Страница 5 из 15
Кругом пустыня, пески, решетки, железные засовы… Чужие, в основном монгольские, лица, выражение которых трудно понять: то ли в них добро, то ли зло; речь их тоже почти непонятна. На главном пропускном пункте, куда она добралась, ей сказали, что до зоны № X, где находится ее муж, еще километров 20–30, и к тому же надо еще ждать чего-то разрешения.
Она сидит в вахтерской дежурке, сжавшись в комочек. Здесь же находится охрана. Охранники нагловато усмехаются, щелкая дверными замками. Стоит площадная брань, от махорки можно задохнуться, но… она выдержит. Ведь она проделала такой путь, и что такое теперь 20–30 километров? Да хоть ползком! За окном степь, по которой несутся песчаные вихри. Метрах в ста – забор с колючей проволокой и вышками. Видимо, тоже зона. Тут кругом зоны.
Бедная, искренне любящая женщина! Знала бы ты, как подло тебя обманывают! Ведь именно за этим забором и есть та заветная зона № X, куда устремлены все твои помыслы. И тут, буквально в ста метрах от тебя, так мучительно и трепетно бьется сердце твоего супруга, словно чувствуя твое присутствие.
Но она терпеливо сидит и ждет, не зная, что на потеху всей охране свидание ей не дадут. Ее просто обманут, ведь это так легко! А кто их накажет? Они знают свою власть… Она доверчиво сидит до вечера, а потом и всю ночь, дрожа от страха, усталости, голода и ожидания встречи, радуясь, что ее не выгоняют на улицу. В соседнем помещении раздается храп, там же режутся в карты свободные от вахты охранники, пьют и сквернословят. А она, ухватившись за молитву, как за спасительную нить, умоляет Господа, чтобы о ней забыли, чтобы ее не тронули.
На рассвете под окнами провели колонну заключенных. Отчего так сжалось сердце? Как унять сердечный трепет и волнение?
Почему ей кажется, что в этой колонне был ОН? Нет, она просто очень устала, и скоро, наверное, ее пропустят в зону. Через некоторое время, хихикая и отводя в сторону глаза, начальник охраны заявляет, что выяснилось, будто она приехала слишком поздно, и отряд, в котором отбывает наказание ее муж, уже отправлен по этапу к следующему месту назначения.
– Куда?!
– Это что еще за допрос!
Да кто она такая? Враг народа! Ее живо заберут, если она пойдет что-то выяснять и чего-то добиваться. Пусть немедленно убирается, пока цела.
Фотография заключенного Григория Пономарева размером 2,2×2,7 см, чудом переправленная им на свободу. Дата неизвестна
– Ишь, декабристка нашлась! Пошла вон! Пошла, пошла, а то моя охрана давно уже присматривается. Они живо разберутся.
И далее, холодным официальным тоном:
– Прошу покинуть помещение. Место пребывания вашего мужа вам сообщат в отделе внутренних дел города Свердловска. Все сведения поступают к ним.
«Господи Боже наш! Пусть исполнится воля Твоя, пусть будет так, как Ты хочешь, но не как я. Благодарю Тебя, что меня не тронули, но… мне бы хоть немножко сил, чтобы пережить удар и добраться домой».
Она сейчас возьмет себя в руки, не упадет, не потеряет сознание. Господь поможет ей. У нее есть маленькая беззащитная девчушка, их дочка, его копия. Это его часть, и сейчас она должна ради них двоих найти в себе силы и добраться домой.
Она едет в каком-то поезде, идущем в Москву через Свердловск. Счастье, что ей достался билет в нем. Правда, на боковом верхнем месте, где она едет, разбито стекло, а уже декабрь, и дует просто невыносимо. Но душевная рана так кровоточит, что физические тяготы отходят на второй план. С каждым километром она приближается к дому, к своей маленькой. Надо только потерпеть. Есть совсем не хочется. Как удачно. Только вот сил становится все меньше и меньше. «Господи, помоги!».
Через десять дней ее как умирающую захотят снять где-то на половине пути. Все, что угодно, только не это! Она умрет на этой верхней боковой полке, но не даст себя снять с поезда, иначе ей уже никогда не увидеть ни малышку, ни родных. Ее похоронят где-то в необъятной Сибири чужие люди… Ее могилу не смогут найти даже близкие. Она не имеет права лишить свою дочурку матери. И она держится. Держится молитвой и неимоверными усилиями. Только бы дотянуть до Свердловска. Там ее встретят брат и сестра. Как хорошо, что она отправила им телеграмму!
Брат и сестра Увицкие – Николай Сергеевич и Ольга Сергеевна – прибыли к приходу означенного поезда и вынесли из вагона свою умирающую сестру на носилках. Еще три часа – и Нижний Тагил. Ее сразу госпитализировали с диагнозом двустороннее воспаление легких с абсцессом в нижней доле правого легкого и высшая степень истощения. Надежда выжить, как сказали врачи, только на Бога. Она провела в больнице два с половиной месяца и… выжила, вернувшись к своей уже подросшей малышке, которая научилась так забавно поднимать бровки и этим еще более походит на отца. Каждый день говорил ей, что надо держаться, растить и воспитывать их счастье, их любовь, их маленькую дочку Лелечку.
Нина Сергеевна с дочерью Ольгой. 1938 год
Надо жить, хотя исчез на Беломорканале ее отец, протоиерей Сергий Увицкий. Бесследно пропал такой близкий, такой родной свекор – архимандрит Ардалион. Потерялись старшая сестра и брат мужа. Но как подкрепление немощным силам пришла бумага из НКВД, что ее супруг Пономарев Григорий Александрович, осужденный по 58-й статье УК РСФСР, находится теперь по месту отбывания заключения в районе города Магадан. Срок – десять лет. Право переписки: два письма в год. Одно от него, другое от нее. И она молилась и верила, что Господь их не оставит.
Прошло несколько лет. Леля подрастала. Приближалась Великая Отечественная война. А в далеком Магаданском крае, куда был сослан отец Григорий, шла своя, невидимая миру война. Война, имеющая свои победы и поражения; война, сопровождающаяся предательством и смертью, возвышением и гибелью человеческих душ, постоянной борьбой добра и зла. В таких местах человеческая душа, как в огненном горниле, или сгорает, не выдержав испытания, или выходит из всех искушений, бед и гибельных ситуаций еще более сильной, светлой и окрепшей для новых преодолений и свершений.
Глава третья
Голгофа
Каждый человек, по мере своего восхождения ко Христу, восходит и на свою Голгофу. Годы заключения отца Григория стали одной из многих ступенек, которые вели его к духовному восхождению. От силы к силе восходил отец Григорий к Богу и вел за собой своих духовных чад. Одна из них, ныне покойная Дария, поведала чудный случай, свидетельницей которого она была.
Смолино. Свято-Духовская церковь. Служится великопостная Пассия. В центре храма – Крест Господень. Отец Григорий стоит напротив распятого Господа и сосредоточенно молится. Вдруг батюшка на какое-то мгновение замирает, а затем падает на колени перед Голгофой и начинает истово креститься… Ход службы приостанавливается, молящиеся в недоумении смотрят на батюшку, который, преклонив колени, со слезами на глазах шепчет слова молитв и невыразимой благодарности Богу. Батюшка молится не по уставу великопостной Пассии, а своими словами… Так проходит некоторое время. Затем отец Григорий медленно поднимается и, не смея поднять заплаканных благодарных глаз на Распятие, заканчивает службу.
Никто в храме так и не понял, что же произошло, и лишь раба Божия Дария видела, как во время службы засиял тысячами солнц Крест Господень, стоящий посередине храма. Голгофа Спасителя мира освятила церковь неземным, невещественным светом… Это сияние и увидел отец Григорий. Это был дар Христов – свет Божественный, изливающийся на молящихся по неизреченной любви Господа нашего Иисуса Христа ко всем людям.
Вера твоя спасла тебя…[9]
Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Ренет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его.
9
Мк. 10, 52.