Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 12



Один из сподвижников Повелителя верующих, по имени Хаммам, был из числа людей набожных и обратился к нему со словами: «О Повелитель верующих, опиши мне праведных людей так, как будто я сам взираю на них». Повелитель верующих помедлил с ответом и потом сказал: «О Хаммам, бойся Аллаха и твори добро», и «Поистине, Аллах – с теми, которые боятся, и теми, которые делают добро»[98]. Хаммам же не удовлетворился этим ответом, заклиная Имама привести более подробное описание праведных. Тогда Имам дал подробное описание праведников, и когда он в конце произнес: «Отделение его (праведника – М.М.) – не увеличение и не превознесение, приближение его – не обман и не предательства проявление», – Хаммам упал в глубокий обморок и умер. Имам изрек: «Аллах свидетель, этого-то я и боялся. Неужели так действуют на людей понятные им увещевания?»[99]

Ибн Аби-л-Хадид, сравнивая хутбу Ибн Нубаты, который принадлежал к литераторам IV в. х. / XI в. н. э. и призывал людей к совершению джихада, с Хутбой 27 Нахдж ал-балага, в которой также содержится призыв к джихаду, писал:

«Если мы хотим рассуждать в рамках справедливости, то отношение между этими двумя хутбами нам следует считать отношением между деревянным мечом и стальным клинком. Хутба Ибн Нубаты насыщена художественными приемами, но хутба Повелителя верующих находится на небесной высоте»[100].

Речь ‘Али отличается насыщенностью пропорциональными и выразительными средствами и обладает особой мелодичностью, что позволяет ему проникнуть в самую глубину души адресатов.

Джордж Джордак по этому поводу говорит: «‘Али ибн Аби Талиб обладает настолько высоким пониманием искусства и красотой слова, что они обеспечили ему в те времена превосходство над другими. Форма и содержание его слов тесно переплетены друг с другом, подобно тому как неотделимы друг от друга тепло и огонь, свет и солнце, воздух и атмосфера. И ты под воздействием его слова словно оказываешься перед бурлящим потоком, штормовым морем и ураганным ветром. Когда он говорит о свете, бытии и красоте творения, кажется, что он рисует на страницах твоей души звездным пером. Его слово подобно сверканию молнии и смеху неба в темные зимние ночи»[101].

Имам ‘Али в своих высказываниях умело пользуется литературными приемами и отражает красоту и удивительные стороны природы[102]. С помощью аллегорий он разъясняет рациональные вопросы и понятия, а, прибегая к рациональным уподоблениям, приближает людей к пониманию истины[103]. Поэзия – это ещё одно средство, которое используется имамом для описания различных истин. Имам на вопрос о том, кто является самым искусным из поэтов, ответил: «Они не шли единым строем, чтобы можно было выявить предводителя, но если необходимо определить самого красноречивого из поэтов, то лучший из них – тот заблудший властитель (т. е. Имруулькайс[104])]»[105].

Подлинной поэзией ‘Али признает такое стихотворение, которое с точки зрения содержания, мировоззренческих установок и мысли является ценным, верным и истинным и не вводит людей в заблуждение.

Глава 2

Сфера влияния религии в алидской традиции

Предварительные замечания

Сфера влияния религии и область распространения религиозного законодательства составляют одну из главных проблем философии религии и современного богословия, позволяющих откликаться на социальные проблемы в рамках различных социальных и религиозных укладов, а также с помощью правильной религиоведческой методологии определять степень проникновения религии в ту или иную отрасль естественных, гуманитарных и философских наук, а также ‘ирфана. Источники вероучения ислама, в особенности алидская традиция, отвечают на вопросы, возникающие в рамках данной проблемы, интерпретируя максимальные и минимальные пределы влияния религии в указанных отраслях. Автор настоящих строк исходит из постулата о том, что алидская традиция, помимо эсхатологических, личностных и духовных проблем, уделяет внимание и вопросам земной жизни, а также социальным и материальным проблемам: на некоторые из этих вопросов она даёт минимальный ответ, на другие – максимальный. Таким образом, сферу влияния религии в рамках алидской традиции нельзя ограничивать одной только эсхатологической проблематикой или же, напротив, отказавшись от разума и опыта, обосновывать ею любые мелкие и значительные потребности людей.

Рассмотрение проблемы сферы влияния религии в рамках алидской традиции с различных теоретических и практических позиций представляется обязательным для общества, сформированного на основе учения имама ‘Али. Проще говоря, установление области распространения шариата определяет структуру распределения власти в пределах общества и политического, культурного, экономического или социального уклада, а также обозначает границы вмешательства коллективного разума и общественного мнения наряду с божественными предписаниями и запретами. Иными словами, выявление степени проникновения религии в различные области науки и жизни покажет то поле деятельности, которое исламское религиозное законодательство оставило людям. Данное обстоятельство говорит о практической необходимости рассмотрения проблемы сферы влияния религии.

Установление конечной цели изучения проблемы взаимосвязи науки и религии, а также видимого противоречия между религиозными и научными воззрениями в значительной степени связано с выявлением сферы влияния религии, поскольку немалая часть теоретических положений, содержавшихся в религиозных текстах, противоречила науке, однако при этом не входила и в сферу влияния религии, таким образом устраняя противоречие между этими двумя сферами жизни людей.

Кроме того, полиметодологический характер науки, особенно гуманитарной, а также признание понятия «религиозная наука» удваивают необходимость рассмотрения проблемы сферы влияния религии. Объяснение подобной необходимости требует пространных экскурсов в область философии науки и философии религии. Сегодня большинство философов убеждено в том, что нельзя говорить о религиозной или о секулярной науке, а также рассуждать о роли религиозных верований в процессе научных исследований. В этом случае установление сферы влияния религии в области религиозных наук и отличие последних от наук секулярных имеет существенное значение[106].

Определение терминов

Два главных термина в рассматриваемой нами проблеме – каламроу («сфера влияния») и дин («религия»).

Слово дин («религия») буквально означает «подчинение», «воздаяние», «смирение», «всецелое предание себя Аллаху» и т. д.[107] Как термин, употребляемый восточными и западными богословами, мистиками и философами, это слово имеет множество различных определений: онтологических, телеологических, религиозных, функционалистических, психологических, социологических и эклектических. Слово дин употребляется в Коране более 90 раз в значениях «воздаяние», «награда», «подчинение», «рабство», «господство», «религиозный закон», «закон», «вера», «всецелое предание себя Аллаху» и «религиозные убеждения»[108]. В мусульманском предании это слово используется в значениях «вера», «уверенное знание», «искренняя любовь», «гнев», «величие», «свет», «жизнь», «добрый нрав» и т. п.[109]

98

ан-Нахл 16: 128.

99

Нахдж ал-балага. Хутба, 193.



100

Ибн Аби-л-Хадид. Цит. соч, с. 82–84.

101

Джордак, Джордж. Равайи' «Нахдж ал-балага» («Изумительные аспекты «Нахдж ал-балага»), перевод Фахр ад-дина Хиджази, с. 170.

102

См: Имам ‘Али. Путь красноречия, хутбы 90, 155, 164, 165 и 230.

103

См: Там же. Хутбы 100, 119, 187.

104

Имеется в виду известный арабский поэт VI века Имру-л-Кайс ибн Худжр ибн Харис ал-Кинди, один из авторов лучших стихов, вывешиваемых на дверях Каабы (му‘аллакат). По преданию, поэт был сыном последнего царя надждского княжества йеменского племени кинда. Преследуемый своими врагами, он вынужден был бежать в Константинополь, где воспел в своей оде императора, за что был прозван «Властителем заблуждения» (ал-Малик ад-далал) (прим. М. Махшулова).

105

Нахдж ал-балага. Мудрое изречение 455.

106

См.: Калам-е джадид. «‘Илм-е дини».

107

Рагиб. Муфридат. «Дин».

108

ал-Фатиха 1:4; ал-Бакара 2:193, 256; Ал ‘Имран 3:19; ал-Ан‘ам 6:161; ал-Анфал 8:39; аз-Зумар 39:11; аз-Зарийат 51:6; ал-Кафирун 109:6.

109

Мизан ал-хикмат. Т. 3, с. 372–395.