Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 8

То, что в семье не хватает денег, Карина поняла рано. Сначала это выражалось в маминой неспособности купить ребенку желаемые игрушки; немного позже, сравнивая себя с одноклассницами, Карина остро почувствовала разницу в материальных возможностях. В то время как Каринины подружки хвастались новыми шмотками и обсуждали каникулы за рубежом, девочка донашивала платья, исправно поставляемые выросшими из них дочками маминых подруг, и проводила каждое лето в Кратове, никак не тянувшем даже на Болгарию. Она редко принимала приглашения на детские дни рождения, чтобы избежать необходимости покупки подарка, а когда отправлялась с подружками гулять после школы, делала вид, что совершенно не голодна, глядя, как девочки покупают в ближайшей палатке чипсы и пирожки. Ситуация, конечно, расстраивала, но не это было главным. Главное, что задевало и ранило – дома не было уюта и веселья, и мама редко улыбалась, потому что не успевала этого делать.

Вот в таком тесном семейном кругу постоянно напряженных людей Карина прожила первые восемь лет своей жизни, в которой, бесспорно, случались свои маленькие радости: редкие походы в кино или театр, школьная дружба, бесплатный кружок по рисованию… Многое из того, что есть у других детей, прошло мимо: незнакомый девочке отец, который, разойдясь с женой, распространил развод и на ребенка; недоступный по причине постоянных простуд детский сад; семейные поездки на море; красивая одежда – да мало ли что могло еще быть!

Возможно, Карина так и не узнала бы о том, какой интересной и захватывающей может быть жизнь, если бы маме не встретился дядя Дима. С того момента, как он пришел к ним в дом, начался период «после». Этот этап в жизни Карины прошел под девизом «дядя Дима может все, что угодно». И это было правдой. Дядя Дима умел делать все – стоять на голове, чинить электропроводку, смешно шутить, кататься на горных лыжах (и Карину с мамой научил). Ему удалось развеселить маму и стереть с ее лица вечно напряженное и озабоченное выражение. Они переехали в новую квартиру, сами делали ремонт, и это было так весело, так увлекательно! Карина вместе с мамой и дядей Димой клеила обои, размешивала краску для стен, носилась по дому с разными поручениями – подержать, подать, принести – и была совершенно счастлива. Абсолютное и безоговорочное счастье в лице этого большого человека с широкой добродушной улыбкой свалилось на нее внезапно и, как казалось, совершенно незаслуженно. А больше всего она была благодарна дяде Диме за то, что он вернул ей маму.

С тех пор как мама вспомнила, что она женщина, а не волчица, рыщущая в поисках пропитания, она совершенно переменилась. Она обратила внимание на Карину и стала с ней разговаривать, с удивлением обнаружив, что дочь, оказывается, успела вырасти. Она научилась непринужденно болтать и смеяться так, что хотелось смеяться вместе с ней. Она перестала экономить каждую копейку и стала выдавать Карине карманные деньги. Втроем они ходили в театры и на выставки и ездили отдыхать на лучшие курорты. От обилия ярких эмоций у Карины кружилась голова, и она не успевала переваривать новые впечатления. Но одно событие затмило все остальные и в корне изменило статус девочки – она стала старшей сестрой! Рождение брата Миши было просто чудом, но чудом настолько правильным и своевременным, что все сразу встало на свои места: мама оставила ненавистную Карине работу и теперь полностью принадлежала детям, бабушка и дедушка разом помолодели и захлопотали вокруг внука, гордый дядя Дима таскал в дом охапками развивающие игрушки и пакеты с «правильной» едой, а сама Карина не могла опомниться от нового, нахлынувшего на нее чувства – чувства безграничной любви и тревоги за крошечное, беззащитное и такое родное существо.

Карина удивлялась сама себе – как можно так сильно любить и при этом не умереть от счастья. Видимо, недостаток эмоций в раннем детстве компенсировался с лихвой при появлении на свет нового и бесконечно значимого для Карины человека. Брат был совсем не такой, как другие люди – он родился самым красивым, самым умным и самым талантливым ребенком на земле. Она научилась купать и пеленать его, кормить с ложечки и вытирать попу. Только Карина могла лучше всех развлечь малыша, уговорить его перестать плакать и улыбнуться. Миша стал для нее и ребенком, и одновременно последней куклой.

Она вела запись достижений брата: когда тому было две недели от роду, он научился самостоятельно держать голову, в месяц приподнимался на руках, лежа на животике, и пытался ползти; в семь месяцев у него прорезался первый зуб, и в это же время он встал на ножки, шатаясь и держась за прутья кроватки; около года начал ходить самостоятельно, и это было просто волшебством. Карина записывала его первые слова, была переводчиком между братом и окружающими, угадывала его желания и болела сама, если он заболевал. Она покупала ему игрушки на свои карманные деньги, учила его говорить, а потом читать. Мама радовалась и удивлялась, открыв в дочери такую способность любить, но еще больше изумлялась сама Карина. Ее словно вывели из оцепенения, из зимней спячки, резко пробудив к жизни и радости.

Несколько лет пронеслось в круговороте обожания, забот, радостных открытий и нетерпеливого ожидания нового дня – дальше еще прекраснее, еще интереснее, еще удивительнее!

А потом появился Он, и все закончилось.

Вениамин Алексеевич Редин проработал на должности штатного психолога в центре социальной помощи населению шесть лет два месяца и восемь дней, после чего его уволили с вышеназванного поста по собственному желанию, а на самом деле в связи с безобразным поведением и грубым нарушением профессиональной этики. Действительно, на него вдруг стало поступать большое количество жалоб от недовольных посетителей, рассмотрев которые, начальство приняло справедливое решение об отстранении Редина от обязанностей, несмотря на прежние его заслуги и рвение. Его подход к решению психологических проблем населения вызывал недоумение, более того – возмущение у сознательных граждан.

Справедливости ради надо заметить, что среди клиентов центра психологической помощи было немалое количество людей довольных и признательных, но жалобы пишутся чаще, чем благодарности, и люди всегда более настойчиво добиваются наказания для нерадивого работника, чем вознаграждения для добросовестного.





Впрочем, нерадивым Вениамин Алексеевич как раз не был. Скорее, он пострадал именно из-за слишком рьяного отношения к делу. Будь он менее участливым, более равнодушным, не столь заинтересованном в результате, ограничься он общепринятыми фразами – может быть, до сих пор просиживал бы кресло в своем маленьком кабинетике. Но нет, потребовался ему нестандартный подход, глубокое погружение… Да, методы Редина действительно были странными. Странными, как вся его жизнь.

Согласно одному из правил работы психологов в Европе и Америке все беседы с пациентами должны записываться на пленку. Записи эти строго конфиденциальны, и слушать их имеет право только сам специалист, в целях выработки правильного подхода к пациенту.

В московском учреждении такое правило тоже существовало. Только пленки предназначались для проверяющих, чтобы осуществлять контроль за населением, а заодно за психологом – вдруг он чушь какую-нибудь несет или вообще вместо работы ерундой занимается. Некоторые из бесед Редина с его пациентами были прослушаны и проанализированы руководством, после чего решение о его увольнении возникло незамедлительно. Предлагаем вниманию читателей некоторые отрывки, красноречиво свидетельствующие о нетрадиционных методах, применяемых им на практике.

Беседа № 1. (На приеме Елена Степановна, бабушка 14-летнего Егора)

В. А.: Присаживайтесь, пожалуйста. Может быть, чаю?

Е. С.: Нет, спасибо. Мне так неловко говорить… Что-то происходит… Не знаю, как начать…

В. А.: Пожалуйста, я вас слушаю. У вас, наверное, неприятности?

Е. С.: Да, а как вы догадались? Впрочем, что это я…. Понятно же…. К вам просто так не приходят. У меня такая беда, доктор, такая беда!