Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 16

Человек может считать себя верующим, то есть «верить в свою веру», но в глубине сердца не быть таковым. Обычно в экстремальных ситуациях, в том числе психологического порядка, когда человек вступает в пограничную между жизнью и смертью зону, выявляется его сущность. Большинство из нас в это время ищет защиты и спасения во внешнем, и только убедившись в своем бессилии, вспоминает о Боге. Здесь Бог представляется душе не как Творец и Промыслитель мира, а как некий последний шанс. Опять психологическая загадка: почему человек любит демона, который, как вор, постоянно обманывает и грабит его? Людей, несправедливых к нему, человек считает врагами, а демона – своего убийцу – другом! Этот феномен человека отчасти приоткрывается учением о первородном грехе, который поразил, как все человечество, так и каждую душу. Змеи гнездятся в сердце человека, это – страсти, они властно требуют себе пищи. Для воров нужен ночной мрак, и душа, послушная страстям, отключает свет духа, чтобы не видеть своего безобразия и падения, чтобы погрузиться в свое темное подземелье.

Благодать и грех не могут уживаться вместе. Розы не растут в свинарнике. Когда воля и ум заключают союз со страстями, то теряется чувство богоприсутствия. Душа сама отказывается от единства с духом и отождествляет себя со своими страстями и внешним миром, в котором находит для этих страстей пищу. Первородный грех поразил мир, как поле земного существования человечества, как систему взаимоотношений, как атмосферу и среду, в которых дышит и растет уже больная с самого своего зарождения душа. Мир все больше превращается в сгусток страстей, его существование переходит в затянувшуюся агонию. Болезнь и безумие – индивидуальное и коллективное – создают свои комплексы, извращенные психические модели и системы. Приспосабливаясь к миру, человек включается в него, становится частью его. Здесь внутреннее безумие человеческого ума соединяется с коллективным безумием мира, если можно так выразиться – с организованным безумием и узаконенным хаосом. Человек забывает опыт богообщения, но человек забывает также и опыт мирообщения. Он легко забывает, что Бог есть, но также легко забывает, что мир это – фокусник и обманщик, и опять ищет с ним союза, как с другом. Мир никому не может дать счастья: как верующим, так и неверующим. Только верующий чувствует более глубокую тоску, когда мир пленяет его сетью его же страстей. А у неверующих эта тоска проявляется в глухой злобе, недовольстве, скуке, которые они стараются заглушить, как вином, потоком внешних впечатлений, телесными и душевными наслаждениями, как будто хотят заглушить боль от раны, непрестанно растравляя ее.

Душа человека все время находится в состоянии тревоги и напряжения. Разрыв между желанием и осуществлением или представлением и жестокой реалией заставляет душу переживать постоянное разочарование: одни желают и не могут достичь желаемого и бьются, как рыба об лед, другие достигают того, что хотели, но оно оказывается не таким, каким его представляли, и они ищут нового, и опять, получив, не делаются от этого счастливее.

Материальное – это условие для существования духовного. Но если оно из условия превращается в цель, то становится западней для души. Материя в таком случае превращается в иллюзиониста, который показывает сказочные замки на сцене балагана. Душа любит этот мир. Она влюбилась в него, как человек нечаянно может влюбиться в воровку и блудницу. Она все время изменяет ему, заражает гноем его кровь, крадет у него все, что он имеет, а он все равно любит ее как предмет своей больной страсти.

Воля человека греховна. Внутренний грех солидарен с внешним. Воля Божия светла, поэтому ей противится весь мир и человеческая душа. Воля Божия – благо, но об этом более не хочет помнить пораженный, как проказой, грехом человек. Поэтому он лжет Богу и себе, когда говорит в молитве: «Да будет воля Твоя», – его тайная молитва: «Да будет воля моя». И падение, и спасение начинаются с воли. Здесь есть два пути.

Первый, более легкий и безопасный, – это отсечение своей воли, предание себя послушанию, всецелое подчинение себя духовному руководителю, как если бы человек сам продал свою волю, как буйного и непослушного раба новому господину, который может усмирить и научить его.

Есть второй путь, трудный и тяжелый: человек должен помнить о неизбежной смерти, о тленности этого мира, помнить о том, что все здесь непостоянно, что мир беспрерывно обманывает нас, что мы оказываемся самыми первыми врагами для себя же, и научиться не желать ничего внешнего и мирского, а только воли Божией. Это не буддистское равнодушие по отношению к миру как отождествление добра и зла, бытия и небытия, а вера в то, что единственное истинное благо в этой жизни есть следование воле Божией и благоговение перед Его Промыслом.





Следуя первым путем, мы отдаем свою волю, следуя вторым, должны умертвить ее. Хотя вернее будет сказать, мы должны умертвить ее и в том, и в другом случае. И в первом, и во втором случае энергия воли переходит в область духа, и сама воля трансформируется в то, что святые отцы называли трезвением и бдением – хранением своего сердца и концентрацией души в молитве. Душа должна прийти к драматическому выводу о том, что богатство и нищета, здоровье и болезнь, победа и поражение, долголетие или ранняя смерть, исполнение или неисполнение планов и желаний – это не добро и не зло, а только определенные обстоятельства и ситуации, и что единственное и истинное добро – это Бог, а единственное зло – то, что стоит, как препятствие, между душой и Богом.

Душа не хочет этому верить и не верит. Она протестует и кричит, и здесь воля должна заставить душу поверить насильно, как насильно отучают пьяного от запоя. Здесь не интеллектуальное насилие над душой, а насилие над болезнью, это борьба за душу, единственной жизнью которой является Бог. Если взять главную заповедь о воле Божией, то она гласит: воля Божия – святость ваша (ср.: 1 Фес. 4, 3), а святость – это присутствие в душе благодати. Если человек приучит себя полагаться на Промысл Божий, верить в Промысл Божий, любить Промысл Божий, то он с благодарностью будет принимать то, что посылает ему Бог, и то, что мирские люди принимают как беду и несчастье, будет считать пламенной чашей, которую преподает ему Сам Господь; научится больше ценить земные скорби – соль, убивающую червей в его душе, – нежели земные радости, в которых эти черви размножаются и растут, заражая душу каким-то болезненным увлечением этим миром. Чтобы человек был по-настоящему счастлив, его жизнь должна вмещаться в слова «Слава Богу за все». Он должен отказаться от мира, чтобы получить вечный мир, отказаться от себя, чтобы получить самого себя.

О молитве

Самой широкой из всех заповедей, охватывающей всю духовную жизнь человека, заповедью, исполнение которой должно превратиться в постоянное состояние человеческой души, является заповедь о молитве. Ее выразил апостол Павел в двух словах: Непрестанно молитесь (1Фес. 5:17). Другие заповеди представляют собой или отдельные действия, совершаемые в определенное время, или чувства, которые не могут быть постоянными и неизменными. Даже любовь к Богу сменялась у подвижников периодами охлаждения. Этот духовный пламень то ярко горел в их сердцах, то промыслительно скрывался в глубинах и тайниках их духа.

Человеческая душа по своей природе проста, но после грехопадения единство ее сил нарушилось, они пришли в состояние болезненного разлада, обособления, часто противятся друг другу. В молитве же происходит соединение этих сил, пробуждение духа и обращение того, что Христос назвал «оком сердца», к Богу.

Благодать связывает грехи и страсти, но они продолжают жить и действовать в душе человека, даже в то время, когда ему кажется, что он на крыльях благодати поднялся выше грехов и уже всецело принадлежит Богу. Стоит ему только лишь ненадолго утратить благодать, как страсти, точно проснувшиеся звери, снова примутся терзать своими когтями его сердце.