Страница 3 из 9
- Чумак, - пояснил Тимоха. - Я у ево третьего дни четверть пуда гречи купил. Жадный - ну суще жид. Цену будто в голодный год берёт. Весь хлебушек окрест скупили, так он с дальних деревень возит. Прибыток ищет.
- То не зазорно, - хмыкнул Ганька. - А коли тебе не по вкусу, так болотный щавель жуй.
- То-то ты в вечёр ентот щавель из общего котла ложкой черпал. И не подавилси ни разу! - огрызнулся Тимоха.
Из рощицы наперерез телеге выехал конный разъезд. Силуян насчитал полтора десятка вершников с чёрными как у белогородских казаков ратищами, да ещё с десяток вершников оставалось возле рощи. Видать, литовская станица. Заметив чужаков, мужичёк влез на телегу, принялся понукать быков, но те и не думали прибавлять в шаге.
Силуян дал знак спешиться и отвести коней подальше в лес, а сам, пригнувшись, пробрался к опушке. Присел за кустами красавки, развёл в стороны ветки. Рядом пристроился Тимоха со снаряженным для боя луком.
Казаки нагнали телегу, когда до леса оставалось шагов сорок. Мужичонка сжался испуганно, закрутил головой по сторонам. Молодой казак на чубаром мерине объехал телегу по кругу, пригляделся к мужичку внимательней и присвистнул:
- Тю, да тож Герман, Богдана Сапеги дьяк! Свиделись-таки. Слышь, станишные? Он у ево десять вгорских червонцев спёр и на Москву утёк. Думал, пёс, спрятаться, ан нет, попался.
Мужичонка сполз с телеги, бухнулся перед казаком на колени, запричитал слёзно:
- Не сгубите! Векша, друже мой! Христом богом молю! Бес попутал, сам не ведаю, как вышло. А я в долгу не останусь, всё поведаю!
- Чево поведаешь, дурья башка?
- Всё поведаю, всё как на исповеди! Скажу, где москали клятые схоронились и сколь их числом всего будет!
Казак привстал в стременах и с силой протянул дьяка ногайкой по спине.
- Нам до твоих москалей аки чёрту до ладана - на дух не нужно. А вот за вгорские червонные шкуру с тебя, собака, спущу! Ну-ка, станишные, распрягай быков, на оглобле ево подвесим. Нехай знает, чумной, каково по чужим сундукам шарить.
Дьяк заверещал:
- Что вы, что вы!
Двое казаков сошли с сёдел, взялись распрягать быков, остальные лениво смотрели, что будет дале, только седоусый казак в высокой овечьей шапке придержал молодого за руку.
- Погодь малость. Тебе, Векша, лишь бы подвесить кого, - и прищурился. - Слышь, бисов сын, чего ты там про москалей плёл?
Дьяк будто почувствовал, как беда отходит прочь и захрипел яростно:
- У деревни Миткова да по речке Ведрошке стоят. А тыщ их поболе сорока будет. Сам видел!
- Сорок? А не врёшь? - усомнился седоусый.
- Ей Богу, истинная правда, - перекрестился дьяк. - Сам видел! А ещё у них татарская летучая сила сотен восемь, да только ушли оне к Смоленску по Старому тракту. Тоже сам видел.
Казаки принялись обговаривать услышанное. Силуян подался вперёд, но казаки говорили негромко, слов разобрать не вышло.
- Вот что, Векша, - повысил, наконец, голос седоусый, - сведи-ка ты етого дьяка до гетмана, пусть ему расскажет, чего нам сказал. Да заодно скажи, что жальнеры с пищалями своеми до лесу пройдут без труда. А мы покудова до Лопатина наведаемся, глянем, чего там твориться.
Векша сунул нагайку за пояс, глянул на дьяка исподлобья, ощерился:
- Ну, чего смотришь, пёс? Хватай стремя, не на коня же тебя вздымать.
Дьяк послушно ухватился за путлище; Векша ткнул мерина пятками и хлынцой погнал его назад к роще. Остальные, не разбирая дороги, помчали к деревне.
- Всю рожь вытопчут, - глядя им вслед, недовольно пробурчал Тимоха.
Силуян подождал, пока литовская станица отъедет подальше, выпрямился, нашёл глазами Ганьку, поманил к себе.
- Бери Ваньшу и дуйте вкруг поля по-за деревней. Огляни, чего там литва делает. Да не затягивай. Оглянул - и обратно... Коська, а ты с Тимохой на ошую. Из лесу зря не высовывайтесь, не хватало, чтоб литваки кого из вас заприметили.
Оставшись один, Силуян опустился на корточки, привалился спиной к сосне. Терпкий запах смолы напомнил об усталости. Вспомнилось, что не спал ночь, и тотчас захотелось закрыть глаза, вытянуть ноги. Сосна за спиною показалась мягче лебяжьей перины, голова начала клониться к груди... Пересилил себя. Встал, вынул из ножен саблю, рубанул воздух, проверяя руку на крепость и отгоняя усталость прочь. Повёл плечами, поднял саблю над головой. Шагнул вперёд, поймал взглядом куст красавки, ударил наискось, с оттяжкой. Шагнул назад и вбок, пригнулся, словно уворачиваясь от ответного удара, и вновь полоснул по кусту. На землю посыпались ветки; от куста осталось только несколько голых обрубков.
Силуян вложил саблю в ножны и улыбнулся довольный: не ушла сноровка, хоть и перевалили года за четвёртый десяток.
Спустя час возвратился Коська, чуть позже вернулись Ганька с Ваньшей. Коська, едва увидев Силуяна, вытаращил глаза и зашипел:
- Кругом литва! Тыщи! И пешцы, и вершники, и припас всякий на телегах! А хоругви, будто деревья в лесу! С каких только земель народу нет: и смоляне, и белогородцы, и иных множество!
Ганька был более сдержан.
- Колоды видели странные, будто б из железу. Их на волокушах тянут. А на телегах мешки, и у каждой телеги по двое пешцев с копьями в стороже. И ещё вроде камни, но круглые. Их тоже на телегах везут.
- Колоды? - переспросил Силуян.
- Ну да, - подтвердил Ганька. - С десяток будет. Или боле. Их в деревню уволокли.
Силуян прищурился: железные колоды? На ум пришёл штурм Выборга - тот день, когда огненные стрельцы воеводы Субботы-Плещеева из пищалей две свейских вежи обрушили. Грохоту было - едва не оглохли, но и пользы тоже случилось немало. Ганька по нови своей в походе том не был, потому и не ведает, как пищали те выглядят. Выходит, литва с собою наряд огненный везёт. А жальнеры, о коих казак упоминал, не иначе огненные ляшские стрельцы.
- Ещё чего видели?
- Ещё вершники. Много. И пешцы тоже. Будто грибов опосля дождя. Похоже, стан разбивают.
Пешцы, вершники, огненные стрельцы... Силуян напрягся. Стало быть, литва всей силой идёт. Не в набег, не на вороп, а на большую войну собрались. Да ещё ляхи с ними. Большая, получается, рать. Сеча будет злой.
Силуян расправил плечи.
- Коська, ты здесь покуда оставайся, смотри за литваками. Как начнут собираться, ты сразу назад беги, упреди об том передовые караулы. А мы на разу до воеводы пойдём. Обсказать надо чего увидели.
Обратно шли, ведя лошадей в поводу. На дорогу не выходили, боялись столкнуться с литовскими разъездами, и лишь когда до караулов передового полка оставалось с версту сели в сёдла и погнали намётом. Знакомый уже пятидесятник, встретив их на рожнах, принялся спрашивать, чего видели, но Силуян отмахнулся: времени нет. Сказал только, что литва рядом, готовьтесь.
Первым, кого встретили в стане на Тросне, оказался сотник Курицын. Он стоял у становых ворот, будто нарочно ждал кого-то. Увидев Силуяна, нахмурился, махнул рукой, подзывая к себе, но Силуян и не глянул в его сторону, а прямиком направил коня к шатру воеводы.
Осиф Андреевич сидел на бочонке у коновязи, чистил саблю. Боевое оружье чужих рук не любит, его не дают даже слугам, будь они трижды доверенными. Осиф Андреевич водил по золотистому лезвию бархатной тряпицей и время от времени поднимал саблю в вытянутых руках, ловя в голомень последние лучи вечернего солнца, щурился, когда красноватый луч ударял в глаза.
Силуян шепнул Ганьке, чтоб шли к сотне, отдыхали, а сам подъехал к коновязи, спешился. Осиф Андреевич глянул на десятника искоса, не торопясь провёл тряпицей по лезвию ещё раз и удовлетворённо причмокнул: хорошо. Нехотя положил саблю на колени и крикнул, поворачиваясь к шатру:
- Эй, квасу принеси!
Из шатра вышел рыжий холоп с крынкой и ковшиком. Плеснул в ковшик квасу, поднёс воеводе. Силуян сглотнул: пахнуло земляникой и мятой, почувствовал, как по горлу тягучим комом покатилась жажда.
- Не мне, - воевода кивнул на Силуяна. - Ему.