Страница 3 из 6
А ещё я помню, как ему прямо на уроке стало плохо – случился приступ аппендицита, и как я орал на всю школу, чтобы срочно вызвали «скорую помощь» иначе он умрёт, и тащил его бледного, потерявшего сознание со второго этаже на первый.
Помню, как он, снова без спроса, вторгся в мою комнату. Как остолбенел от картины, которую я рисовал, – ««Союз»-«Аполлон»». Как он зачарованно её разглядывал. А затем – в каком ещё большем восторге он был от радиоприёмника «VEF». Я познакомил его с западными передачами о поп– и рок-музыке. Поздними вечерами вместе с ним мы слушали «Голос Америки» и Би-Би-Си. Я научил его отличать Боя Джорджа от «Бон Джови». Уверен, именно мой радиоприёмник пробудил в нём страсть к радиотехнике. Совсем скоро он стал посещать радиотехнический кружок на Станции юных техников.
Помню также, как он установил огромную радиоантенну на крыше того нового пятиэтажного дома, куда их семья переехала. Помню, как он заделался радиолюбителем и, выучив английский язык, начал общаться с радиолюбителями всего мира. Я тоже хотел заняться радиотехникой, но у меня ничего не вышло. Мне были неизвестны те секреты, которые знал он. Зато мне стали известны секреты, как прыгать с парашютом. И я неоднократно прыгал с вышки, стоящей у здания ДОСААФ.
По окончании школы я поступил в лётное училище, но в итоге так космонавтом и не стал. А он поступил в радиотехнический институт и, в конце концов, стал космонавтом.
5
– Скрыть ЧП практически не удастся, – сказал министр, разливая остатки «зелёного змия» по стаканам, – счёт идёт на часы. В скобках замечу, что ежели бы не иностранная подданная, то ещё что-то можно было бы сделать. А так… Завтра… – Он посмотрел на наручные часы. – Нет, уже сегодня они должны отстыковаться и лыжи на Землю навострить. Но они не отстыкуются. И тогда ЧП вылезет наружу. И дойдёт до президента. А президент нас с тобой по головке не погладит. Ох, как не погладит. – Министр криво усмехнулся, показав мне свою золотую коронку. – В «старые добрые времена» нам бы, наверное, за такой прокол деревянные бушлаты выдали. Но нынче эпоха другая: демократия, толерантность и вседозволенность, а посему постараемся выкрутиться. Твоё здоровье… – Мы опорожнили стаканы. Лицо министра из красного превратилось в пунцовое. Он теперь рассматривал меня с интересом, словно диковинку. Министр хрустнул солёным огурцом и продолжил: – Если он на связь выйдет, но снова, несмотря на твои уговоры, откажется подчиняться, то пошлём корабль и насильно его заберём, а масс-медиа скажем, что человек заболел физическим недомоганием. Главное, чтобы он ничего плохого с женщинами не сделал. Если он на связь больше не выйдет, всё то же самое – посылаем корабль с крепкими ребятами. Должны, должны выкрутиться. – Министр наколол на вилку две маслины, отправил в рот. Зубы у него были черны от курева. – Что? А если он заблокирует все люки на стыковочных узлах станции? Ну, тогда автогеном придётся дырку резать. …Чего ты ржёшь, как лошадь Пржевальского? Ну не автогеном, чем-то другим. Мне по статусу не положено в автогенах разбираться. Моя задача, чтобы нас с тобой автогеном не порезали. Так-то вот. Что? А если он девок изнасиловал и прикончил? Тогда это, брат, криминал в чистом виде. Серьёзное дело. Сумасшедшим, как ты говорил, его объявим и в дурку определим на пожизненный срок. Без права на интервью. А как иначе? Убивать нельзя, даже если ты и обиделся, что твой лучший друг с женою твоей спит. Зачем же невинных людей жизни лишать? Ты лучше вернись и здесь разборки устраивай. Правильно я говорю? – Министр пододвинул ко мне банку шпрот. – Доедай да спать пойдём. Утро вечера мудренее. Утром будем с тобой кумекать, как нам себя дальше вести. На свежую голову. Действуя по обстановке. Давай доедай. – Министр сунул руку во внутренний карман пиджака, достал пачку «Marlboro», вынул сигарету, размял её и, глядя на меня с ехидцей, спросил: – Как она в постели? Хорошо ублажает? Да? – И тут зазвонили сразу все телефоны, стоящие на его дубовом столе.
6
Хотя моя секретарша носила имя Лора, на самом деле за глаза я звал её Дорой. Сто килограммов живого веса, метр восемьдесят – рост, причёска а-ля атомный взрыв, длинный нос, юношеские усики над полной губой, волосатые бочкообразные ноги. (Вопрос: что может быть страшнее, чем женщина с волосатыми ногами? Ответ: женщина с волосатой грудью!) Плюс Лора кашляла так своим хриплым надтреснутым голосом, будто выстреливала из себя снаряды. Ну чем не знаменитая крупнокалиберная дальнобойная пушка «Дора», сделанная в фашистской Германии? Ассоциация напрашивалась прямая. Несмотря на то, что Дора, как женщина, была малопривлекательной, во всяком случае, для меня, ценил я её выше всех моих сотрудников. Она была надёжная, верная, исполнительная, как никто другой из персонала ЦУПа.
Вот и сегодня она была подле меня и отпаивала кофе, возвращая своего шефа к жизни после длительных графинных возлияний в кабинете министра, и одновременно снабжала мою больную головушку свежеполученной информацией. Когда только успела её подготовить? Информация представляла собой распечатанный на листе бумаги текст. Текст был неприятный. Словно кто-то водил иголкой по стеклу. Текст вызывал тревогу.
«По имеющимся сведениям, русская космическая программа дала очередной сбой. Видимо, опять возникли неполадки с бортовым компьютером орбитального комплекса. Иначе чем объяснить то обстоятельство, что возвращение экспедиции отложено на неопределённое время. Европейское космическое агентство уже официально обратилось в «Роскосмос», чтобы там прокомментировали, чем на самом деле вызвана нынешняя задержка. Как только мы получим какие-то подробности о случившемся, наши читатели будут о них проинформированы. Хотелось бы напомнить российским чиновникам, что времена сокрытия от мировой общественности чрезвычайных происшествий закончились с развалом Советского Союза», – сообщала английская «Times».
Лягушатники тоже кое-что разнюхали: «Источник, близкий к Центру управления полётами русских, поделился с корреспондентом «Le Monde» своей озабоченностью относительно не состоявшегося в расчётное время отделения корабля «Soyuz» от международной орбитальной станции с целью возвращения на Землю. Источник обеспокоен фактом неопределённости срока будущей отстыковки. Предположение, что неисправности могли возникнуть из-за сбоя компьютерных программ корабля и станции, источник называет маловероятным. По его словам, причина может быть во взаимоотношениях между ЦУПом и экипажем. Источник намекает, что эти взаимоотношения, скорее всего, обострились из-за проблем, связанных с финансированием экспедиции».
А писаки из «Зюддойче Цайтунг» подобрались совсем близко. Немцы есть немцы. «Новый мировой рекорд непрерывного пребывания человека в состоянии невесомости (1118 суток!), кажется, сыграл с российским астронавтом злую шутку. Похоже, что триумфальное возвращение героя (под звуки фанфар!) будет омрачено его неважным самочувствием. Если столь долгие полёты в космос отрицательно сказываются на здоровье испытателей, то, естественно, напрашивается вопрос, а состоится ли теперь вообще запланированная миссия на Марс? Тем не менее, пожелаем рекордсмену мягкой посадки и скорейшего появления перед журналистами в отличной физической форме, дабы развеять все имеющиеся негативные подозрения в обратном».
«И это ещё Америка не проснулась. Те, наверняка, мёртвой хваткой вцепятся. «Акулы пера», мать их за ногу, – подумал я, прочитав распечатку. – Начальник безопасности прокололся. Сто процентов. Что это за «источник, близкий к ЦУПу»? Менять начальника надо».
Я отхлебнул кофе и позвонил Доре. Приказал: «Через полчаса собирай руководителей отделов на совещание».
А мне позвонил министр. Мрачно пропыхтел:
– На связь он так и не вышел?
– Не вышел, – скупо ответил я.
– А что это за история с невключением его в состав экспедиции на Марс?
Я тяжело вздохнул и попытался объяснить: