Страница 39 из 61
– Надеюсь, ты меня не разыгрываешь? – серьёзно добавил Артём, и мой план чистосердечного признания мигом улетучился.
– Нет. Наш дом накрыло лавиной.
Худшего вранья не бывает! Пожалуй, бессонная ночь даёт о себе знать…
– А ты с родителями живёшь? – уточнил он.
– Нет, они остались… там.
– В Страховце?
– Да…
– Как здорово, что тебе дали квартиру. Я думал, наша страна больше не делает таких щедрых подарков. Собственная квартира – это великолепно.
Ага. Собственная… До тех пор, пока Антонина Григорьевна не заберет ключи…
– А у тебя были серьёзные отношения? – поинтересовалась я.
– Сложно говорить о серьёзности, если закончились они расставанием, – спокойно рассуждал он. – Она так и не смирилась, что я не могу жить без неба.
Он замолчал. Его рассудительный ответ показался мне искренним. Останавливаясь на светофоре, он заботливо предложил.
– Ты такая уставшая. Подреми немного, а я разбужу, когда доберёмся.
Я последовала дельному совету. Стоило только прикрыть веки, как крылатый Морфей забрал измотанное сознание к себе. Сквозь сумрачные мысли в голове мелькали свежие отрывки: аэропорт, встреча с Артёмом, поцелуй Алекса, наш страстный танец – всё это переплелось в клубок, который невозможно распутать. Не могу сказать точно, спала я или просто витала в облаках, но спустя некоторое время мы добрались до улицы Октября.
Николай Петрович следил за происходящим с балкона, медленно растягивая удовольствие от сигареты. Моё сердце ушло в пятки – Николай Петрович говорит всё, что вздумается, а вздуматься ему может всякое, и чаще всего то – неподложная правда. А мои автобиографичные рассказы далеки от истины.
Артём помог занести вещи, и я вернулась его проводить. Николай Петрович по-прежнему курил на балконе. Я ждала, что он обязательно со мной заговорит, навлекая крах. Но к величайшему удивлению, Николай Петрович не проронил ни слова, лишь изредка поглядывал на нас.
– Отдохни, как следует, – сказал Артём. – Тебе надо выспаться! Перелет – штука непростая, особенно с непривычки.
Его заботливое отношение непомерно льстило. Мы тепло распрощались. Он не проявил инициативы меня поцеловать, и это бескорыстие в нём добавляло большей романтичности нашей встрече. Артём направился к машине, а я к распахнутым дверям подъезда, как вдруг Николай Петрович прокричал.
– Кать, а Григорьевна долго ещё квартиру сдавать будет?
Я нервно проглотила комок. Артём обернулся, поглядев на говорящего.
– Даже не знаю, – промямлила я.
Похоже, теперь я пропала…
– Я вот хотел её своему деверю снять. Так что, как надумаешь съехать, ты мне сообщи.
Мои ноги стали ватными, а в кончиках пальцев появилась дрожь. Я кивнула ему и медленно обернулась. Артём уже сел в машину, закрывая дверцу. Вероятно, он не слышал последних слов Николая Петровича. Как здорово, что у фортуны тоже бывают осечки в пользу таких неудачниц, как я!
Я разбирала чемодан, когда Лилька принесла клетку с Пернатым. Он вёл себя крайне спокойно. Я спросила, выпускала ли она его полетать.
– Да, но летать он пока не может. Пару взмахов больного крыла, и твой Алекс падает вниз. Недельку-другую погостит у тебя. Не томи! Как съездила?
Я принялась рассказывать подробности путешествия. Когда речь зашла об Артёме, поджидающем в аэропорту с великолепным букетом, Лилька сама расцвела, как бутон.
– Вот, а я тебе что говорила!? Найдёшь ты своего принца! Не зря мне снятся вещие сны.
– Но я нашла его не по интернету. И как показала практика, на подобных сайтах сидят отборные чудаки!
– Ты права! – засмеялась Лилька. – Только одного не могу понять, зачем ты ему наврала?
– А что я должна была сказать? Что родилась в глухой деревне, живу на квартире бабы Тони, и у меня чокнутые родственники? Сначала я обрадовалась, что встретила Артёма, но теперь даже не знаю…
– Чего ты не знаешь?
– Он живёт далеко. Мы не сможем часто видеться. Да и работа у него опасная…
– Что за вздор? – возмутилась Лилька. – Работа, как работа! А двести километров в наше время вообще не расстояние, особенно когда под боком машина.
– Не то это, Лилька, не то! Я хочу серьезности.
– Так будь серьёзна! Предложи ему жить вместе.
– На съёмной квартире? Или мне уехать в Москву? Хоть моя душа и требует фееричного взрыва, но к грандиозным переменам я не готова. И не думаю, что он готов променять свои апартаменты на тесную комнатушку для бедных.
Лилька призадумалась, прошла на кухню и попила воды.
– Не могу понять, когда ты успела превратиться в заядлую ханжу? Ты попробуй! А что Алекс? Что он думает о красавчике Артёме?
– А что мне его мнение? Мне всё равно.
– Так уж и всё равно?
– Своими подковырками ты напоминаешь мне его. Брось это гиблое дело!
Лилька скривила лицо, доставая звонящий телефон из кармана джинсов. Вспоминая Алекса и тот поцелуй в Боснии, на душе скреблись кошки. Неужели я скучаю по нему и оскорбительным шуткам? Я поставила клетку на подоконник, и унылая пичужка уставилась на дворовую площадку, залитую солнцем. Там резвилась счастливая детвора. Солнышко припекало кожу. Лёгкое дуновение ветра сбивало пыль в кучу, поднимая её вихрями в воздух.
– И тебе хочется на волю, Пернатый? – спросила я свиристеля. – Настанет день, и я отпущу тебя.
Лилька закончила разговаривать по телефону.
– Рыжуля, я ухожу, – сказала она, одевая кроссовки. – Звонил Домовенок, вечером едем знакомить родителей. Надо успеть подготовиться.
– Счастливо!
Дверь захлопнулась, а потом секунду спустя открылась вновь, и Лилька добавила:
– Не смей долго беседовать с птицей – это дурной знак в отношении твоей вменяемости!
Лилька от души расхохоталась, исчезая за дверью.
– Ничего она не понимает, Пернатый. Я-то знаю, воля для тебя, что вода для рыб. А для меня Алекс, что для тебя воля...
Осторожно просунув руку в клетку, я достала свиристеля и отпустила на окно. Его глаза, точно подведенные стрелками, пристально посмотрели на меня и на улицу. Я продолжила рассуждения вслух.
– Как мне быть, Алекс? Я наврала с три фургона и теперь не знаю, как выплыть из лживых сетей. Разумеется, можно перевести сказанное в шутку или списать на усталость. Но как быть с правдой? Впервые в жизни я стыжусь себя, своих родных и той жизни, которой живу. Артём такой идеальный! Я чувствую, он подарит мне кучу счастливых моментов. Но голубоглазый Алекс не идет из головы. Рядом с ним я прихожу в бешенство, а без него ужасно тоскую. Эх… Если бы ты только понимал, о чем я говорю…
Свиристель повернулся в профиль и, слегка задрав клюв, уставился на меня черным глазом фараона. Казалось, в нём царит понимание откровенной исповеди; но в то же время он будто посмеивался над сужденьями подросткового уровня. Никогда не думала, что птица своим видом может выражать базовые эмоции человека, это при отсутствии бровей, улыбки и богатой мимики!
Пернатый снова отвернулся к стеклу, и мне вспомнился Рома, у которого ума хватало только повторять моё имя дважды за предложение. Я снова убедилась в том, что любое немое животное, не знающее человеческого языка, куда умнее многих людей, обладающих даром речи.
День начался прекрасной новостью: завтра Вику выписывают из больницы.
На работе я двигалась шагом медлительных зомби. Одной ночи оказалось недостаточно, чтобы восстановить силы после утомительных перелётов. Стёпка принес хромую собаку, которую отловили в центре. Ее травма была давнишней, и кости срослись неправильно. Потому всё, что мы могли сделать для неё хорошего – это обеспечить пищей и кровом. На улице её снова отловят и усыпят, а огромное сердце Стёпки не позволит так варварски поступить с бедным псом.