Зона отчуждения

– Вот ведь дрянь. Апчхи, – Фёдор всё-таки не удержался, нос забило пылью. – И что же с тобой делать? – он забарабанил пальцами по кирпичу стены.

– Ну… Подобраться можно, – предложил один из монахов. – В трапезной столы из толстых досок. И широкие. Сюда притащим, закроемся как щитом. Вот только пока эту дрянь перерубишь… А руки-то выставлять придётся.

Фёдор ещё раз посмотрел на лозу, потом на небо – солнце уже коснулось горизонта нижним краем. Опять потёр виски и с приятным удивлением понял, что стресс выгнал всю головную боль.

– И что же с тобой делать? – Фёдор начал думать вслух. – Бензином плеснуть? Полыхнёт так, ничем не потушим… Точно!

В крови заплескался азарт, словно ему опять тринадцать. Да ещё ни с того ни с сего дозволили совершить запрещённую шалость, и в промышленных масштабах. Из какого-то озорства Фёдор взял лежавший на полу камушек – откололся кусочек кирпича, кинул его в лозу. Та опять зашипела, плюнула и сбила камушек на лету.

– Шипи-шипи. А мы тебя огнетушителем. Есть ведь?

– Ну, есть. И пенные, и углекислота, и порошковые. Хоть и на отшибе жили, пожарники каждый квартал наведывались.

– Не, порошковых нам не надо. А вот остальное несём. Посмотрим, как и что эта дрянь через пену и углекислоту почувствует. Если раньше не сдохнет.

Когда все четверо уже спустились со стены, к ним подбежала компания из четырёх мальчишек и двух девчонок лет десяти – двенадцати. Выдвинули вперёд Петра – его же как бы назначили ответственным. Пацан вытянулся перед командиром, только честь не отдал. И принялся отчитываться:

– Докладываю. Обошли весь периметр. В трёх местах обнаружили странные побеги, которые тянутся из земли по внешней стене вверх.

Фёдор посмотрел на монахов:

– Без меня справитесь?

– Справимся, Фёдор Иванович.

– Хорошо. А вы пошли со мной. Похулиганим немного.

Фёдор хлопнул рукой по карману брюк. Привязанная изнутри в кармане связка ключей от складов была на месте. С самого начала решили, что все запасы будут строго контролироваться и ключи будут только у четверых – Фёдора, настоятеля, отца Василия и келаря. Ключи на время могли передаваться какому-нибудь человеку, он же был обязан их вернуть. Всё остальное время ключи находились при хозяине. Сейчас это экономило время.

Нужный склад отыскался не сразу. Только с третьей попытки, судя по маркировке «беречь от огня» на ящиках в штабеле, нашлось то, что нужно. С помощью подростков – Фёдор с одной стороны, остальные с другой – один из ящиков выволокли на улицу. Догадливый Пётр притащил откуда-то гвоздодёр. Фёдор усмехнулся и нежно погладил изгиб хорошо знакомой железки, не обращая внимания на округлившиеся глаза ребятни. Тот самый, спасший его в бою. Обронил, когда прибежал и увидел сидевшую на земле дочь. И вот гвоздодёр его снова выручает.

– Так. Ты, Пётр, у нас глазастый. Возьми кого-нибудь, и поищите упаковки сухого горючего, – Фёдор отстегнул ещё один ключ. – Они вот в этом сарае должны быть.

Мальчишка кивнул, вместе с приятелем и смуглой черноволосой девочкой нырнули открывать замок и рыться в коробках. Фёдор тем временем поддел сплющенным концом гвоздодёра одну из прибитых крест-накрест досок, затем вторую, сорвал крышку. И довольно показал кулак с поднятым большим пальцем. Именно то, что нужно. Баллончики аэрозоля от насекомых.

– В общем, – весело жестикулируя, рассказывал Фёдор на следующий день настоятелю игумену Иллариону и отцу Василию, – вспомнил я хулиганское детство. Как мы такие же баллончики в костёр кидали или поджигали. А тут увязали несколько штук, на проволоке спустили. Запал из сухого горючего и смоченных в бензине тряпок. И ба-а-бах. Главное – рассчитать, чтобы нагрелось и загорелось уже за стеной, а не в руках. Ну, на это, – он покрутил в воздухе рукой, – тоже опыт имеется.

Фёдор рубанул воздух ладонью.

– В общем, сначала свежие побеги разнесли вдребезги. А когда самую большую порубили и отцепили, её тоже закидали. В ошмётки. Там знаете, пацан такой? Веснушчатый, волосы румяным золотом. Петром зовут.

Отец Василий кивнул.

– Я под его начало отдал с десяток человек из молодёжи. Пусть несколько раз в день обходят стену и смотрят. Если эта пакость опять расти начнёт, сразу же уничтожим.

Двое остальных одобрительно закивали, отец Василий улыбнулся:

– Идея хорошая. А то у нас всего три гранаты осталось.

Игумен добавил:

– Можно ещё катапульту соорудить. Я в миру историком был, даже кандидатскую по античности защитил. Память, конечно, не та уже, но конструкцию вспомню. Сделаем, и остальных зверюг маленько отгоним. А то совсем обнаглели, сегодня ночью прямо у ворот выли.

Илларион тоже говорил бодрым, деловым тоном. Мол, всё хорошо… Если присмотреться, у всех троих в глазах стояла тревога, лица почернели от бессонной ночи. Заставить себя уснуть они так и не смогли, да и сейчас сидели на лавочке возле жилого корпуса. Вчера погибло двадцать два человека, из них пятеро детей. И ещё почти пятьдесят ранены, причём больше половины лежачие. Двенадцать человек в тяжёлом состоянии, а из врачей – только Лида. Да ещё двое монахов до пострига один работал санитаром на скорой, а второй медбратом в больнице. Неожиданно среди медперсонала оказалась и Вика. Её школа считалась престижной, директриса старалась выискивать лучших учителей по любому предмету. Поэтому даже такое никому вроде не нужное ОБЖ пригласили вести преподавателей из медицинского колледжа. А те, честно отрабатывая зарплату, гоняли школьников до седьмого пота. Словно перед ними очередные студенты-медики… И об этом Фёдор сейчас жалел. После вчерашнего стресса хорошо бы дочери прийти в себя, а не смотреть на боль и крики раненых. Вот только нельзя. И грамотного медперсонала не хватает… И никогда он не решится признаться дочери, что в медпункт он засунул Вику как раз, чтобы у неё даже мысли не возникло поучаствовать в зачистке монастыря после боя.

Дверь громко хлопнула о стену, на крыльцо, щурясь от света, вышла Лида. Девушка всем весом опёрлась на перила, так что хлипкая конструкция громко заскрипела. Затем присела и начала гладить сидевшего тут же на крыльце Барсика. Кот обычно никому кроме хозяйки не давался, но сейчас проникся важностью момента. Даже закрыл глаза и замурчал, демонстрируя – я не против, и мне нравится. Мужчины всё это время молчали, только встали со скамейки. Слишком уж плохо выглядела врач. Под глазами залегли чёрные тени, щёки запали. Всегда ходившая лёгкой, танцующей походкой, сейчас Лида шаркала, будто древняя старуха. Первый раз на памяти Фёдора девушка не улыбалась. Хотя всегда что бы ни случилось – грусти не показывала.

Наконец, наигравшись с котом и чуть отдышавшись на свежем воздухе, Лида уже твёрдой походкой подошла к остальным. И тут ноги опять подкосились, она села на скамейку, опёрлась спиной о стену. Смахнула ладонью с доски невидимую грязь. И бесцветным, механическим голосом заговорила: