Страница 4 из 9
Хоуп проглотила комок, застрявший в горле.
— Я не знаю ее планов, — прошептала она. — Я даже не знала, что ты жив, пока ты меня не похитил. Она ни разу не произнесла твое имя за все эти годы, пока не позвонила этим утром и не спросила, видела ли я тебя.
— Неправильный ответ, – он взял с тумбочки нож и разрезал ее бюстгальтер. – Попытайся еще раз.
Хоуп замолчала. Она посмотрела в потолок, пытаясь дышать через боль, когда он срезал с нее джинсы и трусики. Теперь у нее не было ни одежды, ни гордости. Она молилась об отстраненности, но, когда его рука обняла ее между ног, а два пальца зарылись в ее влажную щель, она не смогла остановить стон нужды и отклик тела.
— Твоя киска такая мокрая, такая скользкая для меня, — прорычал он. – Скажи мне, милая Хоуп, ты была такой же мокрой для мужчин, которые трахали тебя после того, как я отметил тебя, как свою?
Его голос был грубым и сердитым, но прикосновение было нежным, возбуждающим. Она чувствовала, как ее соки текут по его пальцам, как влагалище мучительно ноет от необходимости освобождения.
— Не было других мужчин, — сказала она, пытаясь дышать, несмотря на сильные ощущения, проносящиеся по ее телу. – Клянусь, Вульф.
Его пальцы раздвинули складки ее влагалища, после чего она почувствовала, как плач вырвался из нее, когда два пальца скользнули глубоко и легко в ее влагалище. Они растянули ее, наполнили, заставив ее голодную киску отчаянно затягивать их. Но препятствия не было.
Глава 4
— Где твоя девственность, Хоуп? — сейчас он был глубоко внутри нее и не встретил сопротивления. — Я не буду наказывать тебя за измену. Я знаю игры твоей суки-матери. Но если ты не скажешь мне, какой она планирует нанести удар по стае, я накажу тебя и не остановлюсь, пока не дашь мне то, что я хочу. — Он отступил назад, затем снова вошел в нее. Хоуп замерла. Это такое блаженство. Удовольствие пронзало ее тело, проходило сквозь него, молниеносно нагревая кожу, когда она напрягалась из-за формирующегося давления, сосредоточенного на его мучающих пальцах.
— Клянусь тебе, Вульф. Клянусь, она ничего мне не говорила, – Хоуп нахмурилась, извиваясь на подушках, ее бедра сражались, чтобы снова ввести его пальцы внутрь нее.
— Как я могу верить тебе, возлюбленная? – осторожно спросил он. – Ты даже не признаешься в потере своей девственности. Ложь льется из твоих губ, как нежные ласки в ночь страсти.
Из глаз потекли слезы. Она решительно смотрела на потолок, сражаясь с мольбой, но с собственным телом справиться не просто. Ее бедра тряслись, когда его пальцы снова медленно растягивали ее влагалище. Укусы наслаждения, боли от толчков его пальцев почти были похожи на огненный экстаз. Черт его побери, он знает, что делает; она слышала это в своем контролируемом дыхании, ощущала в мучительных толчках внутри нее.
— Я не твоя возлюбленная, — она покачала головой, сражаясь с мольбой. – Я ничто для тебя.
Ее слова встретила тишина. Его пальцы замерли внутри нее, а затем выскользнули.
— С чего ты так решила? — спросил он резко, сердито. Хоуп удивленно взглянула на него. Вульф хмурился, смотря на нее, его выражение было темным, смущенным ее чувствами, как будто его действия говорили о другом. Как будто он любил ее, а не наказывал. Не то, чтобы ее тело знало разницу.
— Как я могу думать иначе? – прошептала она. — Предположительно, я твоя пара, но, когда начался тот пожар, ты не пришел за мной. Позже ты даже не сообщил, что жив. Я была для тебя ничем, Вульф, пока ты не посчитал, что у меня есть что-то, что тебе нужно. Пока больше не смог держаться подальше от меня.
И это больнее всего. Она шесть лет страдала от боли, физической и эмоциональной. Ее кошмары были такими же, как в те месяцы, когда она была с ним в лаборатории. Видев его избитым, видя, как ее мать с удовольствием портит его тело, высмеивает честь, которая была важной частью его. Он разозлил доктора, отказавшись насиловать женщин, приведенных ему для размножения, отказался удовлетворять ее садистские наслаждения. Но что более разгневало ее мать, так это то, что она не могла сломать его, как бы ни старалась.
— Почему? – спросила Хоуп его, отчаявшись. — Почему ты не пришел за мной, Вульф?
Он не говорил, предпочтя пробежаться влажными пальцами от ее влагалища вдоль живота, затем намочив ее торчащие соски соками из ее тела. Хоуп почувствовала, что ее лицо горело, когда он смотрел на нее. Теперь ее соски пульсировали. Клитор казался опухшим, страдающим. Девушка едва могла дышать, настолько была возбуждена.
— Ты все, что мне, действительно, важно, — с сожалением прошептал он, его взгляд нерешительно встретил ее. – С тех пор, как тебе исполнилось семнадцать и ты посмотрела на меня своими большими, невинными голубыми глазами, ты стала моим миром.
Ее горло сжалось от боли. Вульф казался таким искренним, таким откровенным, что ей не хотелось ничего, кроме как поверить ему. И она внезапно поняла, что он так себя чувствует. Вульф хотел верить, но ложь, которую озвучила ее мать, сделала это невозможным.
— Тогда почему ты не пришел за мной? — спросила она, затем закричала в таком чувственном возбуждении, что почувствовала слабость, когда он приложил пальцы к губам, пробуя ее соки с головокружительной потребностью.
— Твой вкус заставляет меня жаждать большего, сладкая Хоуп, — сказал он ей, его голос был темным, пульсирующим от сексуального напряжения.
— Вульф, умоляю тебя, если ты хочешь этого, — захныкала Хоуп. — Пожалуйста, не делай этого со мной. Трахни меня и покончим с этим или не трогай меня. Пожалуйста. Клянусь, ты ошибаешься.
Он обхватил сосок большим и указательным пальцами. Хоуп не смогла сдержать стон удовольствия, которое переполняло ее грудь. Она изогнулась, дрожа, желая хотя бы сжать бедра, чтобы облегчить давление во влагалище, но не могла этого сделать.
— Все, что я хочу, – правда, Хоуп. Расскажи мне, что она планирует, — он катал сосок между пальцев, слегка пощипывая, из-за чего ее желание возросло. Как она могла это вынести? Он убьет ее своим прикосновением.
— Я не знаю, – она из-за отчаяния вскинула голову.
— Тогда расскажи, что знаешь, — прошептал он. – Назови имена мужчин, которые трахали тебя. Расскажи мне хоть что-то, чтобы я смог тебе доверять.
Она зашептала, истязаемая муками:
— Как я могу дать тебе того, чего нет, — закричала она, когда почувствовала, что его пальцы сжали затвердевший сосок. — Вульф, пожалуйста…
Затем он придвинулся ближе к ней, склонившись над ее грудью, переместив шелковую, стальную часть своего члена над ее горячими сосками. Хоуп застонала, трепеща из-за ласки. Она была в отчаянии, нуждаясь в нем, готовая на все, чтобы заполучить его. Девушка не могла переносить возбуждение, такое горячее и глубокое, сжимающее ее влагалище, заставляя ее матку дрожать от необходимости.
Вульф отстранился от нее, усмехаясь.
— Сможешь пережить часы моих прикосновений без возможности кончить, Хоуп? – спросил ее Вульф. – Я-то кончу, а ты нет. Буду играть с твоей симпатичной киской, сосать твою милую грудь, целовать тебя, пока ты не умрешь ради освобождения, которое я могу тебе дать. Но если ты не дашь мне то, что мне нужно, тогда будь я проклят, если дам тебе хоть какое-то удовлетворение.
— Нет, — закричала Хоуп, покачав головой, зная, что не сможет это вынести. – Я не знаю, Вульф. Не заставляй меня лгать тебе, пожалуйста. Если ты сделаешь это со мной, я совру тебе. Расскажу все, что ты хочешь услышать, чтобы ты меня трахнул.
— Но, сладенькая, я уже знаю правду, — он склонился к ней, его губы очертили ее, когда Хоуп удивленно уставилась на него.
Затем ее глаза закрылись со рваным стоном, когда его язык врезался ей в рот. Поцелуй Вульфа был таким темным, таким эротичным, как и шесть лет назад. Его язык ласкал ее, облизывая, пока она не успокоилась, слегка обмякнув. Его стон был глубоким, почти рычащим, когда она проявила инициативу. Хоуп вкусила его уникальную темную специю, чувствуя, как ее кровь поет от удовольствия, ее сердечный ритм увеличивался от ожидания. Вульф склонил голову, когда поцелуй приобрел оттенок отчаяния. Он облизнул ее губы, протиснулся между ними, втянув ее язык себе в рот и начав сосать его, пока мучительно не застонал. Хоуп выгнулась к нему, подняв голову, отчаявшись притянуть его ближе, позволив себе получить удовольствие от его поцелуя. Знание, что он жив, переполнило ее душу, убеждая, что он здесь. Наконец, она с ним. Вульф был в ярости, возмущен и переполнен чувствами собственничества и предательства. Но он жив, и ее сердце радостно пело. Затем он отстранился от нее, его дыхание было столь же тяжелым, как и ее, его грудь с трудом вздымалась и опадала. Хоуп боролась, чтобы понять, что он делает. Боролась, чтобы понять, почему он это делал, в то время как ее тело пульсировало, нагревалось и болело, когда вирус сошел с ума.