Страница 41 из 98
Возникла непреодолимая тяга броситься следом за будильником.
Я даже представил себе, как упаду на асфальт, как треснет моя голова, как выплеснутся наружу больные мозги…
И вот что странно: я не испытал ни ужаса, ни отвращения.
Более того, я вдруг понял, что смерть принесет освобождение не только от нарастающей боли, но и от всего этого безумия, внутрь которого я провалился.
Это ведь все – не настоящее. И квартира, и город, и даже мысли – это просто декорации, а я актер, возомнивший, что могу играть не по сценарию, а по наитию, повинуясь вдохновению. Нужно остановиться, пока не поздно!
Я не книжный герой, я живой! Я – настоящий!
Меня начало лихорадить.
Я сделал шаг к окну.
Кто управляет мной? Если я сейчас разобьюсь, кому-то станет легче? А что если, предчувствуя приближение к смертоносным тайнам, я напишу нечто настолько гениальное, что само по себе не потребует вмещения в текст части души писателя, что тогда?
Ответа не было. Я ведь разговаривал сам с собой.
Или со своей шизофренией, что, в общем-то, одно и то же.
Боль ударила десятками плетей, в глазах потемнело.
Я повис на раме, которая, повинуясь весу моего обмякшего тела, просто глубже распахнулась внутрь комнаты. Я отшатнулся, но устоял на ногах.
В лицо мне ударил холодный ветер. Мысли исчезли. Я почувствовал облегчение.
Век бы так стоять!
Порыв воздуха иссяк, и головная боль поразила меня с новой силой.
– Ну, все! Хватит! Вы победили! Никуда мне не сбежать и не проснуться. Я допишу эту вашу чертову книгу, слышите! Отпустите меня! – закричал я в окно. – Эй, вы там, Мефистофели, нимфы и музы! Эльфы зубопротезные, я уже иду к месту каторги. Иду! Не насылайте больше ничего!
И сразу стало легче.
А потом я грузно осел на пол.
Удивительно, но я был мокрым от пота. Капли дрожали у меня на лбу, рубашка и штаны липли к телу. И зачем я только душ принимал? Но боли больше не было – она исчезла так же внезапно, как и появилась.
Я поднялся и доплелся до ноутбука.
Наверное, такими же опустошенными и обманутыми чувствуют себя и настоящие стигматы, когда кровоточащие раны внезапно затягиваются, в тот миг, когда они понимают, что ничего божественного внутри них нет, и что им удалось прикоснуться вовсе не к благодати, а к проклятию.
Наверное, именно тогда они и испытывают истинную духовную боль. Ту, которая сейчас раздавила меня и размазала.
Мной управляли!
Более того: каждым человеком в оставленной мной реальности так же лихо вертели!
Человек ли правит вселенную через написание книг или книжные персонажи, оживая в реальности, вертят людьми, точно живыми марионетками?
Интересно, если я когда-нибудь вернусь домой, смогу ли я держать рот на замке?
Может быть, талант – это и есть невозможность молчать и быть равнодушным?
Если бы только дотянуться до того бога, который решил сделать из меня орудие своей воли, я придушил бы его собственными руками. Не ритуально, не жертвенно, а по-настоящему, зверски и с демоническим наслаждением…
Мои пальцы легли на клавиатуру.
Навь. §4. Ярость
Внутри меня клокотала обида. Магистрат принял безоговорочное решение: ссылка под неусыпный контроль инквизиторского надзора. Они будут решать, что для меня лучше! Святоши в черных ризах! Клоуны, обвешанные пантаклями! И эти глупцы знают, что и как нужно делать!
Да если бы не их приказы, все было бы не так! И ведь буквально все опутано паутиною их интриг. Эти продажные упыри спят и видят, как бы спихнуть начальника, как урвать от жизни кусок пожирнее!
Я хлопнул дверью, и выскочил из зала красный и злой.
Ах, это группа прикрытия виновата в том, что здесь, в Актобе, мы потеряли «Некрономикон»! Меня больше всего бесило это «мы потеряли». Как будто Орден, действительно, обрел книгу мертвых, точно кто-то держал ее в руках!
А я так считаю: если магистрат не сумел прикрыть своего человека, не вытащил его из пылающей библиотеки, значит, верхушка Ордена просто боится утерянного гримуара.
Наши магистры до того увязли в мышиной возне, в драке за мягкие кресла, что, когда возникла проблема, так сразу и перепугались: как бы появление книги такой мощи не высветило истинную суть каждого из них!
Рядом раздался визг тормозов. Я отпрыгнул в сторону, кувыркнулся в полете, приземлился на ноги. Профессиональная привычка, отработанная до автоматизма.
Оставляя на асфальте две жирные полосы в том месте, где секундой назад был я, пронеслись «Жигули». Из окошка высунулся бледный от страха водитель:
– Сволочь! Что ж ты прешь под колеса?! – машина снова рванула с места.
«Хорошее продолжение отлично начавшегося дня». – подумал я.
Ярость поутихла, но боль обиды не смолкала.
«Да, я выеду через три дня, как того требует магистрат. Бог с ними, с этими умниками! Только вот по прибытию на новое место службы первым делом подам прошение об отставке. На Ордене свет клином не сошелся. Уж как-нибудь не пропаду».
– Вы не можете уделить мне немного внимания? – передо мной словно из-под земли вырос торговый агент с заплечной сумкой, в которой, наверняка, лежали очень нужные и дорогие товары вперемежку с условно-бесплатными подарками от фирмы, у которой именно сегодня очередной юбилей.
– Нет. – рявкнул я.
– Хорошо, хорошо. – человек исчез так же, как и появился.
Все они, эти агенты, за километр чуют запах денег. Они стремятся на шелест банкнот. И не они одни.
Весь мир покоится на трех китах: купи, обмани, продай. Вот только работать некому! Все и всюду жаждут легкой наживы!
И в Ордене то же самое! Каждый норовит пролезть на должность инспектора или областного наблюдателя. И всякий мнит себя королем. У нас даже диспетчер, что просто принимает звонки, даже он числит себя центром мироздания!
А мы, оперативники, бойцы самого, что ни на есть невидимого фронта, солдаты инфернальных постов, именно мы вечно остаемся козлами отпущения!
Ну почему даже в Ордене верх всегда берут тупоголовые карьеристы? Оборотни, блин, в мантиях! А как их ещё назвать, если у каждого из них «Чёрный дракон» под подушкой?
– Эй, парень! – это явно обращались ко мне.
Я развернулся и уставился на накачанного молодчика с тщательно выбритой головой.
– Слышишь, друг, ты обронил.
Издёвка?
Мужик протянул мне раскрытую ладонь. Я не поверил своим глазам. Это был мой серебряный талисман. В наших кругах его называют «пантакль неуязвимости». Это такая монетка с ушком, на котором выгравированы кельтский крест и гексаграммы. Носится на шее.
Видимо, кожаная веревочка оборвалась, когда я от машины отскочил. Ох, плохая это примета: терять пантакли!
– Я тоже не люблю дешевое турецкое золото. – улыбнулся бритоголовый. – Но серебро – это вещь! А, вообще, я так думаю: мы должны помогать друг другу. Все-таки в одной стране живем.
Так он меня за своего принял? «Братва, не стреляйте друг в друга?»
Я внутренне улыбнулся своим мыслям.
– Я тут видел, как ты перед машиной кувыркался. Скажу: круто!
Я зажал пантакль в руке:
– Вообще-то, работа у меня есть.
– Кто бы сомневался. – покачал головой «браток». – А то смотри, нам такие всегда нужны. Ладно, бывай.
Что сегодня за день такой? Сколько, вообще, неприятностей может обрушиться на одного человека в течение суток?
Я торопливо свернул в переулок. Мне был неприятен оценивающий цепкий взгляд невольного собеседника.
Дальше я шел дворами, свернул через школу и тут же напоролся на подростков. Их было трое. Двое в спортивных костюмах и с подлыми улыбочками на лицах, а третий – очкарик. Последний, сгорбившись, со страхом смотрел на мир из-под толстых линз, он словно прятался за своей роговой оправой.
Я притормозил:
– Эй, мальцы!
– Чего надо? – грубо отозвался один из рэкетиров.
– Поучить кое-кого жизни. – я достал из кармана удостоверение сотрудника особого отдела по работе с паранормальными явлениями. – Смотри сюда.