Последняя милость

Нечего говорить… вернее, сказать можно только одно. Вся жизнь — следование чужим желаниям и пренебрежение своими. Что не приносило счастья. А значит, навязано было не иначе как врагами.

Но теперь! Когда глаза Равенны открылись…

Развернувшись, волшебница сверкнула глазами, окинув могучего самца, стоявшего неподалеку, взглядом голодным и безумным. Провела языком по губам. И одновременно, вскинув обе руки со скрюченными пальцами, резким движением разметала волосы.

— Равенна?.. — недоуменно пробормотал Сиградд, глядя, как она непривычной, по-кошачьи плавной поступью подходит к нему. Почти вплотную.

— Ты мне враг? — голосом непривычно глубоким и грубоватым осведомилась Равенна, проведя пальцем по груди варвара, затем по открытой шее.

— Не… понимаю, — только и смог сказать Сиградд.

Впервые в жизни, наверное, он слукавил. Хотя бы частично. Потому что прекрасно понимал — да даже мальчишка бы понял — чего именно захотелось вдруг его спутнице. Непонятна ему была разве что причина произошедшей с Равенной столь резкой перемены. Она пугала его… да-да, пугала воителя, привыкшего даже смерть воспринимать как просто открывшуюся дверь в лучший мир.

Кроме того, хоть и наслушался еще в прежней жизни Сиградд рассказов от сородичей, о том, кто и над сколькими женщинами надругался при очередном набеге, хоть и бывал даже свидетелем таких надругательств — но сам ни разу не принимал в этом участия. И вообще считал себя однолюбом. Продолжал любить Луту, даром, что умом понимал: больше им ни в жизнь не встретиться.

То была вторая причина, по которой варвар не мог уступить внезапному порыву Равенны.

— Ты мне враг? — вновь вопрошала волшебница, — тоже заставишь меня… отказаться от моих желаний?

Но тут и третья причина подоспела, откуда не ждали.

— Остановитесь! — разорвал душный воздух пещеры голос громовой и в то же время какой-то… безжизненный. Так, наверное, могла бы разговаривать ожившая статуя.

Сверкнула молния… нет, просто вспыхнул свет — холодный, синеватый, но такой яркий, что огонь факела мерк рядом с ним.

И, озаренная синеватым светом, на камне-алтаре возникла призрачная фигура.

— Остановитесь! — проговорил призрак, и тон его резко, непривычно для живых, менялся от громового крика до едва слышного шелеста, — это все иллюзия! Морок, порожденный Скверной!

Холодное сияние растеклось от призрачной фигуры во все стороны, разгоняя темноту… и неузнаваемо меняя обстановку пещеры. Исчез камень-алтарь; каменная кладка с письменами и рисунками превращалась в обычный, природный камень, неровный и местами потрескавшийся. Да и само помещение — оно больше не было круглым. Сделавшись обычным гротом. Неправильной формы, как и подобает любому естественному образованию.

Скверна отступила — оставляя в душе и на сердце Равенны ощущение чего-то гадкого, вроде прикосновения жирных и грязных липких пальцев к лицу. Но… не сдавалась.

Вздрогнув, Равенна зачем-то обхватила себя руками. И помимо воли вспомнила учебную схватку с призраком в другой иллюзии — порожденной волшебством мастера Бренна. Вспомнила про заклинание «Развоплощения», о котором говорил ее наставник. А следом подумала, что если прибегнуть к этому заклинанию («как же я забыла, дура!»), то дух некроманта уберется прочь из мира живых. А значит, ничего искать не придется.

Вскинув руки в направлении Лира, Равенна скороговоркой произнесла заклинание «Развоплощения»… и едва не взвыла от досады, когда растаявший призрак миг спустя появился вновь.

— Думаешь, я не знаю этого заклинания? — в призрачном, обычно лишенном интонаций голосе теперь послышалась обида, — «Развоплощение» — чары ведь и для некромантов не бесполезны. Ты не знала? Так вот, я уже убедился и… прошу прощения, что не предупредил: «Развоплощение» здесь не поможет. Не трать время и силы.

Но и то, что заклинание не сработало, было лишь полбеды. Вдобавок, при попытке развоплотить Лира защита от Скверны, поставленная им, оказалась снята. И адская сущность вновь перешла в наступление. Причем атаковала уже не столь осторожно.

С ужасом дрожащая, чувствовавшая себя отравленной, Равенна видела, как откуда-то сверху хлынули потоки чего-то темного… разумеется, это была кровь. Целое море крови, которое сперва затопило земляной пол грота, затем стремительно поднялось и стало по щиколотку волшебнице, по колено, по пояс…

Оставались считанные мгновения до того, как Равенна окажется по горло в крови. А затем полностью скроется в кровавой пучине, захлебнется.

Сиградду осталось только одно — что, собственно, он и сделал. Подхватив истошно заверещавшую, с безумными глазами, Равенну, он забросил ее на плечо. И с волшебницей, барахтавшейся, как утопающая, что было сил, бросился прочь. К маячившему в темной дали светлому пятнышку выхода из пещеры.

Так состоялась первая схватка между Скверной, пленившей некроманта Лира, и посланцами мастера Бренна. Состоялась — и для последних закончилась поражением.

7

— Ну что? Как сказал бы Де… то есть, Мастер Бренн, подведем итоги, — на правах самого говорливого обратился к соратникам Освальд.

Состоялся этот разговор пару дней спустя. Когда все четверо собрались за столом в обеденном зале ближайшего из трактиров, который не был заброшен.

— Итак, попытка разгадать, что за чары держат бедолагу Лира… и вообще хоть что-то узнать о культе, которому было посвящено пещерное капище — не удалась. Вдобавок, с нашей стороны есть потери… и хорошо, хоть не людские. Я про твой амулет для защиты от Скверны.

Последняя фраза предназначалась уже лично Равенне.

— Все равно он не больно-то меня защитил, — сухо и с какой-то неприязненной небрежностью сказала волшебница.

Прикосновение Скверны не прошло для нее даром. Когда Сиградд вынес Равенну из пещеры, волшебница совершенно лишилась чувств и в сознание худо-бедно вернулась только, полежав с часок на траве лесной поляны.

Но и очнувшись, Равенна с трудом соображала — точно с тяжелого похмелья. И еле переставляла ноги. Отчего путь из леса и до ближайшего заведения, способного приютить усталых прохожих, она смогла преодолеть, разве что опершись на плечо спутника-варвара. И это в лучшем случае. В худшем (когда сил идти у Равенны уже не осталось), Сиградду пришлось нести ее на руках.

Остаток дня, потраченного на безуспешную вылазку к лесной пещере, а потом и весь следующий день волшебница отлеживалась в комнате трактира. И не утруждала себя даже тем, чтобы спуститься в обеденный зал — еду ей приносили заботливые соратники.

Но все плохое имеет свойство заканчиваться. И теперь, по крайней мере, у Равенны хватило сил покинуть выделенную ей комнату, спуститься по скрипучей деревянной лестнице и сесть за стол в обеденном зале. Но вид волшебница все равно имела далеко не цветущий: бледное лицо, темные, похожие на синяки, круги под глазами; неряшливая, сделанная явно наспех, прическа. В ней, наверное, даже успела появиться первая пара-тройка седых волосков.

Голос Равенны звучал теперь негромко, как-то неохотно, и бесцветно — почти как у призрака некроманта. А главное: не было в глазах волшебницы прежнего блеска, что появился у нее после спасения от костра инквизиции, после знакомства с мастером Бренном и прикосновения к знаниям, недоступным для простых смертных. К знаниям… и к могуществу, которое они давали.

В свое время именно этот блеск не оставил равнодушным Освальда. Тогда, при первом знакомстве, в день, который мог бы стать для этого бродяги и вора последним. Но не стал — опять же не без участия Равенны.

— Странно, что в замке амулеты сработали как надо, — подал голос сэр Андерс, — я, конечно, мало что понимаю в Скверне и прочих дьявольских каверзах… но, наверное, в Веллесхайме, где поселился целый демон, этой дряни было не меньше, чем осталось в древней пещере после жертвоприношений… пусть даже многочисленных.

— Я думаю, дело в том, что в Веллесхайме мы восприняли Скверну… правильно, — пояснила Равенна, — как чистое зло, от которого лучше держаться подальше, на которое не стоит ни тратить времени, ни обращать внимания. Спешили уничтожить источник этой напасти и не давали Скверне возможности атаковать нас в ответ.