Веления рока

– Сколько можно стоять? Поехали! – послышался сзади недовольный мужской голос.

– Это, наверное, какой-то убогий, откуда у него деньги? – съехидничала женщина с золотыми сережками, даже не взглянув на Дыбу.

– Ничего себе убогий, ты погляди, какая дылда. Убогие в рванье ходят, а у этого и рубашка, и штаны новые. Привыкли за чужой счет жить, – возмутился кто-то еще.

В глазах Дыбы сверкнула злоба. Он наклонился к водителю и пригрозил жестким голосом:

– Поехали, я сказал, а то уши обрежу!

Водитель пригнулся, проверил левой рукой, на месте ли гаечный ключ 29 на 32. Убедившись, что инструмент на месте, повернулся. Взгляд его был твердым.

– Рецидивист это, вот он кто, – робко проронила женщина в очках.

Как раз в это время у Дыбы произошел рецидив. Он схва– тился за живот и, выскочив из автобуса, побежал к заросшему бурьяном пригорку. Автобус дернулся и поехал. Дыба рванулся бы вдогонку, но обстоятельства вынуждали его смиренно сидеть, пригибаясь за молодыми побегами амброзии. Застонав, как раненый зверь, он заскрежетал зубами, а на осунувшемся лице выразилась беспомощная ярость. От злости сердце бешено барабанило. И тут ему вспомнилось наставление лейтенанта Утехина: «Никогда не теряйте самообладания. В критических ситуациях рождаются гениальные идеи». Пытаясь достичь душевного равновесия, он глубоким вдохом вбирал в легкие воздух и медленно выдыхал. Что же делать? Необходимо немедленно раздобыть деньги, иначе отсюда не выберешься. Придется кого-то ограбить. Но кого? В этой дыре одна нищета. Стоп! Тут есть магазин! Да, да, надо брать магазин.

х х х

Под окном магазина с открытыми деревянными ставнями, скрестив руки на груди, беседовали две женщины. Они оберну– лись, посмотрели на долговязого парня и, изучив его спину, про– должили свой разговор. Дыба перешагнул дощатые приступки и

открыл дверь. При виде незнакомца продавщица быстро заморгала. «Или ревизор, или инструктор райкома партии», – подумала она и застыла в ожидании. Дыба окинул взглядом полупустые витрины, на которых стояли батарея противотанковых бутылок с «червивкой», пирамидка из банок кильки в томатном соусе, десятка два килограммовых пачек соли, стопка сигарет «Прима» и два оббитых эмалированных лотка с ржавой соленой селедкой и килькой. На прилавке лежали деревянные счеты и стояли весы с птичьими носиками, на одной из чашечек которых покоилась килограммовая гиря. Дыба оценил обстановку, вздохнул.

– Не фонтан.

– Что вы спросили? – спросила продавщица.

– Смотрю, с продовольствием у вас тут напряг.

– Потому что ни сахара, ни конфет нет, – стала оправды– ваться продавщица. – Если на прошлой неделе я получила ящик цейлонского чая, его за два часа размели. Все только план требуют, а где я его возьму? Кому нужна эта килька, у нас в речке своего гибрида полно, бесплатно.

У Дыбы появилось сомнение в сумме наличности, он куль– турно спросил:

– Вы сможете разменять мне двадцать пять рублей?

– Я бы разменяла, – бросившись к ящику с деньгами, ска– зала она, выражая интонацией голоса полную готовность, – но у меня одна мелочь, рубля полтора, не больше.

Дыба молча уставился на продавщицу и глядел так долго и так пристально, что ей стало немного не по себе; она растерялась, не понимая, что от нее требуется, и начала суетливо перебирать руками свой застиранный фартук. Ее острое бледное лицо еще больше заострилось, а тонкие губы сжались. Помрачнев, Дыба отвернулся, подошел к окну, под которым все в той же позе стояли женщины и вели свой нескончаемый разговор. «Что ж это мне так не везет? – задался он вопросом. – А вот ей сегодня повезло». – Ты под каким созвездием родилась? – продолжая смотреть в окно, спросил он.

– Я не под созвездием, я днем родилась, под солнышком, – с робкой радостью ответила продавщица.

– На лужайке, что ли?

– Нет, не на лужайке, я на огороде родилась. Мама полола морковку, прямо на грядке и родила меня.

Дыба обозрел ее еще раз и поинтересовался:

– Звать-то тебя как?

– Зинулей. Вообще-то Зиной, но я привыкла, чтоб Зинулей звали, – ответила продавщица и покрылась румянцем. Зинуля всегда краснела при разговоре с незнакомыми людьми, особенно с парнями, потому, что была очень стеснительной девушкой. А ей так хотелось стать смелой. Устроившись работать в магазин, куда ежедневно заходили покупатели, она надеялась научиться живому общению, всякий раз старалась не поддаваться панике. Однако краска неумолимо расползалась по бледным щекам ее, даже когда она вовсе не волновалась. Недавно от нее ушел жених, предпочел ей более веселую и раскованную Ирочку Лыткину. С этого дня у Зинули началась серая, унылая жизнь. Грустная и угнетенная, она не находила себе места, и с горя решила сходить к местной гадалке, узнать свое будущее. Та раскинула карты и предсказала, что вот-вот явится ее суженый – из казенного дома, высокий и богатый. «Это он», – не колеблясь, уверилась девушка.

– Вот что, Зинуля, ты одолжишь мне пачку сигарет? У меня деньги только крупные, – прогнусавил предполагаемый кавалер.

Зинуля затревожилась. «Он точно какой-то начальник, хочет проверить, даю я в долг продукты или нет?»

– Нет, не могу, – с достоинством проговорила она, – у нас строгая отчетность, я никому ничего в долг не даю.

«Вот сучка», – про себя выругался Дыба. Ему захотелось вмазать ей по противной крысиной роже, но он сдержался.

– А вообще-то в таких случаях положено сначала предъявлять свои документы, – дрогнувшим голосом пролепетала она.

– Но ты даешь! И как это пришло тебе в голову? Какие до– кументы могут быть у бандита! – усмехнулся Дыба и пожал плечами. На секунду Зинуля замерла, а потом, сжав губы, прыс– нула и прикрыла рот ладонью. – Значит, в огороде, говоришь, родилась, – пронаблюдав за Зинулиной экспрессией и думая о чем-то другом, уточнил Дыба.

– Ага, в огороде.

Дыба хотел сказать, что поэтому и похожа на чучело огородное, но не сказал, повернулся и вышел из магазина. Зинуля выждала несколько секунд и подбежала к окну: Какой интересный! И разговорчивый такой. А высокий-то, прямо выше человеческого роста, сразу видно – городской. И главное – молодой, а уже начальник. Правда, глаза у него выпученные. Но это не страшно. Лишь бы человек был хороший. И шутник опять же. Она забежала за прилавок, достала из-под прилавка зеркальце, кокетливо поворачивая голову, рассмотрела себя и справа, и слева. Ей показалось, что она произвела на него эффект, не случайно же он спросил, как ее зовут. Наверное, хотел познакомиться? «А я, как дура, не догадалась. Надо было тоже спросить». Она не могла знать с точностью, понравилась ему или нет, но поняла, что сама действительно полюбила. И стала обдумывать, как подготовиться к очень значимому в её жизни событию. «Пойду в клуб в новом платье и причесон сварганю, – решила она. – Вдруг он останется в хуторе с ночевкой. Постараюсь быть посмелее, нашим-то парням скромные девки не нужны, а городским тем более разбитные нравятся».

х х х

Сквернее настроения, чем теперь, у Дыбы не было никогда. Оставалось только одно: найти свои деньги. Ускоряя шаг, он направился обратно к дому Эрудита. Тут его взгляд привлек стоявший под тополем зеленый «Москвич». Улица была без– людной. «Это тоже вариант», – решил Дыба. Осмотревшись по сторонам, подошел к легковушке, дернул дверцу – она приоткрылась. Перемкнуть провода – дело нескольких секунд. Он пригнулся, чтобы нырнуть в машину.

– Что, мил человек, подъехать куда-то желаете?

Дыба вскинул голову – на высоком крыльце стоял толстяк, поглаживая руками свой живот. Его добродушное разрумянив– шееся лицо свидетельствовало о том, что он только что сытно позавтракал. На левой щеке толстяка, под самым глазом белел свеженький пластырь. Жора, таким было имя у толстяка, работал сторожем на ферме. Поутру, возвращаясь с дежурства, он повстречался с Митькой Дятловым, который, как обычно, в это время был уже навеселе.

– Куда ты катишься, колобок, ёклмн? – радостно прокричал тот Жоре. – Иди сюда, побазарим!