Диктатура адмирала Небогатова

– Ваше превосходительство, а ведь после этого дела вас могут забрать с флота. А что, – сделают наказным атаманом всех казачьих войск империи, пока наследник подрастает, шашку вместо кортика высочайше пожалуют. И вперёд, на штурм Тауэра…

– Боже упаси, Николай Михайлович, – расхохотался вице-адмирал, после известия об уходе эскадры Того в Гензан пребывавший в превосходнейшем настроении, – какой из меня наездник, разве что из брички шашкой махать. Нет, наше дело флотское. Коль уж так подфартило, что два из четырёх японских броненосца пусть на короткое время, но выведены из строя, надо зафиксировать превосходство русского флота здесь и сейчас. Сами понимаете, чего ждут от нас в Питере.

– Конечно, понимаю, потому и Семёнова отрядили командовать на берегу, – Бухвостов указал на кавторанга, распоряжающегося уже в катере.

– Да, думаю Владимира Ивановича с докладом императору направить, он свои соображения по десантированию изложил в записке, сейчас с учётом опыта высадки доработает, огрехи и ошибки покажет. На государя это произведёт должное впечатление.

– А следом произойдёт награждение и досрочное производство в капитаны первого ранга, – понятливо подхватил контр-адмирал.

– Очень на это надеюсь, тем более по совокупности заслуг Семёнов следующий чин заработал…

Пока два адмирала с мостика флагмана наблюдали за устремившимися к японскому берегу катерами, с «Громобоя», используя прекрасную погоду, споро перекидывали уголь на обступившие крейсер шлюпки «Апраксина» и «Сенявина».

Брусилов, как и Бухвостов, став только что адмиралом от «своего» корабля еще не отвык и еле сдерживался, дабы по старой памяти не начать командовать, нанеся смертельную обиду своему же старшему офицеру, поднявшемуся «по служебной лестнице-цепочке» до командира грозного и знаменитого на весь мир крейсера.

Потому Лев Алексеевич предпочитал «отсиживаться» в «адмиральской» каюте или в радиорубке, ругая себя за желание выйти в море и непременно на «Громобое», уже и «не своём».

Но приказ Небогатова – «перекинуть» максимально возможное количество угля на броненосцы береговой обороны и «Камчатку», пока происходит десантная демонстрация, отвлёк контр-адмирала от увлекательной «радиопереписки» с Ферзеном и Клапье де Колонгом. Чему изрядно порадовались связисты, подуставшие от просьб-приказов Брусилова, «отстучать» сообщение то на «Изумруд», то в Николаевск на Амуре, где новую германскую радиостанцию развернули в рекордный срок – менее чем за сутки.

Контр-адмирал давал указания по организации угольной погрузки, рассчитывал необходимое количество людей, определял очередность «насыщения» топливом ББО, – как оказалось, «Камчатка», равно как и «Терек» вполне могли дойти до Владивостока без аврала, потому часть команды со вспомогательного крейсера определили на заполнение мешков углём на «Громобое». Спецов с плавмастерской превращать в грузчиков было нецелесообразно и «самый ценный корабль флота», как его уважительно величал командующий, готовился к переходу спокойно, «без шума и пыли».

С «Александра» и «Суворова» загрохотали шестидюймовки, старательно перепахивая на мысе Сойя всё что только можно. Маяк расколотили с первых же залпов и перешли на редкий беспокоящий огонь, исключительно для ободрения десанта, чьи катера на самом малом лидировал «Буйный». Прекрасная погода и отличная видимость «вытащили» офицеров отряда с биноклями на мостики – наблюдать за историческим десантированием желали все. На время даже прекратилась угольная погрузка, пришлось Брусилову прикрикнуть на ответственных лейтенантов, те в свою очередь вызверились на унтеров, и процесс, сдобренный залихватским флотским матом, не пошёл, – помчал…

На флагмане спорили два адмирала. Бухвостов просил разрешения раздолбить портовые сооружения до основания, но Небогатов опасался зацепить жилые кварталы, что автоматически поставит русских моряков в разряд варваров и дал команду задробить стрельбу.

– Ваше превосходительство, Николай Иванович, да один чёрт япошки на обстрел всё спишут, даже те, у кого лачугу русский снаряд разворотил, потребуют возмещения из русской казны как за дворец. А нам надо испытать наши переснаряжённые снаряды в боевых условиях.

– Ваше превосходительство, Николай Михайлович, – комфлота передразнил Бухвостова, удивительно похоже подобрав интонацию, – да один чёрт где стволы расстреливать по картонным японским домикам или уж в Гнилом углу Владивостока ученья провести, и там и там условия самые что ни на есть боевые. Нет, маяк снесём и достаточно. Сколько там от мыса Сойя до Крильона – 21 миля? Вот и станет Лаперузов пролив нашими усилиями «безмаячным» до перемирия.

Десант добрался до берега без приключений, «Буйный» ухитрился подойти к берегу на два кабельтова и подстраховывал команду Семёнова. Вице-адмирал, вооружившись «дальнобойной подзорной трубой наблюдал за перемещениями десантников и досадливо выругался.

– Чёрт побери, ну куда они пошли то, сказано было – пара сотен шагов от места высадки отойти, флаг установить и сделать пару фотографий, ну куда их Владимир Иванович повёл?!

Семёнов, как будто услышал адмиральскую нотацию: скомандовал остановиться и, выслав вперёд разведчиков, лично укрепил знамя на развалинах маяка. Два мичмана с фотографическими аппаратами отбежали от массы десантников и пытались выстроить композицию. Один снимал участников десанта, а второй корабли отряда. Фото «Буйного» с Николаем Николаевичем Коломейцевым на мостике вышло особенно удачным и за месяц обошло все российские и мировые газеты. Японцев захватить не получилось – их просто не было на месте десантирования, а отходить дальше, «прошерстить» Вакканай Небогатов запретил категорически, опасаясь ненужных потерь. В итоге все два с лишним часа «топтания земли японской» заключались в позировании на фоне знамени и постановочных фото высадки и реальных погрузки обратно в катера. Знамя предусмотрительно забрали с собой, а артиллеристы с «Александра» потратили ещё два десятка шестидюймовых снарядов, прикрывая отход десанта, а больше – тренируя расчёты. «Буйный» поддержал флагман из своих «пукалок», причём стрельба миноносца по японскому берегу также была запечатлена фотолюбителями в офицерских тужурках. Снимок вышел достаточно чётким и матросы «Буйного» в очередь стояли «за карточкой» их героического корабля…

Возвращение десанта заняло более двух часов, а непосредственно вся операция длилась восемь с половиной часов. Семёнов, вернувшись на «Александр» только досадливо морщился, не отвечая на поздравления офицеров броненосца. Два адмирала уже ждали кавторанга в салоне командующего.

– Докладывайте, Владимир Иванович, что это у вас в руках, меч самурайский? Где сей трофей нашли?

– На разбитых снарядами «Александра» лодочных мостках лежал труп полицейского, я их форму хорошо запомнил, вот его служебный палаш.

– Ну, как ни крути – военная добыча. Но к делу, каково общее впечатление от экспедиции, по лица выражению вижу – обнаружили немало ляпов и недочётов.

– Позвольте по порядку, Николай Иванович, – Семёнов устало опустился на диван, взял со стола рюмку и яблоко. Бухвостова всегда занимало – почему неприметный и внешне не эффектный лейтенант, а затем и кавторанг внушал симпатии старшим по званию, будь то Макаров, Рожественский, теперь вот Небогатов. Все они необычайно были расположены к Семёнову, который совершенно не тушевался в их присутствии – вёл себя скромно, не выпячивался, но в то же время был спокоен и естественен с высоким начальством, как будто суровые адмиралы его любимые дядюшки.

– Только так и никак иначе, Владимир Иванович, начинайте с самого начала.

– Первое замечание, винтовки, даже без штыков, чрезвычайно тяжелы и громоздки, стесняют движение, мешают, так и норовят упереться в соседей. Случись нечаянные выстрелы, могли бы понести потери от своего оружия ещё на стадии погрузки в катера.

– Этот вопрос командиром дивизии морской пехоты генералом Брусиловым, старшим братом нашего Льва Алексеевича, учтён. Не зря под Владивостоком учебные десанты отрабатывались.