Страница 17 из 21
Здесь к месту привести стихотворение «Элегия», о котором упомянуто в письме:
Отдохновение от столичной суеты, от сплетен, которые уже начали накатываться омерзительными волнами на поэта, – вот что сквозит в стихотворении. А здесь, средь замечательного семейства Николая Николаевича Раевского покой, добрые разговоры, теплые взаимоотношения и никаких ссор, никаких приглашений к поединкам, которые нередко случались в столице.
В начале сентября 1820 г. Александр Сергеевич вместе с Николаем Николаевичем Раевским и его семьёй побывал в Бахчисарае, из которого писал Дельвигу: «Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан, из заржавленной железной трубки по каплям падала вода. Я обошёл дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат».
«Бахчисарай» в переводе с татарского – дворец садов.
Последний пункт пребывания в Крыму – Симферополь, а дальше путь в Одессу и несколько дней в этом полюбившемся поэту весёлом городе.
Побыв несколько дней по пути в Кишинёв, Пушкин затем снова рвался в Одессу, которой впоследствии посвятил несколько поэтических строк в романе «Евгений Онегин».
О том, что путешествие с генералом Раевским было совсем не простым, свидетельствует и поведение самого Пушкина. Посмотрите, за всю поездку ни одной дуэли, ни одного вызова на дуэль, а ведь встречаться приходилось с людьми самыми разными и самых различных взглядов. Известно, что при выполнении боевых и равных им задач никаких поединков не допускалось.
Но вот путешествие позади. Впереди служба под началом генерала Инзова…
В кругу военных разведчиков
Наконец, в сентябре 1820 года Пушкин прибыл в Кишинёв, к месту назначения, и был представлен генералу Ивану Никитичу Инзову.
Что там за дела? Что за служба? Пушкин постоянно варился в котле дел не столько гражданских, сколько военных, хотя и не носил погон. Некоторые исследователи обратили внимание на то, что Александр Сергеевич был близок к тем, кто занимался делами разведывательного характера. С ними дружил – с ними и ссорился. Жизнь Пушкина в Кишинёве чрезвычайно богата дуэлями…
Кстати, в подорожной Пушкина значилось:
«Коллежский секретарь Александр Пушкин отправлен по надобности службы к Главному попечителю колонистов Южного края России г. Генерал-Лейтенанту Инзову».
Кишинёв – не Одесса. Описание города сделал служивший там вместе с Пушкиным подполковник Александр Фомич Вельтман (1800–1870), известный не только как лингвист, археолог, поэт и писатель, но и как картограф.
Картограф! Как видим, и здесь военное дело, и здесь штабная служба, и здесь служба, близкая к разведке.
Так вот Вельтман писал:
«Старый город на отлогом склоне горы делился: на нагорье, где жили вельможи…, на топкую улицу, на Булгарию, или предместье болгар, садовников и огородников по реке Быку. Новый, русский город, на горе, обустроился уже при содействии губернской архитектуры. Его украшали и деревянные тесовые и кирпичные штукатурные здания. На самой возвышенности стояла митрополия, экзархия армянская, и аллеи вновь посаженного сада, воспетого в подражание московскому бульвару».
Русский историк и литературовед, которого часто называют «зачинателем пушкиноведения, Пётр Иванович Бартенев (1829–1912) в работе «Пушкин в Южной России» рассказал:
«Приехав в Кишинев, Пушкин остановился в одной из тамошних глиняных мазанок, у русского переселенца Ивана Николаева, состоявшего при квартирной комиссии и весьма известного в городе смышлёного мужика. Но Инзов вскоре позаботился о лучшем для него помещении. Он дал ему квартиру в одном с собою доме. Дом находился в конце старого Кишинева, на небольшом возвышении. В то время он стоял одиноко, почти на пустыре. Сзади примыкал к нему большой сад, расположенный на скате с виноградником… Дом был довольно большое двухэтажное здание; вверху жил сам Инзов, внизу двое-трое его чиновников. При доме в саду находился птичий двор со множеством канареек и других птиц, до которых наместник был большой охотник… Пушкину отведены были две небольшие комнаты внизу, сзади, направо от входа, в три окна с железными решетками, выходившие в сад. Вид из них прекрасный, по словам путешественников, самый лучший в Кишиневе. Прямо под скатом, в лощине, течёт река Бык, образуя небольшое озеро. Левее – каменоломни молдаван, и еще левее новый город. Вдали горы с белеющими домиками какого-то села. Стол у окна, диван, несколько стульев, разбросанные бумаги и книги, голубые стены, облепленные восковыми пулями, следы упражнений в стрельбе из пистолета, – вот комната, которую занимал Пушкин. Другая, или прихожая, служила помещением верному и преданному слуге его Никите… В этом доме Пушкин прожил почти всё время; он оставался там и после землетрясения 1821 г., от которого треснул верхний этаж, что заставило Инзова на время переместиться в другую квартиру… Большую часть дня Пушкин проводил где-нибудь в обществе, возвращаясь к себе ночевать, и то не всегда, и проводя дома только утреннее время за книгами и письмом. Стола, разумеется, он не держал, а обедал у Инзова, у Орлова, у гостеприимных кишиневских знакомых своих и в трактирах. Так, в первое время он нередко заходил в так наз. Зеленый трактир в верхнем городе».
Казалось, покинув столицу, Пушкин удалился от общества, в котором дуэли стали обычным делом. Но, увы, оказалось, что это совсем не так. В Кишинёве вызовы на поединки посыпались как из рога изобилия.
Поэт и писатель Александр Фомич Вельтман (1800–1870), во время пребывания Пушкина в Кишинёве служивший картографом, в «Воспоминаниях о Бессарабии» высказал свой взгляд на причины частых дуэлей Пушкина:
«Чья голова невидимо теплится перед истиной, тот редко проходит чрез толпу мирно; раздражённый неуважением людей к своему божеству, как человек, он так же забывается, грозно осуждает чужие поступки и, как древний диар, заступается за правоту своего приговора: на поле дело решается Божьим судом… Верстах в двух от Кишинева, на запад, есть урочище посреди холмов, называемое Малиной, – только не от русского слова малина: здесь городские виноградные и фруктовые сады. Это место как будто посвящено обычаем “полю”. Подъехав к саду, лежащему в вершине лощины, противники восходят на гору по извивающейся между виноградными кустами тропинке. На лугу, под сенью яблонь и шелковиц, близ дубовой рощицы, стряпчие вымеряют поле, а между тем подсудимые сбрасывают с себя платье и становятся на место. Здесь два раза “полевал” и Пушкин, но, к счастью, дело не доходило даже до первой крови, и после первых выстрелов его противники предлагали мир, а он принимал его. Я не был стряпчим, но был свидетелем издали одного “поля”, и признаюсь, что Пушкин не боялся пули точно так же, как и жала критики. В то время как в него целили, казалось, что он, улыбаясь сатирически и смотря на дуло, замышлял злую эпиграмму на стрельца и на промах».