Страница 19 из 43
Об использовании античного наследия свидетельствует и форма некоторых апологий. Яркий тому пример – апология «Октавий» Марка Минуция Феликса, написанная в форме художественного произведения, несущего сразу два устойчивых архетипа: античного диалога и судебного спора.
9.7.2. Богословская икономия и акривия – два акцента в диалоге апологетов с языческим миром
В оценке языческого внешнего мира и при обращении к нему у апологетов можно выделить два характерных акцента, несущих на себе отпечаток некоей интеллектуальной икономии либо акривии.
Первый акцент, который можно назвать икономическим, обращает внимание на то хорошее, что есть у язычников, на те частицы истины – семена Логоса, которые, присутствуя в учениях языческих философов, одновременно принадлежат Богу Слову. Эти «частные истины», некоторая «мера приемлемости» Слову Божию, и есть те точки соприкосновения, через которые языческий мир идет ко Христу. Именно в рамках этого подхода формируются такие выражения, как «христиане до Христа» (см. п. 10.3.1). Характерными представителями его станут св. Иустин Мученик, Марк Минуций Феликс (см. темы 10; 12 учебника).
Приведем примеры выражений в духе богословской икономии:
«Все, что когда-либо сказано и открыто хорошего философами и законодателями, все это ими сделано соответственно мере нахождения ими и созерцания Слова» (св. Иустин Мученик. Вторая апология. Гл. 10. Хрестоматия, с. 370);
«Всякий из них говорил прекрасно потому именно, что познавал отчасти сродное с посеянным Словом Божьим» (св. Иустин Мученик. Вторая апология. Гл. 13. Хрестоматия, с. 371);
«У всех, кажется, есть семена истины» (св. Иустин Мученик. Первая апология. Гл. 44. Хрестоматия, с. 351);
«Философов <…> лучшая слава в том, что они, хотя различными именами, указывали единого Бога, так что иной подумает, что или нынешние христиане философы, или философы были уже тогда христианами» (Марк Минуций Феликс. Октавий. Гл. 20. Хрестоматия, с. 402).
Подход богословской акривии противоположен: он обращает внимание на то, что и все хорошее и истинное, что есть у внешних, неминуемо осквернено примесью нечистоты. «Ложка дегтя в бочке меда», – таков лозунг этого направления мысли. Среди представителей этого подхода можно назвать свт. Феофила Антиохийского (в более умеренном варианте), Татиана, Ермия.
Приведем примеры выражений в духе богословской акривии:
«[В том,] что сказано вашими философами… истины не находится ни малейшей частицы, ибо и то, что, по-видимому, сказано ими справедливого, смешано с заблуждением. Как смертоносный яд, смешанный с медом или вином, делает все смешение вредным и негодным, так и их красноречие оказывается напрасным трудом или, скорее, – пагубою для тех, которые верят ему» (свт. Феофил Антиохийский. Три послания к Автолику. 2:12. Хрестоматия, с. 378);
«Все это мрак невежества, черный обман, нескончаемое заблуждение, неполное разумение, непроницаемое неверие» (Ермий. Осмеяние языческих философов. Гл. 10);
«Все вы ничто; хотя присвояете себе дар слова, но рассуждаете как слепой с глухим» (Татиан. Речь против эллинов. Гл. 26).
Важно понимать, что оба подхода не противоречат друг другу, но дополняют друг друга, как две грани одного целого. Являясь акцентами, они лишь обращают внимание на ту или другую сторону единой реальности. Апологетам важно было показать, что этот, окружающий их, античный мир идет ко Христу; в рамках этой задачи св. Иустином Мучеником и его школой и применяется икономический подход. Этой же цели, только иным образом, как бы через отрицание, через отвержение старого, служит и богословская акривия. Сама по себе она не могла оказать благотворного действия на язычников, однако в соединении с икономией сыграла свою роль в общем процессе.
Исторически подход богословской икономии окажется важнейшим и определяющим в миссионерском диалоге Церкви с языческим миром; именно на нем будут выстраивать свое учение александрийские учителя III века, исполняя дальнейшую, уже иную, миссионерскую задачу. Оба эти акцента, как каждый в отдельности, так и в органическом сочетании, оказываются актуальны и сегодня в отношении Церкви к внешнему миру и в диалоге с ним.
9.8. Богословие апологетов: общие тенденции
Общая схема богословия – см. приложение 2.
Богословие периода апологетов, как мы видим из представленной графической схемы, привязывает решение тех или иных конкретных вопросов к отношению Церкви с внешним миром; в этом состоит его принципиальное отличие от богословия предшествующего периода. Обе центральные задачи – и привлечение язычников, и отмежевание еретиков – в конечном итоге выявляют один круг вопросов. Внимание апологетов фокусируется на христологии, а точнее, на учении о Логосе – воплотившемся Сыне Божием, изреченном Слове неизреченного Отца.
Семена Логоса, рассеянные по всему миру, становятся опорами для шествия этого мира к Самому Логосу-Христу, точками соприкосновения языческого мира с христианством. Сам Логос выступает критерием всякой истины. Логос обнимает Собою историю, ее начало, середину и конец – эту важную мысль мы находим как в учении апологетов о Предании Церкви (развивающемся в эту эпоху от зачаточного состояния у свв. Иустина Мученика и Феофила Антиохийского до вполне сформировавшегося концепта у св. Иринея Лионского и Тертуллиана), так и в активно развивающейся сотериологии (прежде всего у свв. Мелитона Сардийского и Иринея Лионского). Зачатки антропологии и сотериологии видны также в учении о внутренней цельности христианской жизни – цельности и единстве слова, мысли и дела.
Активно развивается у апологетов и «вводно-догматическая» тематика – тот круг вопросов, который сегодня принято рассматривать во вводных разделах догматических курсов. Вместе с вышеозначенной темою Предания, здесь можно указать следующие темы:
– О богопознании;
– Апофатическое и катафатическое богословие;
– О Предании Церкви (а отчасти и о Писании, если иметь в виду Тертуллиана);
– О свойствах Божиих;
– О сущности и энергиях Божиих (пока без терминологической определенности);
– О единстве Бога.
Сюда же можно отнести зачатки триадологического учения (зарождается в первичных своих формулировках учение о Пресвятой Троице, свт. Феофилом Антиохийским вводится сам термин «Троица»), которое, впрочем, не имеет для II века какого-либо решающего значения, но впервые получит реальный импульс развития лишь в III столетии.
Тема 10
Святой Иустин Мученик
10.1. Сведения о жизни
Святой Иустин Мученик, или Философ, – самый знаменитый из апологетов. Жизнь его замечательна и служит лучшей иллюстрацией к его богословию, чрезвычайно простому в своем существе, но ставшему знаковым и определяющим для развития магистрального течения богословской мысли Церкви в следующем III веке.
Родился святой около 100 года или немногим позднее, эта дата достаточно гипотетична. Местом рождения и, вероятно, юности св. Иустина был древний самарийский город Сихем, населенный в то время язычниками и переименованный ими в Флавианеаполис. Из языческой семьи, вероятно, римлян по национальности, происходил и святой Иустин; он получил соответствующее воспитание и образование, и, соответственно эллинско-римской культуре своего времени, высшей ценностью человеческого бытия почитал философию.
Именование святого Иустина Философом неслучайно. С ранних лет именно к философии проявилось у него сильнейшее влечение; поиск истины и путь к ней стал целью его жизни. Одна за другой все значимые античные философские школы становятся объектом внимания святого: стоицизм, аристотелизм, пифагореизм, платонизм. Никакая из них (даже платонизм, бывший последней вехою на пути Иустина ко Христу и надолго увлекший его) не оказывается способной удовлетворить пытливый ум и душу святого, каждая из античных систем становится лишь ступенькой на пути к истине, но не открывает ее. Наконец, встреча с безвестным старцем, учителем, философом, христианином совершает окончательный переворот в душе святого Иустина – Учение Христово открывается ему как истинная, высшая и совершенная философия, к которой ведут и на которой заканчиваются все пути, познавшие и проповедающие истину лишь отчасти. Этот переворот, совершившийся по молитвам старца и самого святого Иустина, обращенным ко Христу, делает святого Иустина христианином – подлинным философом, а собственный путь ко Христу становится в его глазах прообразом пути всего языческого античного мира – почитающего философию высшей ценностью, но не познавшего ее.