Страница 8 из 25
— Цоб-цоб-цоб-цобе! — подгоняли их ребята.
Повозка жалась к отвесному скату холма, чтобы не сорваться в пропасть. Холмы, точно громадные волны, ходили по небу. Из пропасти тянулись к свету деревья, порою она совсем скрывалась под густою завесой листвы; в глубине пропасти было совсем темно.
По сухим камням шоссе скользнула большая змея. Парень, отшвырнув хворостину, бросился наземь и разом схватил змею за хвост. Змея стала извиваться жгутом, свиваться в кольца, распрямляться, точно пружина, блестя зеленою, сероватою чешуей.
— Змея! Ужалит! — ахнули все.
— Эта не жалит. Это — глухарь, он только давит. Видишь, какой жилистый, точно плетка. Поймает мышь там, или птичку, сдавит кольцами и готово.
Мишка Волдырь перекинул матрац на левое плечо и тронул глухаря пальцем.
— Вьется-то как!
Он боязливо взял его в руку.
— Ишь, сильный! Даже удержать трудно!
Вот он, совхоз. Распахиваются красные деревянные ворота, и повозка, скрипя, въезжает в длинную аллею, по бокам которой в две гордых шеренги стоят кипарисы, стройные, как тополя. Вот дом, двухэтажный, с большим крытым балконом. На балкон ведет лестница с деревянными перилами, ступеней в пятнадцать. Перед домом площадка, а впереди нее — обрыв и хрустальный, звонкий ручей.
Ребята тащат вещи из повозки в дом.
А внизу, за двадцатью поворотами шоссе, у полотна, на груде вещей сидит дядя Сережа и маленькая Нюшка Созырева. Они ждут, пока снова вернутся волы. Нюшка Созырева щурит веселые глазки и спрашивает:
— Дядя Сережа, почему здесь все камни лепешкою? Они растапываются, а, дядя Сережа?
XIII. Вверх по ручью
Чуть свет Шурка Фролов вскочил с матраца, который лежал прямо на полу, потянулся и стал будить Мишку Волдыря. Он подергал его за руку, поднял и посадил; но это не помогло, — голова у мальчонки свисла, он что-то буркнул, но не проснулся. Тогда Шурка взял с окна кружку воды и плеснул Волдырю в лицо. Тот сразу прочухался.
— Идем на ручей, посмотрим, как ловится рыба.
— А у тебя крючки есть?
— А то нету?
Он гордо вытащил из-за пазухи пучок веревки и пробку, утыканную крючками.
— Идем скорей.
Проснулся Ерзунов.
— Ребя, и я с вами!
— Ладно, только живо.
Огольцы потихоньку спустились по скрипучей лестнице вниз, — мальчишек уложили наверху, внизу — девочек, — вытащили болт из дверей и припустили к ручью.
— Мне вчера Цоб-Цобе говорил, что у этого ручья нет начала, сказал Ерзунов. — Говорят, сколько вверх не иди, все течет и течет.
— Говорят, кур доят, — ответил Шурка, прикусывая узел на леске, чтобы крепче держался крючок.
Ребята сидели на камне у ручья и готовили снасти.
— А на что мы ловить будем? — спросил Мишка Волдырь.
— На мясо.
— А где ты мясо возьмешь?
— Где возьму! У меня уже есть.
— Да ну! Откуда?
— Э, брат, я уж захочу, так захочу. Я меткач рыбу ловить.
Шурка раскрыл кулак, — на ладони лежал почерневший желвачок мяса.
— Я его еще из Москвы берегу!
— Так оно ж завонялось!
— Ну, и что ж. Лучше рыба пойдет.
Покуда можно было, ребята шли посуху. Колючие прутья держи-дерева — ежевики, то и дело хватали их за ноги, за штаны, за рубахи.
Вода подошла под самые корпи кустов.
— Скидай сапоги, ребята!
Мелкая рыбешка шныряла под ногами.
— Сядем тут, — сказал Шурка, увидав местечко поглубже.
Солнце жарило все сильней.
— Я сымаю рубаху, — решительно сказал Мишка Волдырь, и разделся.
Шурка и Ерзунов тоже остались в одних трусиках.
Сидят ребята полчаса, час, — ничего.
— Клевать клюет, да рыбешка мала — ей крючка не проглотить, — говорит Шурка. Он даже помутнел весь.
— Тут сетка нужна, — решил Волдырь.
Раз, два — рукава рубашки завязаны узлом, ворот стянут бечевкой.
Мишка Волдырь взялся зубами за один край, другой завел в воду.
— Вон она сидит, вон она! — крикнул Шурка.
— Есть! — Мишка выкинул на берег не то рыбку, не то червяка — в полпальца длиной.
— Так у нас живо пойдет. И уха же будет!
Дело пошло в шесть рук.
— Есть!
— У меня сразу две!
Ушла, проклятая!
— Эх!
— Вон, вон, вон — туда заводи! Да скорей, скорей, удерет!
— Их, мамаша, толстенькая-то какая!
— Мы, знаешь, ее с тобою на пару поделим, — ладно? Тебе полпуда мяса будет, и мне полпудика, — зубоскалит Шурка Фролов.
Солнце жжет все жесточе и жесточе.
— Там, поди, уже пообедали, — говорит Ерзунов.
— Какой там! Еще, верно, и не почайпили!
— Гляди, там сразу четыре рыбешки под камнем сидят!
— Где, где?
— Вон, там.
— Чур, мне по первому ловить!
— Ну, и жарища же здесь, на ихнем Кавказе! Как в бане!
Мишка Волдырь отскочил от берега.
— Змея!
— Где?
Камни градом посыпались в траву. Серая змейка с белым брюшком и желтыми пятнышками на головке скрючилась и перестала шевелиться.
— Готово!
— Это, верно, медянка и есть!
— Она ко мне подбиралась, да? У, гад ползучий!
После этого рыба уже как-то не ловилась.
— Есть охота, — сказал Мишка Волдырь.
— И то ведь. Идем домой, — там, небось, работают.
— Дай-ко картуз, — протянул Шурка руку к: Волдырю, — Так это всего-то мы наловили? Только всего? — сказал он, потряхивая картуз с рыбешкой.
— А ты что думал? Тут песок, а не рыба, — ответил тот.
Пошли домой. Обуваться не стали, — и без того было жарко.
Волдырю надоело нести картуз.
— Возьми ты, Ерзунов, понеси.
— У меня змея.
Он нес змейку домой — похвалиться добычей.
— Ну, ты, Щурка, возьми.
Шурка понес немного, потом сказал:
— Из нее ухи все равно не сваришь. Бросим ее к черту.
И не дожидаясь, пока ребята ответят, вывернул картуз в воду. Рыбешка, перекатываясь в воде, блеснула белыми брюшками.
— А все-таки здорово жжет плечи, — сказал Шурка.
— Батюшки, да какой же ты красный! — ахнул Ерзунов.
И правда, у Шурки спина была малиновой.
— У рыжих всегда тонкая кожа, — сказал Волдырь, выпрыгивая из воды на сухой камень.
— Я те дам тонкую кожу! — пригрозил кулаком Фролов.
Когда ребята пришли домой, уже начинало темнеть.
Павлик, член комитета, который распределял работу, напустился на ребят.
— Мы здесь с ног сбились, а вам гулянка! — Ты хоть, Ерзунов, постыдился бы. Пионер!
Рыболовы смутились. Кругом кипела работа. Девочки мыли полы, зашивали продравшиеся матрацы, а для тех кому не хватало матрацев, насыпали и зашивали сенники. Мальчики возились со щитами. Кóзел было делать некогда, да и не из чего, так что они просто отпиливали от дубовых бревен чурбаки, разбивали каждый чурбак надвое и приколачивали крепко к щитам. Шурка, Мишка Волдырь и Ерзунов стоя проглотили суп и кашу и принялись нагонять работу. Шурка пошел к щитам, тезки — на кухню: помогать тете Фене.
— Мы еще больше твоего сделаем! — быстро водя пилой, говорил Павлику встрепанный, красный, как рак, Шурка.
Но у него нещадно болела спина. Ему казалось, что у него между лопаток содрана вся кожа. Он лихорадочно колотил обухом по широким шляпкам гвоздей, вгоняя их в твердые, дубовые чурбаки. Выручила его темнота. Щиты были готовы, за другую работу приниматься было поздно. Чуть не плача от боли, он втащил наверх одну за другой три койки и свалился без сил.
Змея, которую принес Мишка Ерзунов, оказалась простым ужом.
XIV. Собрание
На следующее утро было назначено собрание, — нужно было решить ряд очень важных вопросов. Но ребята собрались на балконе с карманами, полными шишечек кипариса, и подняли перестрелку.