Страница 6 из 9
- Дале куда?
Тот закрутил головой, будто и в самом деле знал куда, потом повернулся к сотнику и пожал плечами - не ведаю. Силуян едва не выругался: вот же бес... Лучше бы кого-то из местных мужиков с собою взял, вернее получилось бы. Теперь ищи...
К Силуяну подскочил Коська.
- Вдоль болотины идти надо, а как она кончится, тут и повернём.
Ишь сумничал, без него бы никак не разобрались, но иного выбора всё одно не было, и Силуян кивнул:
- Идём вперёд.
Чем дальше отходили от реки, тем настойчивее лез в ноздри гнилостный болотный дух. Стройные ели уступили место чахлой осинке, а та в свой черёд сменилась водянистым кустарником. Болотина не кончалась, наоборот, стала забирать правее. Слева вдруг открылся широкий проход. Сунулись в него, в надежде выбраться на твёрдую землю, однако через пол ста шагов упёрлись в засеку. Кто её положил и когда - неизвестно, но почерневшие от времени стволы крепко преграждали путь. Пришлось возвращаться обратно.
Коську нагнал Ганька, сказал насмешливо:
- Вот ты, Коська, в тот раз меня дурнем назвал, а того не ведаешь, что сам дурень. Вот кто ещё мог нас сюды завесть? А? Токмо дурень.
- Да сам-то ты бык косорогий! - плюнул в его сторону Коська.
- Во-во, - усмехнулся Ганька, - дурень и есть.
Спустя час снова вышли к реке. Узкое не более пяти саженей русло делало в этом месте крутую петлю и уходило на закатную сторону. Берега сплошь поросли кустарником. Возле ближнего куста стояла девчушка лет десяти и таращилась на ратников круглыми глазищами. Полные губы подрагивали, читая молитву, правая рука тянулась ко лбу творить крёстное знамение.
Силуян склонился с седла, спросил:
- Эй, девка, что за речка тут?
Девчушка захлопала ресницами - взявшиеся невесть откуда ратные казались ничуть не лучше лесной разбойной ватаги - но всё же ответила несмело:
- Ведрошка.
- А к Тросне тропку укажешь?
- А нет туды, дядечка, тропки. Но буде на полночь свернёшь, таки в самый раз выдешь. А напрямки не пройдёшь. Болотце тут, потопните.
Силуян едва не выругался: что за земля, сплошные болота. Но вслух спросил так:
- Стало быть, нам обратно поворачивать? А иного пути нет?
Девчушка несмело указала рукой вдоль реки.
- Туды можно. А версты через две на ошую свернёте. Но так вам дальше будет, так вы к митковским мосткам выйдите.
Силуян вздохнул с облегчением: того и надо.
Девчушка не обманула, вскоре с левой стороны открылась широкая сухая ложбина с изъеденными ржой склонами. Вошли. Снизу и с боков подступила духота, надавила на тело, делая лица красными, а движения вялыми. Расстегнуть бы кафтан, ослабить завязки на груди, пусть хоть кожа немного подышит, остынет - жарко. Но Силуян запретил снимать брони, даже войлочные шапки снимать запретил, а то, не дай бог, наскочишь на литваков и получится как у нижегородцев на Пьяне. Поэтому шли скрипя зубами, ругая про себя и солнце, и сотника. Коней вели в поводу, чтоб не заморить до боя. Посошные, более привычные к пешим переходам, посмеивались над вершниками, дескать, не всё вам на чужом горбу ездить. В иное время Ганька огрызнулся бы на них, да и Коська не промолчал, но духота усмирила обоих.
Ложбина тянулась наискосок от Ведрошки к Тросне и за час вывела к Миткову полю. Вернулась передовая сторожа и указала, что по выходу из ложбины местность идёт открытая, и в полуверсте стоят крепкие литовские станицы. Силуян объявил людям привал, а сам, прихватив с собою Курицына и Митроху, пробрался к краю ложбины.
Сторожа донесла верно. В трёх перестрелах, почти у самых мостов, сгрудилась пешая рать. Где-то впереди, за Тросной, в разводах пыли и дыма угадывались смешенные порядки ратных полков. Оттуда доносились сглаженные расстоянием звуки сражения. Силуян приложил ладонь ко лбу. Эх, подойти бы ближе, посмотреть, как там дело идёт, кто кого за виски таскает, да заодно определиться: сейчас на мосты идти или выждать чуток. Литва удара сзади не ждёт, и потому удар этот нанести надо вовремя, чтоб принёс он русскому войску наибольшую выгоду. И чтоб литваки сразу не поняли, какой силой на них навалились... Ладно, какой бы срок не вышел, а только удар всё одно литвакам помешает.
Силуян приценился: место между мостами и ложбиной и впрямь было открытое. Слева река, прямо и справа поделённые на части деревянными вешками крестьянские наделы - овёс да ячмень. На одном скаку сие поле не перепрыгнешь, три перестрела - это почитай полверсты. Ну да литва для бою вряд ли успеет выстроиться: пока заметят, пока поймут... Вот только мужичков митковских жаль, всё жито на потраву пойдёт.
- Значит так поступим, - Силуян кашлянул в кулак. - От ложбины встаём вширь, скока людей хватит, и идём хлынцой, не торопясь. С такой дали литва нас не сразу различит. А шагов за сто ударяем в намёт. Ну а вы, - он посмотрел на Митроху, - бегите следом. Когда литваки опамятуют, нам без вас не управиться.
- По открытому пойдём? - насупился Курицын. - Ежели литваки неладное почуют да к бою соберутся, так покудова до мостов доберёмся половина людей наших поляжет.
- А ты ночи ждать предлагаешь? Нет у нас выбора. А о людях ты бы лучше на переходе от Дорогобужа пёкся, когда еды ни крохи не было и когда от лихоманки два десятка человек в грязь закопали.
Курицын налился краской и отвернулся. Закусил губу до крови, записал на ум ещё одну кознь. Ну да господь с ним. Силуян посмотрел на Митроху: что он думает? Но посошный сотник молчал, лишь бороду поглаживал, словно успокаивал себя. Оно и понятно, не больно-то когда посошных спрашивали чего да как делать, потому и не привыкли со словом своим к старшим начальникам лезть. Но Силуян спросил, и Митроха ответил:
- На мужиков моих положится можешь, воевода. Всё как надо сделаем.
Из ложбины выходили быстро, без сутолоки, расходились в стороны, становясь в один ряд. Лошади всхрапывали, трясли гривами; люди подтягивали ремни, проверяли оружье. Позади вершников выстроились пешцы. Вперёд вышли мужики помоложе и повыносливее, с тяжёлыми рогатинами, со щитами, в прошитых поддёвках наподобие тегиляя - не вот какая защита, но хоть что-то. Силуян оглянул их, кивнул и перекрестился: с богом.
Тронулись. Силуян ткнул коня пятками, переводя его с шага на рысь. На ходу проверил саблю - легко ли выходит; отворил налуч, достал лук. Краем глаза отметил, что весь ряд изготовился к стрельбе, кто-то уже и стрелу наладил. Коли бог не отведёт, так на подходе получится два-три раза выстрелить, облить литваков стрелами, заставить рассыпаться, а там сабельным боем сбросить в реку. Приём старый, не однократно проверенный на той же литве, на ляхах, на свеях.
Литваков у мостов стояло сотни две, не более, вершников не было, только пешцы. Большинство сгрудились вдоль по берегу, смотрели на разыгравшуюся у Миткова битву. Видно было, как переживали, махали руками. Кто-то обернулся, толкнул соседа. Силуян с трудом удержался, чтобы не дёрнуть поводья, не заставить коня идти вскачь. Рано. Тут поспешность не к месту. Пусть думают, что кто-то из своих с дальней сторожи возвращается.
Обернулся ещё один литвак, приложил ладонь к глазам, всмотрелся в приближающихся вершников. Недоверчиво покачал головой, потянулся к составленным в козлы копьям - заподозрил чего-то, или знал, что за их спинами никаких заслонов нет. Окликнул других, жестом показал, чтоб забирали оружье.
В груди застучало. Унимая волнение, Силуян глубоко вздохнул и с шумом выдохнул. Сколько раз ходил вот так на сечу, привыкнуть пора бы, но каждый раз сердце начинало подрагивать, а руки обволакивало слабостью. Потом это пройдёт само, без вздохов, едва только кровь прильёт к голове и забьёт в висках полными жилами. Но до тех пор приходилось крепиться. Силуян бросил поводья, вынул стрелу из колчана, наложил на тетиву. Ещё несколько саженей...
Время. Силуян сунул пальцы в рот, свистнул, и весь ряд рванулся вперёд. Кони перешли в намёт, вытянули шеи, оскалились. Литваки засуетились, попытались отгородиться копьями. Не успели. Сверху упали стрелы. Кто-то закричал в голос, кто-то закрывал голову руками, молился, кто-то метнулся к мостам - прочь, на другой берег.