.

Харита молча последовала за отцом.

Так они дошли до опушки рощи, уже погрузившейся в сон, лишь небо время от времени зажигалось далёкими сполохами. С низины из-за деревьев, доносился грибной запах, остро пахло травами и подгнившими ветками. За кустами акации светились окна под железной крышей.

- Подожди пока здесь, я всё разузнаю, - сказал Ферроль и зашагал к воротам.

Харита, смахнув пыль, села на лавочке под старым орехом.

Ферроль нажал на щеколду калитки - она оказалась незапертой, и очутился в запущенном дворе, поросшем травой.

Что-то звякая толкнуло Ферроля в ногу. Он вздрогнул. Рядом стоял, поскуливая, большой и мохнатый пёс. Машинально погладив его, Ферроль взошёл на порог и постучал.

Дом, к которому подошли путники, принадлежал учителю Гревсу.

Услышав стук, рыжие дети учителя - пять девочек и три мальчика, ложившиеся спать в другой комнате, подхватились. Старшая девочка закричала:

- Папа, папа, не пускай, это опять пришли просить милостыню!

Гревс, сжав узкое лицо костлявой рукой, скосил глаза на дверь. При свете лампы он чинил карманные часы и теперь, нехотя оставив своё занятие, приподнялся со скрипучего стула.

Его высокая сутуловатая фигура застыла у окна.

Жена Гревса, беременная и сварливая женщина со спутанными волосами, подняла палец и сказала:

- Странно, почему собака не лает?

- Не лает, потому что не бита! - рявкнул в ответ Гревс и снял с двери запоры.

Увидев при свете фонаря седеющую бороду Ферроля и его ясные морщины вокруг острых, прямых глаз, он успокоился.

- Немного поздно, - промолвил Гревс. - Что вы хотели?

- Простите, что потревожил, - сказал Ферроль, - мне бы ненадолго переговорить.

- Заходите.

Ферроль вошёл в дом, вдыхая чужой, какой-то кисловатый запах. Перед ним стоял тощий человек с худым, почти безбровым лицом, рачьими глазами и длинными волосами медного цвета. Его тонкие бескровные губы были недовольно поджаты.

Ферроль представился и вынул из кармана кольцо.

- У меня тут такое дело... Не купите ли вы кольцо? Мне нужны не деньги, а пища; я только что оставил больницу и иду с дочерью искать работу.

Кольцо, тускло блеснув золотом на свету, перекочевало в костлявые и длинные пальцы учителя.

- Отойдем в сторону, - шепнул Гревс своей остроносой жене. - Смотри, это кольцо обручальное...