Веления рока

– Вот теперь я вижу, – с наигранной веселостью сказал Гнида, – как «пацан наделал». Чего дрожишь – то? А тогда– вон какой смелый был.

– Как же это ты не виноват? – спросил Дыба. – А кто окурок подбросил? А? Ты, падла, окурки разбрасываешь, а я за это по тыкве должен получать? Несправедливо.

– Товарищ сержант, ты же знаешь, что это не он бросил окурок, – вступился за Димку Ахтым.

Дыба обвел его насмешливо-вызывающим взглядом.

– Ты, олень, глохни! И пошел вон! А то прихлопну, как муху. – При этих словах он взял первую попавшуюся под руку шахматную фигуру и переставил ее на доске.

– Товарищ сержант, не мешайте, пожалуйста, играть, – безнадежно выдавил Гыргенов.

– Да что ты такое говоришь? Или я неправильный ход сделал?

– Пианист играет, как умеет, – злорадно засмеялся Гнида, переводя глаза на Серого.

– Не понимаю, зачем мешаете нам, неужели вам нечем еще заняться? – возмутился Ахтым.

В Дыбе словно лопнула сжатая пружина, он рявкнул:

– Все заткнулись и прониклись уважением! Рот разевать только на мои вопросы!

А Гнида пригрозил.

– Нарвешься, мужик. Тебе же сказано: гуляй. Ведь мы по твоей скуластой морде тоже можем настучать. И – мама не горюй.

– Сейчас я вам устрою курсы по выживанию, – сказал Дыба. – Рывком стряхнул с доски фигуры в лицо Димке и ударил ею Ахтыма по голове.

– Ну, как, Ермолай, теперь ты понял? – насмешливо и презрительно спросил он при этом. – Вернешься калекой домой, никому не будешь нужен.

Димка и Гыргенов одновременно встали. Дыба сильным ударом кулака вернул Димку на место.

– Сидеть! Как ты посмел нарушать дисциплину? Я ж не давал команды вставать.

Вторым ударом Дыба хотел усадить Ахтыма, но тот увернулся.

– Ох, ты! – разозлился Дыба и ударил его по челюсти с левой.

Ахтым перегнулся назад. Вдруг его затрясло, он схватил со стола граненый стакан с карандашами, замахнулся, но ударить не решился. Дыба стал надвигаться. Ахтым попятился назад, прижался к стене – дальше отступать было уже некуда – и остановился, сжимая в ладони гладкое тяжелое стекло. На его лице выступил холодный пот. Приблизившись, Дыба, пошевеливая пальцами, стал медленно протягивать руку к его горлу.

– Брось стакан! Или, клянусь Богом, я тебя прикончу.

Тогда Ахтым неловко взмахнул рукой, и стакан разбился о голову Дыбы. В это мгновение к нему подскочил и Димка, но Дыба перехватил его руку и натренированным движеньем крутанул ее на излом. Кость треснула, Димка взвыл от жуткой боли и закрутился волчком. Гнида и Серый принялись избивать Гыргенова. Дыба достал из кармана шнур, накинул петлю на руку Димки, затянул узел, а другой конец привязал к трубе водяного отопления.

– Бейте его по глазам! – прохрипел он избивавшим Ахтыма.

– Не так бьете. – И приказал: – Держите этого дикаря, я покажу, как надо бить! – Гнида и Серый заломили руки Ахтыма за спину, а Дыба стал методично бить ребром ладони ему по глазам, по одному и другому поочередно, приговаривая: – Бил белку в глаз? Теперь сам получай! Вот так! Вот так! А то слишком зоркий.

Только когда туловище Ахтыма повисло, Гнида и Серый отпустили его руки. Но Ахтым не упал. Ничего не видя, он бросился на Дыбу. Однако тот успел поддеть его под дых.

– А-а, – вырвалось из груди Ахтыма, и он рухнул на пол.

Размазав ладонью струившуюся из виска кровь, Дыба подошел к привязанному Димке.

– А теперь займемся тобой.

После смены караула Эрудит зашел в оружейную комнату, но сдать автомат было некому – дежурный по части капитан Неводов спал пьяный на диване. Эрудит знал из собственного опыта, что в таких случаях его лучше не тревожить. Бросил автомат на стол и пошел в ленинскую комнату. Еще у двери он услышал дикий крик.

В это время Дыба одной рукой сдавливал Димке челюсти, другой засовывал ему в рот прикуренные сигареты.

– Я досыта накормлю тебя, баран, травкой. Я научу тебя уважать старших.

Ворвавшись в комнату и увидев происходящее, Эрудит потерял над собой контроль. С налета ударил Дыбу ногой в грудь и с диким ревом начал молотить его друзей, не давая им подняться. Тут Дыба очнулся и крикнул:

– Гнида, беги за подмогой!

Гнида выхватил из кармана нож и сунул в бок Эрудиту. Эрудит схватился за рану рукой, согнулся от боли, Гнида в этот момент проскочил в дверь. Серый лежал в луже крови без дви-жения. Дыба, из виска и ноздрей которого текла кровь, поднялся и кинулся на Эрудита. Эрудит, превозмогая боль, сбил его с ног и со всей злостью стал наносить удары, один за другим.

На улице послышались крики. Зажимая кровоточащую рану, он выскочил из двери, пробежал по коридору и, увидев на противоположной стороне плаца группу во главе с Гнидой, кинулся в оружейку. Поняв, в чем дело, команда Гниды разлетелась, как стреляные гильзы, в разные стороны.

В оружейке Эрудит схватил свой автомат и, не приставляя приклада к плечу, выпустил весь магазин по дверям и окнам казармы, в которой, как ему показалось, скрылась вызванная Гнидой подмога. Вдруг перед его глазами все поплыло, небо и деревья пошатнулись, и он упал на широкую бетонную дорожку, испещренную трещинами, в которые пробивалась зеленая трава, притоптанная солдатскими сапогами.

Очнулся Эрудит в госпитале. В первое мгновенье он увидел только расплывчатое лицо, потом – хлопающие, как у куклы ресницы. Над ним, чуть наклонившись, стояла молоденькая медсестра в белом халате и в накрахмаленной белой шапочке. Увидев, что раненый пришел в чувство, она улыбнулась, показав мелкие зубы, и странным голосом, как будто доносившимся из-под воды, произнесла:

– Живой.

– Что со мной? – с трудом выговорил Эрудит.

– Готовься к операции, – все так же улыбаясь, сказала она.

Более двух месяцев пролежал Эрудит в госпитале. Вернувшись в часть и увидев Димку, обрадовался, что с тем все в порядке. Рука его заживала, только по нижней губе поперек пролегли два твердых шрама от ожога сигаретами, которые лицо сделали менее привлекательным. Друг, не сдерживая своих эмоций, благодарил Эрудита за свое спасение. И рассказал, что Ахтыма Гыргенова комиссовали.

– Говорят, он ослеп.

– Как, ослеп? – спросил Эрудит. – Совсем?

– Да, – вздохнул Димка, – ослеп полностью. Дыбу тоже с переломанными ребрами отправили в госпиталь. Мне передали, будто бы он поклялся, что будет грызть землю, но найдет тебя хоть на краю света и посадит на пику.

– Ну, пусть грызет, – сказал Эрудит, – может, подавится.

Допустить огласки этого происшествия полковник Перегаров не мог. Дело было нешуточное, грозило серьезным взысканием. И только благодаря связям в верхах ему удалось все уладить – травмы пострадавших в драке были оформлены как несчастные случаи.

х х х

Возвращался из армии Эрудит весной, когда на донской земле озимые поля, как изумрудные моря, сливаются с горизонтом, когда на виноградной лозе, обласканной теплым южным солнцем, набухают сочные почки, а сады примеряют свои подвенечные наряды. Поезд, изгибающийся, словно темный уж, остановился. Эрудит спрыгнул на перрон, и чуть пошатываясь от долгого путешествия по железной дороге, направился к билетным кассам. Время, что ехал он от своей части до Ростова, еще повторялось в его висках эхом перестука вагонных колес.

Большой город спал в предутренней тишине, освещенный оранжевым светом неоновых ламп – восторженным и уютным. Гулкий, полупустой вокзал казался уставшим. Изредка подъезжали и отъезжали машины с приглушенными фарами. В неподвижном воздухе звучал приятный голос дежурной по вокзалу, которая равнодушно сообщала: «Поезд номер девятнадцать отправляется с третьей платформы. Повторяю…».

До сего момента у Эрудита было легкое, спокойное настроение, вдруг нетерпение скорее увидеть родной хутор так сильно овладело им, что он решил непременно успеть на первый автобус. Несколько билетных касс были закрыты, зато возле работающих скопились огромные очереди. Эрудит хотя и не предполагал, что ранним утром здесь может оказаться столько народа, но и не удивился этому: так было всегда, потому что билетов всем не доставалось вечно. Для него, к счастью, один отыскался. Удача Эрудита не возмутила угрюмую молчаливую толпу, как обычно происходит в таких случаях, когда кто-то берет билет без очереди. Солдату такие льготы полагаются.