Страница 12 из 22
– Можно еще утешаться тем, – заметил Джузеппе, – что в эту минуту Мочениго так занят своими собственными делами, что ему некогда думать о вас, синьор Фрэнсис. Я с самой той памятной ночи плохо сплю, мне все снятся тяжелые сны.
– Ты больше беспокоишься обо мне, чем я сам, Джузеппе, но и я тоже был осторожен, имея в виду, что хотя Руджиеро и отсутствует, но друзья его находятся здесь и не дремлют, как это видно по удавшемуся похищению молодых девушек…
– Надеюсь, отец, – сказал Фрэнсис мистеру Хэммонду на следующее утро, – что не случится особенной надобности мне ехать в Англию, прежде чем не обнаружится что-нибудь по делу Полани.
– Скажу тебе откровенно, Фрэнсис, что я несколько изменил свои планы; после того, что сказал мне на днях синьор Полани, я чувствую, что было бы неблагоразумно с моей стороны настаивать на твоем возвращении на родину. При его обширных торговых и деловых связях он может быть тебе чрезвычайно полезен: под его покровительством ты можешь начать свою карьеру при лучших условиях, нежели вступив в мой торговый дом в Лондоне, и потому для тебя будет лучше, если ты пока останешься здесь. Разумеется, в эту минуту Полани так поглощен заботой о своих дочерях, что ни о чем другом не в состоянии думать, но ты, во всяком случае, можешь здесь переждать некоторое время, и тогда он, по всей вероятности, займется тобой.
Фрэнсис в душе был очень доволен решением отца.
Синьор Полани к вечеру уже вернулся в Венецию. Руджиеро Мочениго оказался дома и выразил сильное негодование против взведенного на него, якобы несправедливого, обвинения в том, что он способствовал похищению синьорин Полани. Несмотря на это, его решили держать под арестом до того времени, пока девушек разыщут.
Тотчас по возвращении домой синьор Полани послал свою гондолу за Фрэнсисом.
– Как видите, ваши подозрения были совершенно основательны, – сказал он, когда Фрэнсис вошел в комнату. – Я горько упрекаю себя в том, что тотчас же не принял мер к удалению этой низкой женщины – тогда мои дочери были бы в безопасности! Мне казалось немыслимым, чтобы особа, к которой я относился как к другу нашего семейства в течение стольких лет, могла так коварно злоупотребить моим доверием, однако ваше предостережение не давало мне покоя, и я поэтому сам отправился за дочерьми, но было уже поздно! Я теперь послал за вами, Фрэнсис, сам не отдавая себе отчета в том, зачем я это сделал; отчасти меня к тому побудила мысль, что вы оказались более прозорливым, нежели я, в первом деле и, может быть, и теперь укажете на какой-либо способ действий для поисков моих дочерей. Для меня, во всяком случае, несомненно одно, что это дело затеяно Руджиеро Мочениго.
– К сожалению, синьор, едва ли мне удастся придумать что-либо такое, что уже не было придумано вами. Одно только, по-моему, вероятно, что ваших дочерей увезли отсюда, так как, узнав, что обещана крупная награда за их нахождение, похитители побоятся оставить девушек в Венеции. Кроме того, мне кажется, что Мочениго, наверное, предполагал тотчас же ехать к ним, куда бы их ни поместили, как только ему донесли бы о благополучном исходе затеянного им похищения; теперь же, когда вы, по счастью, узнали о похищении раньше, нежели он мог ожидать, и прямо отправились к нему с приказанием Совета, то этим, по всей вероятности, расстроились все его планы. Возможно даже, что он от вас первого узнал о том, что похищение удалось. Если же вы явились бы к нему двумя-тремя часами позже, то могли бы уже не застать его.
– Я на это только и рассчитывал, Фрэнсис; его сообщники могли располагать только четырьмя часами времени до моего вмешательства в это дело. Между ними, наверное, было условлено, что они ему донесут тотчас же, как только совершится похищение. Между тем я, отправившись прямо к нему на правительственной гондоле, рассчитывал опередить его сообщников. Было уже заполночь, когда я прибыл к нему, но он еще не спал, очевидно, поджидая своих товарищей-негодяев. Я прежде всего распорядился поставить караул вокруг его дома с приказанием задерживать всякого, кто приблизится к палаццо. Никто, однако, не приходил. Но известие о том, что к дому так поздно ночью подъехала правительственная галера, подняло тревогу, и пособники Мочениго должно быть были предупреждены о моем приезде тотчас же после моего прибытия к нему.
– Я полагаю, синьор, что было бы весьма важно поручить нескольким доверенным лицам следить за домом, где арестован Мочениго; теперь главное в том, чтобы не дать ему возможности ускользнуть из-под надзора стражи.
– Да, это верно, Фрэнсис, и я тотчас же воспользуюсь вашим советом. Вы однажды уже спасли моих дочерей, и какое-то предчувствие подсказывает мне, что и на этот раз их спасение будет зависеть от вашего содействия.
– Поверьте, синьор, что я сделаю для этого все, что только будет в моих силах.
Фрэнсис провел почти всю следующую неделю в своей гондоле. Рано утром он отправлялся с Джузеппе на материк и наводил справки по всем деревням и рыбачьим хижинам, но в течение всего этого времени ему не удалось напасть хотя бы на малейший след, который мог бы послужить к обнаружению исчезнувших девушек. Такие же неудачи претерпел и синьор Полани, несмотря на самые деятельные поиски.
Однажды Фрэнсис возвращался домой поздно вечером, утомленный и разочарованный долгими и напрасными усилиями. Только что его гондола проскользнула под мостом Понто Маджиоре, как свет от зажженных на мосту фонарей упал на сидевших в гондоле, плывшей им навстречу; их было двое: мужчина и женщина, закрытая вуалью. Ночь была удушливо жаркая, и женщина, откинула свою вуаль как раз в ту минуту, когда Фрэнсис взглянул в ее сторону. Он тотчас же узнал ее.
– Джузеппе! – вскричал он. – Наконец-то нам посчастливилось! Ты знаешь, кто эта женщина? Синьора Кастальди.
– Что же нам теперь делать, синьор Фрэнсис? – спросил Джузеппе, который почти не менее самого Фрэнсиса был заинтересован в поисках. – На гондоле только один гондольер, да еще один мужчина. Если мы неожиданно нападем, то справимся с ними.
– Это было бы неблагоразумно, Джузеппе; девушек могут тотчас же перевезти в другое место, как только узнают, что Кастальди находится в наших руках. Лучше всего нам незаметно проследить за их гондолой.
Пока они переговаривались, встреченная ими гондола причалила к ступеням одной из пристаней, сидящие в лодке вышли и исчезли в толпе, гондольер же остался на месте, по-видимому, поджидая обратно своих пассажиров. Фрэнсис направил свою гондолу несколько дальше вперед по каналу и остановился, чтобы следить за тем, что произойдет. Прошло не менее часа, прежде чем они заметили какое-то движение близ гондолы. Наконец Фрэнсис услыхал шум шагов и в темноте едва мог разглядеть две фигуры, спускавшиеся к воде; лодка отчалила и двинулась опять к мосту Понто Маджиоре.
– Не теряй гондолу из вида, Джузеппе, – сказал Фрэнсис, направляя свою лодку вперед и держась по возможности ближе к набережной в тени домов, – она скоро может свернуть в один из каналов, и мы тогда потеряем след.
Но гондола продолжала свой путь вперед вдоль канала, пока не остановилась близ большой четырехвесельной лодки; очевидно, начались какие-то переговоры между пассажирами, а затем гондола, за которой они следили, повернула к лагунам.
– Здесь нам будет трудно вести наблюдение без того, чтобы они не приметили нас, – сказал Джузеппе. – И мне сдается, что они по этой причине именно и направились сюда. Возможно даже, что они уже обратили на нас внимание. Следовало бы нам теперь двинуться вперед и перегнать их.
– Что ж, рискнем! – отвечал Фрэнсис.
Они опустили весла в воду, и гондола полетела вперед, но едва они отъехали на некоторое расстояние, как услыхали шум весел вблизи.
– Бери вправо, Джузеппе! – вскричал Фрэнсис, бросая взгляд назад через плечо.
Удар обоими веслами двинул лодку в ту самую минуту, как на них налетела четырехвесельная гондола; им удалось проскользнуть в сторону на расстоянии лишь трех-четырех футов от лодки, которая своим острым железным носом, наверно, проткнула бы легкую гондолу, если бы их не спас ловкий и быстрый поворот в сторону.