Страница 8 из 10
У скрюченной старухи, медленно выдвигавшейся в цент холла, вместо левой руки и ноги виднелись голые кости, лицо напоминало череп, обтянутый жёлтой кожей, но, в отличие от черепа, это лицо могло похвастаться носом, загнутым книзу и достающим буквально до подбородка, а также жёлтыми глазами, пронзительно сверкавшими из-под спутанных седых косм.
Из полупровалившегося рта высовывались длинные и неожиданно крепкие клыки. В костяной руке ужасная старуха сжимала посох, увенчанный черепом, внутри которого пылал огонь, — лучи света падали из пустых глазниц, так что посох одновременно выполнял роль фонаря.
— Совсем стража наша плоха стала, — проскрипела старуха, — ни мышей, ни… слизней не ловит. Вот и ползают, подлые… — она указала скрюченной рукой, на которой ещё была плоть, хоть и усохшая почти до состояния мумии, на совершенно деморализованного Недопёскина.
Но на этом "вечер приятных сюрпризов" для "Великого Сказочника" не закончился. В холле внезапно появился самый настоящий Змей Горыныч — трёхголовый и очень злой. Надо сказать, что зол он был не только потому, что его старинного приятеля Баюна обманули и обокрали, но и потому, что всё это время он старался уменьшить своё тело так, чтобы поместиться в холле.
Яга почему-то не хотела рушить особняк, и Горынычу пришлось её желание уважить. Мог бы он, конечно, явиться в виде добра молодца, но хотелось всё же дополнительно пугнуть сволочного плагиатора! Вот и старался трёхголовый уменьшиться… Это для Горыныча возможно, но отнюдь не просто.
— Ну наконец-то! — радостно проревел блюститель авторских прав. — Уж так хотелось мне в бесстыжие глазки посмотреть! — и он подсунулся всеми тремя огроменными башками чуть ли не под нос Викентию.
Правда, "посмотреть в глазки" этот манёвр не особо помог, так как они у Великого Сказочника как раз закатились.
— Эй ты, Недоноскин! — рявкнул Горыныч. — Сознание не терять, в глаза смотреть! — и слегка, ну просто самую малость, дохнул пламенем.
От такого Викентий, конечно, сразу же очнулся.
— Как же ты посмел, падла… — нежно протянул Горыныч. — Думал, что всё с рук сойдёт, гнида паскудная?
— Но я же… — пискнул Викентий. — Мы же договаривались! — он с мольбой простёр руки к Баюну. — Я же не мог написать, что вы автор! Мне бы не поверили!
— Договаривалимурлись… — мурлыкнул Кот. — Что ты напишешь: "автор пожелал остаться неизвестным". Псевдоним — Кот Баюн, мур. А ты будешь мурмоим агентом, — вот как мы, мур, договарлимурлись…
— Но я...
— Можно я его зажарю? — с плотоядной лаской во взгляде спросила левая голова Горыныча.
— Лучше сварить… — предложила правая. — На мееедленном огне.
Средняя голова облизнулась, но сурово ответила:
— Есть не будем — гадость всякую… Но насчёт варки-жарки — я за!
— Котик!!! — тонко вскрикнул Недопёскин.
— Мур-мур… — нежно ответил Баюн. — Я тебе не котик! Мне нравятся твои предложения, Горыныч… Сварить, пожалуй, лучше…
— Нет!!! — заорал Недопёскин. — Помогите!!! Кто-нибудь!!!
— А ну молчать! — Яга стукнула посохом в пол.
— Значится так… я тут подумала… Стражей у нас дефицит… Давно не ловили мы таких вот… недоноскиных. Пора исправляться.
— Но какой же, мур, из него, мурстраж? — искренне удивился Баюн.
— Пока, конечно, никакой, — согласилась Яга. — Учить долго придётся… Ничаво! Научится… А не научится — тогда и сварите, зажарите… Жалко, что ли…
И не обращая более внимания на попытки Викентия открыть дверь, позвать на помощь или вымолить пощады, Яга стукнула посохом, а потом указала его вершиной-черепом на Викентия.
Вспышка. И на том месте, где только что в ужасе корчился человек, оказалась мелкая собачонка, из тех, что называют шавками. Она немедленно истерически залаяла.
— Утихни, — поморщилась Яга, слегка шевельнув посохом, и стало наконец тихо, хотя собачонка продолжала открывать пасть.
— Мур-мда… — протянул Баюн. — Недопёскин и есть… Страж, мур, нескоромур из него помурчится…
— Пока будет у моей избушки бегать, — равнодушно дёрнула плечом Яга, принимая истинный облик молодой черноволосой и черноокой красавицы. — Посмотрим. Не будет толку — в топь кину. — Ты уж извини, Горыныч, но чего там варить да жарить… только посуду портить…
— Да уж и сам вижу, — все три головы брезгливо отвернулись. — А можно я дом спалю? — оживилась левая голова.
— Нельзя! — отрезала Яга. — Хватит нам уже жить только своим миром, оставив людей на свою волю… Плохо у них выходит, сами видите. Здесь это… Центр Детского Творчества откроем… Ты, Горыныч, начитанный у нас, прямо страсть! Будешь литературный кружок вести. Ну и Баюн тебе в помощь. Вахтовым методом работать можете.
— А ты, Яга, мур?
— Ну а я… не знаю пока. Может, танцы, актёрское мастерство там… Кощея подрядим насчёт техники и точных наук. Ну и людей наберём, конечно, смену воспитаем. Пошли пока отседова.
И Яга растворилась в воздухе, предварительно набросив на недопёска Недопёскина магический поводок и утащив его вслед за собой.
Горыныч и Баюн молча посмотрели друг на друга.
— Во попали, — почесала в затылке левая голова Горыныча. — Может, отказаться?
— Да разве ж у Яги отвертишься, мур, — развёл лапами Баюн. — Да и мурнужно ли? Мне, мур, скучновато было всё по цепи, мур, ходить, когда, мур, слушателей — кот наплакал.
— Ладно, попробуем! — решила средняя голова.
— Договримурлись, — ответил Баюн и тоже растаял в воздухе.
Горыныч ещё какое-то время постоял в холле, посмотрел по сторонам, причём левая голова явственно сожалела, что нельзя тут всё спалить, а правая интересовалась, есть ли в доме библиотека. Но потом средняя голова встряхнулась, и Горыныч тоже исчез.
Часть двадцать пятая. Невеста для Кощея
Посреди глухих дебрей заповедного леса, на цветущей поляне, где обычно располагалась Избушка на курьих ножках, собралось избранное общество. Избушка же как раз отсутствовала — загуляла где-то со своим женихом китайским Пагодой на журавлиных ногах (и как только не подламываются?)
Яга уже вовсю вела переговоры с заморскими сказочными державами насчёт устройства будущего потомства, а сама пока проживала в особняке бывшего Великого Сказочника, бывшего писателя Изумрудова и бывшего же гражданина Недопёскина, теперь с готовностью отзывавшегося на кличку Недопёсок.
Он, похоже, уже совершенно адаптировался к своему новому состоянию и с энтузиазмом выслуживался, мечтая о карьере настоящего Пса. Яга полагала, что шансы у него есть, он даже подрос немного и тявкал теперь не так часто и истерично, как вначале.